Фридрих Незнанский - Ошибка президента
«Неужели тоже услышали?» — подумал Турецкий.
За один миг он проиграл в голове всю картину: «Есть фотография, где изображены Скронц и Пупотя почти сорок лет назад; давно, конечно, но все же это очень важная нить. Второе: преступники также слышали сообщение по радио, и им оно также показалось важным. Третье: жизнь учительницы русского языка из Князева в опасности».
Что делать?
— А проводили передачу, как всегда, наш бессменный редактор Элеонора Филина... — продолжало нестись из репродуктора.
— И писатель Эдуард Успенский, — эхом подхватил женский голос.
Турецкий подскочил к телефону и стал звонить на радио. Там долго не снимали трубку — воскресенье, черт бы его побрал! Наконец женский голос не очень любезно, но все же без озлобления объяснил, что передача «В нашу гавань заходили корабли» идет в записи и никакого Эдуарда Успенского сейчас на студии нет. Когда же Турецкий попросил дать его домашний телефон, ему значительно менее любезно объяснили, что это не входит в компетенцию радиостанции.
Дальше началась настоящая полоса везения. Турецкому удалось дозвониться до закрытой адресной службы милиции, дежурный сидел там и в выходные и смог сообщить Турецкому интересующий его телефон. Затем оказалось, что Эдуард Николаевич дома и что письмо у него под руками. Так Турецкий выяснил, что учительница русского языка Валентина Андреевна Лисицына проживает в доме номер пятнадцать по улице Алексея Фатьянова.
— Понимаете, — сказал Турецкий, — это очень важная информация. Мы некоторое время назад напали на след преступников с такими кличками, но их никто никогда не видел. Очень может случиться, что они отзовутся и также заинтересуются старой фотографией. Я вас очень прошу, не давайте больше никому этого адреса.
В ответ раздался так хорошо знакомый по радиопередачам насмешливый голос Эдуарда Успенского:
— Вы же не можете по телефону доказать мне, что вы действительно знаменитый Саша Турецкий из прокуратуры. Мне приходится верить вам на слово. А вдруг вы на самом деле и есть этот самый Скронц или Пупотя и не хотите, чтобы адрес попал в руки милиции?
— Разумеется, все может быть, — ответил Турецкий, которому было сейчас совсем не до шуток. — Даже если бы вы увидели меня лично и я предъявил вам свое удостоверение, это и тогда бы не было гарантией того, что я — Турецкий, а не Скронц. Удостоверение может быть и поддельным. Так что как хотите.
— В вашем голосе есть что-то внушающее доверие, — хмыкнул Успенский, — хотя профессиональный мошенник должен как раз очень располагать к себе и выглядеть абсолютно честным, но это я так, между прочим. Я буду нем как рыба, даже если ко мне нагрянут Скронц вместе с Пупотей.
— Спасибо, Эдуард Николаевич, — от всей души поблагодарил его Турецкий.
После этого он позвонил на вокзал и выяснил, что до Князева добираются поездами на Нижний Новгород и он вполне может успеть на «Буревестник», который прибывает в Князев поздно вечером. Это значило, что рано утром Турецкий сможет повидать учительницу.
Турецкий вошел в комнату и стал по возможности тихо собирать все необходимое в дорогу — чистую рубашку, носки, полотенце, зубную щетку.
— Ты куда, Саша? — удивленно спросила Ирина.
— Ирочка, милая, — ответил Турецкий, — мне придется срочно уехать. Сейчас же.
— А как же... Ты же ранен... Я не говорила тебе вчера, но у тебя такой измотанный, уставший вид... Ты гробишь себя, Саша... Мы же договорились, — шептала жена, и ресницы ее мелко-мелко задрожали, а по щеке покатилась слеза.
Это было ужасно. Турецкий чувствовал, что по отношению к своей семье он ведет себя как последний хам, но он помнил, что где-то в неизвестном ему Князеве подвергается смертельной опасности старая учительница, которая знает, кто такие Скронц и Пупотя. И это для него было важнее, чем собственное здоровье, чем тихое воскресенье вместе с семьей, чем даже настроение Ирины.
— Ира, — он посмотрел на часы. У него еще оставалось время, — представь себе, что где-то в другом городе есть старая женщина, которая объявила по радио розыск парня, которого любила когда-то. У нее есть его фотография. А этот парень стал преступником, которого мы ловим и никак не можем поймать.
— Поэтому надо сломя голову к ней ехать, — продолжила Ирина, — раненому, в воскресенье, бросив все, забыв про семью. — Ира еще сдерживалась, но Саша видел, что сейчас она расплачется. Это случалось, хотя и очень редко. — А мы не в счет. Вам непременно нужно поймать его сегодня, а не завтра.
— Я могу остаться, — Турецкий стал снимать пиджак. — Хорошо, давай включай телевизор, будем смотреть «Полосатый рейс» или что вы там хотели... Я буду лежать, поправляться, мне же нужен постельный режим, так ты считаешь? Но если окажется, что учительницу убьют, виновата будешь только ты. Согласна?
— Почему ты уверен, что ее убьют? — шепотом спросила Ирина.
— Думаешь, я один во всей Москве слушал сегодня радио? — спросил Турецкий. — Ну так что, согласна?
— Поезжай, — кивнула головой Ира, — мы с малышкой посидим одни.
— Не горюй! Билет я уже заказал, на сборы еще минут пять, так что на семейную жизнь в нашем распоряжении еще часа четыре.
Тихого домашнего праздника, впрочем, не получилось.
Глава вторая КНЯЗЕВ
1
Турецкий вышел на привокзальную площадь районного центра Князев. Сразу же, с первой минуты, было видно — провинция. Если бы не два-три унылых коммерческих ларька на другой стороне, то можно было бы подумать, что фирменный поезд «Буревестник» перемещал пассажиров не только в пространстве, но и во времени. Вокруг ходили какие-то деды в телогрейках и подшитых валенках, бабка в платке торговала семечками, ловко сворачивая кульки из страничек школьного учебника, громко матерились мужики, слышался смех, пробегали ничейные собаки.
«Нет, это не Рио-де-Жанейро», — вспомнилась Турецкому фраза великого комбинатора.
Он осмотрелся. Большинство пассажиров, вышедших в Князеве, деловито направились в нужном им направлении. Некоторых встречали друзья и родственники, а вот один — явно москвич, с хэмингуэевской бородой и небольшой спортивной сумкой, также оглядывается вокруг, видимо, впервые здесь.
Турецкий подошел к молодому парню, похожему на местного, и спросил:
— У вас есть гостиницы/
— Гостиницы? — протянул парень, «окая» почти как Максим Горький. — У нас только одна.
— Ну и где же она?
— Так вон там, на улице Паркоммуны, — парень махнул рукой куда-то в сторону.
— На улице чего? — спросил Турецкий.
— Паркоммуны, — повторил парень непонятное слово. — Тама вон, направо. Большой такой дом, увидите.
Турецкий послушно повернул направо и скоро вышел на широкую улицу, застроенную трех-четырехэтажными домами. На одном из них удалось обнаружить табличку «Улица Парижской коммуны».
Впереди показалось здание, выглядевшее здесь, в Князеве, довольно импозантно. Гостиница «Волга». Места, разумеется, были, и Турецкий получил листок анкеты, где ему предлагалось написать свои данные и указать цель приезда. Он вздохнул и написал: «Турецкий Александр Борисович». Это только в американских детективах человек, останавливаясь в гостинице, запросто записывается «мистер Смит», у нас же проверяют паспорт. К счастью, профессия в паспорте не обозначена, и, усмехнувшись, Саша вывел: «сотрудник НИИ ППШ», а в графе «Цель приезда» проставил: «По личному делу».
Пока он писал, сзади хлопнула входная дверь. Саша обернулся и увидел, что к столу дежурной подходит хемингуэевская бородка. «И этот сюда», — подумал Турецкий.
Когда бородатый отошел, он подал дежурной паспорт и заполненную анкету, а через пару минут получил ключи от одноместного номера на третьем (последнем) этаже. Телефонов в номерах, естественно, не было, и Турецкий, осведомившись у дежурной, откуда можно позвонить в Москву, отправился по темным улицам разыскивать Главпочтамт, где имелся круглосуточный переговорный пункт.
Он набрал номер телефона Меркулова.
— Константин Дмитриевич, прошу прощения за поздний звонок: днем не смог дозвониться, а сейчас я в Князеве. Выехал срочно, тут есть женщина, у которой имеется ценная старая фотография. Какая? Друзей старушки Арзамасцевой. Да, обоих.
— В милицию местную ходил? В прокуратуру? — спросил Меркулов.
— Нет еще. Я приехал-то в одиннадцатом часу. Может быть, завтра зайду.
— Смотри по обстоятельствам, — ответил Меркулов. — Но помни, что у нас могут быть ушки.
— А что? — насторожился Турецкий. Ему очень не понравился какой-то непонятно игривый тон Меркулова. Тот говорил так только в случае исключительной важности. — Еще что-то произошло?
