Андрей Дышев - Женат на собственной смерти (сборник)
— Ты с генератором разобрался? — накинулся Саркисян на инженера, который отвечал за всю электрику на базе.
— Вчера на радиостанциях все аккумуляторы сдохли! — переключился Саркисян на связиста. Тот попытался объяснить, что ничего подобного не было, но режиссер не дал ему договорить: — Чтобы на каждой станции по два комплекта было! По два!
Все еще не получив сатисфакции за унижение и страх, которые ему пришлось пережить в прокуратуре, Саркисян засеменил к аппаратной и остановился у наблюдательной вышки. Толстая шея не позволяла ему слишком высоко задрать голову, и Саркисяну пришлось опереться рукой о капот машины и выгнуть спину назад. Но он зря старался. Увидев на верхней площадке Ворохтина, он издал какой-то нечленораздельный звук и поторопился в аппаратную.
— Наделал Саркисян шороху? — спросил наблюдатель, вышедший из будки. В ладони он держал горсть семечек. Лузгая их и сплевывая шелуху под ноги, он оперся о перила рядом с Ворохтиным. — Тепло пошло. Ночью сильный туман будет.
— Вот этого я больше всего и боюсь, — сказал Ворохтин.
— А что его бояться! Это не пожар. И не молния. Сиди себе на полянке у костра, в холодную воду не суйся да по валежнику в темноте не ходи — и цел будешь. Смотри, какой Ботаник умный и осторожный. Рыбу не ловит, по деревьям не лазает. Ковыряется в песке, жрет червяков и радуется жизни. Мне кажется, он пересидит Лагутина. А ты как думаешь?
Ворохтин пожал плечами.
— А я думаю — Ботаник, — продолжал дискутировать сам с собой наблюдатель. — Наши мужики вовсю спорят, пари заключают. Кто на ящик пива, кто на ящик водки.
— У меня к тебе просьба, — сказал Ворохтин и вынул из кармана небольшой сверток. — Это свечи от моторной лодки. Я их выкрутил, чтобы никто ночью с лодкой не баловался. Пусть у тебя будут, мало ли что.
— А ты далеко собрался? — спросил наблюдатель, засовывая свечи в карман.
— В поселок. Посижу в пивнушке, отдохну от «Робинзонады».
— Ну-ну, — с иронией произнес наблюдатель. — Отдохни…
— Но это не все, — прервал его Ворохтин и протянул радиостанцию. — Держи при себе. Не отключайся. Если вдруг поступит вызов, не отвечая, беги к ментам, садись с ними в моторку и гони на Третий, к Ботанику. Чем быстрее, тем лучше.
— А почему именно на Третий? — удивился наблюдатель.
— Вот как причалишь к нему, так узнаешь.
Наблюдатель с подозрением крутил в руках рацию.
— А это что? — спросил он, показывая на маленькую пластиковую бирочку с цифрой 1, привязанную к держателю.
— Это значит Первый остров. Лена пользовалась ею.
— Э-э, нет, — покрутил головой наблюдатель и протянул радиостанцию Ворохтину. — Я суеверный, вещами покойников не пользуюсь.
— Так возьми мою! Какая разница…
Они поменялись станциями. Ворохтин пожал руку наблюдателю и молча пошел вниз. Чтобы избежать случайных свидетелей, он поднялся к лесу и набрал частоту Лагутина.
— Сергей, если сегодняшней ночью ты не заснешь, то, возможно, сохранишь себе жизнь, — сказал Ворохтин спокойно, излишне не драматизируя ситуацию.
— Не совсем понятное, но интригующее предупреждение, — сквозь треск эфирных помех донесся далекий голос Лагутина.
— У тебя опять может быть гость, — пояснил Ворохтин. — Скорее всего это будет знакомый тебе человек из съемочной группы или обслуживающего персонала. Как только ты его увидишь, немедленно дай сигнальную ракету. Немедленно!
— А почему ты решил, что он придет именно ко мне?
— Я думаю, что у вас с Ботаником равные на это шансы. Будь внимателен: убийца может пойти на хитрость и заговорить тебе зубы. Не исключено, что он поздравит тебя с победой и предложит что-нибудь съесть или выпить. Не верь ни одному его слову, даже если это будет Саркисян. Размахивай тесаком и не подпускай его к себе ближе чем на пять шагов. Я буду недалеко от тебя и подъеду быстро.
— Ладно, ладно! — ответил Лагутин, считая, что Ворохтин чрезмерно сгущает краски. — Я смогу за себя постоять, не беспокойся…
Освещенный двумя мощными лампами, Саркисян стоял у озера на фоне кроваво-красного заката.
— Итак, осталось двое, — говорил он в микрофон и короткими толчками дергал головой, что делало его похожим на настороженного петуха. — Два самых стойких и мужественных робинзона вышли на финишную прямую. И ни один пока не намерен сходить с дистанции. Мы с вами являемся свидетелями проявления удивительных волевых качеств. Поединок усложняется не только усиливающимся голодом и холодом. Растут психическое напряжение и тревога…
Безмолвная толпа полукольцом окружила режиссера. В свете ламп порхали серые мотыльки и струился табачный дым. Чуть сгорбившись, словно застыв в поклоне, у треноги с камерой стоял Чекота.
Ворохтин поискал глазами Киру, которая во время сеансов связи обычно околачивалась рядом со съемочной группой. Но песочной штормовки и белого платка нигде не было видно. Пришлось подняться в палаточный городок.
Кира сидела на бревне рядом со своим походным домиком. Она держала на коленях ноутбук и медленно шлепала одним пальцем по клавишам. Рядом с ней трепыхался хилый костерок, и пламя массировало дно алюминиевой кружки, поставленной на два кирпича.
— Здрасьте! — сказала девушка, оторвавшись от творчества. — А я статью заканчиваю. Хотите почитать?
— Нет времени, — ответил Ворохтин, присаживаясь на старую автомобильную покрышку.
— А куда вы торопитесь?
— Жена неожиданно в поселок приперлась. Придется сходить на свидание.
— Жена? — удивленно произнесла Кира и, как могло показаться Ворохтину, с некоторым разочарованием. — А разве… Ну да, действительно…
С неестественной сосредоточенностью она опустила голову, нахмурилась и, прицелившись в какую-то клавишу, ткнула в нее пальцем.
— И долго вы пробудете в поселке? — не отрывая взгляда от экрана, спросила Кира.
— Как положено. До утра.
Кира усмехнулась и снова щелкнула пальцем по клавише.
— Это дурной тон, — сделала вывод Кира, — приезжать к мужу, когда он в командировке.
— Почему? — спросил Ворохтин.
— Мало ли какие у него тут дела… И вообще, все вы врете. И про жену. И про то, что вытаскивание человека из унитаза стоит двести пятьдесят долларов. Вы врунишка похлеще Саркисяна.
Она отставила ноутбук, накинула платок на ручку кружки и сняла ее с огня.
— А ты говорила мне только правду? — спросил Ворохтин, покусывая травинку. — Например, про то, как пробила колесо?
— Вы что! — усмехнулась Кира и поднесла кружку к губам. — Говорить правду в этом царстве лжи? Я ведь журналистка! А знаете, что такое журналистика? Это разговор трех охотников на привале. Врать можно и нужно, но делать это надо правдоподобно и, главное, интересно… Кофе хотите? Или очень торопитесь к своей мифической жене?
— Тороплюсь к мифической жене, — ответил Ворохтин. — Но у меня к тебе одна просьба, Кира. Даже не просьба, а пожелание.
— Валяйте!
— Ночь будет темная и туманная. Со мной всякое может случиться. Я могу нечаянно напороться на сук или утонуть. В общем, не исключено, что меня не станет. Но Саркисян вместе с милиционерами наверняка распустит слух, что я подался в бега.
— Ну! — нетерпеливо произнесла Кира, когда Ворохтин замолчал.
— Попытайся доказать, что это не соответствует действительности. Голову на отсечение даю, что этот материал будет сенсационным и ты заработаешь много денег.
— Договорились, — произнесла Кира, внимательно глядя в глаза Ворохтину, словно пытаясь прочесть его мысли. — Если я правильно вас поняла, вы пришли проститься?
— Как получится…
— Так идите быстрее! — неожиданно громко и сердито сказала Кира и, схватив ноутбук, хлопнула им по своим коленям. — Только от работы отрываете! Скатертью дорога!
И она с силой щелкнула пальцем по клавише.
Глава 38. Добрый совет
Когда начало темнеть, Ворохтин перенес сумку с медикаментами в моторную лодку, спрятанную под обрывом, где она благополучно простояла весь день.
В аппаратной табачного дыма было столько, хоть топор вешай. Бригада готовила очередную подачу. Саркисян был недоволен. Последние выступления Лагутина и Ботаника оказались необыкновенно скучны. Заметно похудевший и изможденный Ботаник занудно рассказывал о том, какой пищевой ценностью обладают слизняки, но так и не продемонстрировал, как он ест эту гадость. Лагутин, который выглядел намного лучше, вел себя как-то странно, поминутно оглядывался по сторонам и нервно постукивал тесаком по стволу березы.
— И это мы будем запускать в эфир? — срывающимся голосом крикнул Саркисян. — Лучше уж вот здесь накрыть столы и заснять, как мы пьем водку и ругаемся матом. Зрителям это понравится куда больше!
