Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое
Дирик захлопнул дверь, но уже не вернулся греться к печурке; он стоял, слушал и ждал; наконец встрепенулся, посмотрел на автомат и опомнился. Ох и глупость он сделал, расстреляв попусту столько патронов! Ну, а если это не глупость? Может быть, стреляя наобум, он как раз и прикончил раненого Сатану? Воя-то больше не слышно.
Он стал устраиваться на ночлег — надо поспать; одну-единственную ночь он проведет еще здесь, а завтра можно будет вернуться к Рубену. Может, вернее всего было бы не задерживаться в бункере ни на минуту, отправляться сейчас же — ведь оставленный след может оказаться роковым. Но после всего только что пережитого Дирик не был уверен в своих нервах, в своих силах. Впервые в жизни при мысли о том, что в ночную тьму и стужу придется одному брести по сугробам, скитаться в чащах тоскливо шумящего леса, Дирик почувствовал, что по спине у него бегают мурашки — явственно, как однажды на сенокосе, когда ему за шиворот забралась мышь и бегала по спине, цепляясь за кожу острыми коготками, пока он не прижался спиной к дереву и не задавил ее... Нет, он не пойдет, отдохнет, выспится и отправится завтра утром.
Вой, подвывания... близко, близко...
— Боже мой, опять! — застонал Дирик. Он больше не хватался за автомат, даже не шевельнулся, стоял — челюсть отвисла, рот был разинут, глаза выпучены; бессознательный взгляд, блуждая по бункеру, поймал отблески на бутылках с самогоном. Дирик схватил ближайшую, стукнул по донышку и стал пить не отрываясь, пока бутылка не опустела. Тогда он схватился за вторую — последнюю.
Было воскресное утро. По лесу шли люди, собравшиеся на волчью охоту. За годы войны хищники размножились, обнаглели; в зимние ночи стаями подходили к опушке, рыскали у хуторов, пытаясь ворваться в хлевы, резали дворовых собак и нападали даже на одиноких ночных прохожих. С этим надо было покончить; лесничие и лесники с большой территории выработали план совместной облавы.
Охотники разбились на несколько групп; лесники вели их с разных сторон к месту облавы.
Лесник Декшениек, шедший впереди своей группы, наклонил голову и прислушался: где-то в лесу раздавался вой. Его слышали и остальные охотники, они переглянулись в недоумении:
— Собака?
— Может, волк? Откуда тут собака?
— Нет, больше похоже на собаку.
Декшениек и его охотники все-таки пошли на вой. Лесник остановился, нагнулся: на снегу виднелись отпечатки больших лап и пятна крови. Собачьи это следы или волчьи? Трудно сказать — лапы слишком глубоко увязали в сугробах; бесспорно было лишь то, что животное ранено: оно шаталось, падало, опять поднималось и тащилось дальше, оставляя на снегу крупные пятна крови.
Охотники рассыпались цепью и двинулись по направлению следа. Впереди еще раза два повторились подвывания.
Охотники достигли болотной низины, здесь уже не было высоких деревьев, лишь местами низкие, корявые сосенки, изредка кусты ракитника, березка.
Декшениек знал, что летом здесь простираются непроходимые топи, а сейчас по снегу можно было идти сравнительно уверенно, остерегаясь только незамерзших окнищ. Лесник двинулся первым, но сразу остановился, замахал рукой товарищам, показывая на что-то. Охотники прибавили шагу: перед ними, то показываясь между сосенками, то исчезая за ними, барахталось на снегу животное с темной шерстью. Собака, не волк — теперь было ясно видно. «Как попала сюда раненая собака? — подумал Декшениек. — Может быть, забрела в трущобу околевать? Животные, чуя свой конец, иной раз уходят вот так. И все-таки странно, почему эта собака бежит от нас?»
Выбравшись на бугорок, охотники продрались сквозь еловый подрост и, пораженные, увидели следы не только собаки, но и человека, притом совсем свежие следы сапог, тяжело, глубоко втоптанные в снег... Утоптанная полянка, груда хвороста. А там, в можжевельнике, вход... Вход в бункер.
Собака лежала на снегу возле кучи хвороста; у нее, наверно, больше не было сил. Животное уперлось передними ногами, стараясь удержать отяжелевшую голову прямо, скалило зубы и рычало в бессильной злобе, хотя люди уже не обращали на него внимания.
Поняв друг друга без слов, они рассредоточилась и окружили бункер. Декшениек, ветеринарный врач Слиеде и помощник уездного прокурора — все трое бывшие фронтовики — осторожно продвигались к кустам можжевельника. Вот она, дверь в бункер. Подойдя к ней вплотную и прислушавшись, они удивленно переглянулись: в бункере были люди, но они, вероятно, крепко спали — явственно слышался громкий храп и хриплое дыхание.
Декшениек осторожно потянул дверь, она легко подалась и отворилась; в лицо леснику шибануло густым перегаром самогона...
Дирика взяли без борьбы, он опомнился лишь, когда его уже посадили, скрутив руки на спине и связав ремнем, как раз затягивали потуже узел. Слиеде и еще кто-то из охотников опознали схваченного бандита с первого взгляда.
Раненого Сатану тоже забрали с собой, хоть это было нелегко. Чтобы собака не кусалась, пришлось закатать ее в Дириково одеяло и так дотащить до дровней, оставленных в лесу.
Пса взял себе ветеринарный врач Слиеде, большой любитель собак. Сатана выжил; ветеринару удалось залечить рану и выходить пса. Это стоило большого труда и терпения, которые не были вознаграждены ни малейшей благодарностью со стороны собаки. Поправившись, Сатана не признавал и не подпускал близко ни одного человека, даже своего спасителя.
Слиеде построил во дворе, против своих окон, загон для Сатаны с высоким забором. Он заботился о собаке, как мог, хорошо кормил ее и в свободные минуты часто стоял у загона, тихим голосом разговаривая с собакой и пытаясь ее приручить.
Сатана наблюдал за ветеринаром издалека, растянувшись на земле в углу загона. На первый взгляд он казался кротким, но это была мнимая кротость: едва Слиеде пытался отворить калитку, чтобы войти в загончик, Сатана вскакивал и с рычанием кидался к калитке, недвусмысленно угрожая напасть на своего спасителя.
Собака не верила больше ни одному человеку и, видно было, уже не поверит никогда.
1
Ничему не удивляться (латин.).
2
Непременное условие (латин.).
