Елена Арсеньева - Рецепт Екатерины Медичи
Марика сама не понимает, какая сила заставляет ее снять со стеллажа именно эту книгу. Казалось бы, довольно наигралась она в криптографические и криптоаналитические игры, однако нетерпеливая дрожь пробегает по ее спине, когда она открывает книгу и, почему-то воровато озираясь (ей ужасно не хочется, чтобы Бенеке застал ее на месте преступления), начинает торопливо перелистывать страницы.
У нее в руках нечто вроде энциклопедии символов, принятых с самых древнейших времен. Настоящее сокровище! Какая жалость, что у Марики не было этой книги, когда к ней попала шифрограмма Торнберга. Она сразу бы ее разгадала! Может быть, тогда все сложилось бы иначе… Нет, все сложилось бы иначе, если бы Марика вовремя усмирила свое поистине сорочье любопытство и не вынула ту бумажку из мертвой руки!
Ладно, что сделано, то сделано, и нет ничего более бессмысленного в жизни, чем снова и снова перебирать глаголы в сослагательном наклонении.
Марика не может оторваться от книги. Целая глава отведена рунам. Другая глава — цифровым шифрам. А вот и про свастику.
Так… Это слово в древние времена символизировало благоденствие. Солярный, то есть солнечный, знак, известный самым разным народов, от древних критян до индейцев племени навахо. Чаще всего символизирует солнечный путь по небесам, а концы креста — знаки ветра, дождя, огня и молнии. Свастику почитают и в Японии, и в Китае, и в Индии. В Китае она — также обозначение числа 10 000, символ бесконечности. Еще одна бесконечность! В древних скандинавских мифах свастика зовется молотом Тора. А вот то, о чем рассказывал Алекс, — саувастика, в которой концы креста повернуты против часовой стрелки: символ черной богини Кали, знак мрака, ужаса и смерти, разложения. Ну, в общем-то, Марика не узнала ничего нового, разве что об индейцах навахо и знаке бесконечности.
А, вот еще кое-что интересное. Оказывается, в Европе свастика распространилась с какого-то острова Туле. Существовал он в реальности или нет, сие до сих пор никому не ведомо, потому что описал его некий человек по имени Пифей из Массилии, имевший славу барона Мюнхгаузена античных времен. Якобы этот Пифей посетил остров Ультима Туле — «самую далекую из всех известных земель». От Оркад, Оркнейских островов, он добирался до Туле на корабле пять дней. На острове оказались плодородные земли, обитали там отнюдь не дикари… Больше ничего Пифей из Массилии об острове Туле не написал, зато в позднейшие Средние века германские оккультисты сделали вывод, будто этот остров был частью великого Арктического континента, на котором обитали светловолосые и светлоглазые люди, создавшие развитую цивилизацию. По уровню знаний и нравственности они были приближены к богам, называли себя арийцами — по имени солнечного бога Ария, которому поклонялись и знаком которого была свастика. Людям он являлся в виде орла. На острове Туле сохранялась чистота божественной арийской крови, но другие люди, рассеянные по всей земле, находились в животном состоянии. И когда в результате космической катастрофы ось земная сдвинулась, климат на планете изменился, начались мировые катастрофы и остров Туле канул в бездну океана, спасшиеся арийцы отправились на юг в поисках новых плодородных земель. Было это пятнадцать тысяч лет назад. Пройдя современные земли Скандинавии и Прибалтики, арийцы основались в той части Европы, которая ныне зовется Германией. Однако память о земле предков живет в подсознании истинных арийцев, именно поэтому они считают свастику, символ своей этнической родины — острова Туле, — символом возрождения.
В книге Марика почему-то ничего не находит про свастику, заключенную в треугольник. О, зато есть отдельная статья про треугольник! Перевернутый треугольник символизирует нисхождение эволюции, разложение, провал. Треугольник вершиной вверх — путь к Богу, символ достижения совершенства. То есть, если вспомнить свастику в треугольнике, нарисованную в шифровке Торнберга, можно истолковать как благоденствие и процветание, беспрестанно возрастающее и даже умноженное на бесконечность. А что говорил об этом знаке Торнберг? Якобы он просто нарисовал свастику и заключил ее для наглядности в треугольник. Ничего, мол, особенного его рисунок не означает, и над ним следовало бы изобразить звезду Давида с благодетельной для мира иудейского цифрой 13 … Что-то Марика в последнее время стала остерегаться слепо верить словам герра профессора. И в характеристике Хорстера он категорически ошибся! По неведению или сознательно Торнберг его оклеветал? Ответ еще предстоит узнать, хотя Марика пока слабо представляет себе как. Может быть, среди книг достопочтенного Бенеке найдется учебник «Как читать в душах человеческих»? Картинка на следующей странице Марике тоже знакома. Мальтийский крест Торнберг называл символом высоты духа и человеческого совершенства. Якобы, рисуя его, он пытался дать понять Хорстеру, что, разгадав тайну Екатерины Медичи, тот поднимется на недосягаемые высоты духа… Ну-ка, ну-ка, что бесценная энциклопедия расскажет про такой крест?
Мальтийский крест, называющийся еще восьмиконечным, с самого начала был символом ордена госпитальеров и изображался в виде белого креста на черном фоне. Четыре направления креста означают четыре основные христианские добродетели: благоразумие, справедливость, сила духа и воздержание, а восемь концов — символы тех восьми блаженств, которые были обещаны Христом всем праведникам в Нагорной проповеди. Кроме того, рыцари Мальтийского ордена разделялись на восемь языков, или наций: Прованс, Овернь, Франция, Италия, Аррагония и Каталония, с ними также Наварра, Кастилия с Португалией, Германия и Англия — правда, последняя ветвь существовала лишь до 1540 года, когда владения ордена в Англии были конфискованы Генрихом VIII, а в Пруссии образовалась своя ветвь ордена.
Знак Мальтийского креста, по мнению оккультистов, считается особенно священным, поскольку символизирует ариогерманского богочеловека — высшую форму, которой только может достичь разумная жизнь во Вселенной.
«Что еще за штука такая, ариогерманский богочеловек?! — размышляет Марика. — Он имеет какое-то отношение к выходцам с острова Туле? Подробности не объясняются, подразумевается, что всем сие и так известно. Значит, другие читатели книги — куда более образованные люди, чем я. Хм, кто бы сомневался!»
Марика быстро пролистывает книгу, отыскивая изображение и значение черно-белого квадрата. Торнберг уверял, что это весьма расхожий в семиологии намек на то, что понятия греха и добродетели на самом деле частенько подменяют собой друг друга. Ну да, именно так и вел себя Торнберг — как человек, понятие о нравственных ценностях которого размыто и расплывчато! Кстати, и фон Трот называл профессора весьма сложным человеком, в котором возвышенное и низменное смешаны самым причудливым образом. Не себя ли имел в виду Торнберг, изображая черно-белый квадрат?
— Вас заинтересовала эта книга? — раздается рядом доисторический скрежет, и Марика чуть не подпрыгивает.
— О да, — кивает она. — Скажите, а сколько она стоит?
— Пустяки, сто марок.
— Сколько?!
Ничего себе, пустяки! Да это треть того, что Марика зарабатывает за месяц, а если вычесть налоги, так и вовсе больше половины!
— Для меня очень дорого, — с сожалением говорит она и ставит книгу на место, между «Естественной историей религии» Юма и «Ауророй» Якова Бёме.
— Я понимаю, — мелко кивает своим беленьким паричком крохотный Бенеке. — Но знаете что? Если книга вас заинтересовала, вы можете приходить ко мне в любое время и читать ее. В любое время, когда захотите! А сейчас я вынужден вас огорчить, моя красавица: я не нашел записки дорогой Сильвии! Подозреваю, что ее прибрала куда-то моя кухарка. Видите ли, у меня вечно все теряется — карточки, талоны, разные важные бумаги, счета, а потому все мои документы куда-то припрятывает кухарка. Я без нее ничего не могу найти. А сегодня ее не будет, она отпросилась на два дня съездить в деревню к родственникам. Ее племянница родила ребенка, у них крестины. Как это хорошо, верно, милая барышня? Война, а тут крестины…
— Конечно, хорошо, — от всей души соглашается Марика. — Просто замечательно! Значит, мне нужно прийти через два дня?
— Да-да, — снова кивает белым паричком Бенеке. — Да-да!
Марика прощается и идет к выходу. Хозяин провожает ее до дверей, и она уже берется за ручку, когда в глубине магазина вдруг раздается телефонный звонок. Ого! Да тут, в этой лавке древностей, имеется не только генератор и огнетушитель, но и телефон!
— Прощайте, — бормочет Бенеке торопливо. — Телефон звонит, слышите? Я вас покину, уж не взыщите. Захлопните дверь, хорошо, барышня? Приходите, я жду вас через два дня!
И он со всех своих крохотных ножек бросается к телефону с той почти суеверной почтительностью, которой преисполнены к этому аппарату все очень немолодые и очень одинокие люди. И в трубку он кричит так же громко, как кричат в телефонную трубку все старики, совершенно уверенные, что иначе собеседник их не услышит:
