Гребаная история - Бернар Миньер

— Чего ты ждешь от меня?

— Чтобы ты рассказал о той девушке, которую убили.

— Ты упомянул сына, а не девушку.

— Меня интересует ее дружок…

— Генри?

Ноа будто снова увидел мрачного парнишку с приятелями на парковке у паромного терминала. Однажды тот едва не сбил его с ног в туалете на пароме — и Ноа знал, что парень его заметил. Почему шестнадцатилетний подросток до такой степени держится настороже? Затем он прочел статью в газете…

— У этого парнишки нет профиля на «Фейсбуке» под своим именем, ни одного фото в Интернете — ничего.

— Ты хорошо информирован, ничего не скажешь. Ну и что?

— Тебе это не кажется странным?

Бернд пожал плечами:

— Думаю, у его двух мам очень консервативные взгляды на то, что хорошо, а что плохо для их мальчугана. А у тебя, Ноа, все еще нет детишек? Как там Элизабет?

Рейнольдс промолчал.

— Он воспитан двумя лесбиянками? — спросил он.

Крюгер кивнул.

— Приемный?

Шериф снова сделал утвердительный жест.

— Как они выглядят?

Бернд опять пожал плечами:

— Одна — миниатюрная брюнетка, другая — крупная блондинка. Они держат за городом мини-гостиницу. Блондинка работает в Редмонде, чтобы прокормить семейство… Брюнетка еще играет на виолончели, если это может тебе как-то помочь, — добавил Крюгер, изобразив пантомимой игру на музыкальном инструменте.

— Какой возраст?

— Около сорока…

Ноа почувствовал, что его волнение нарастает. Неужели возможно, чтобы он так легко попал в яблочко?

— Этот мальчишка из числа ваших подозреваемых?

Крюгер поколебался. Он не особенно любил Ноа, но в то же время ничего не имел против него. Рейнольдс в свое время был хорошим полицейским.

— Более того, он у меня подозреваемый номер один, — сказал он.

— Поясни…

— Девчушка была беременна.

Труднее всего Ноа оказалось скрыть, что кровь бросилась ему в лицо. Внезапно он почувствовал покалывание в ногах. Боже мой, кто говорит «эмбрион», говорит… ДНК!

— А вскрытие? Кто им занимался?

— Шац.

Сегодня точно его день! Доктор Фрейзер Шац, главный судебно-медицинский эксперт службы судебной медицины округа Снохомиш. Несколько раз Рейнольдс работал с ним, когда был полицейским убойного отдела. Они всегда хорошо ладили. В нем легко угадывался компетентный специалист. Вопрос буквально жег Ноа губы. Но его следовало задать как можно небрежнее, как если б речь шла о малосущественной детали.

— Если она беременна, полагаю, вы пытаетесь узнать, кто отец…

Бернд в упор посмотрел на него.

— Я не вчера на свет родился, Рейнольдс. Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь. Да, мы храним ДНК эмбриона, и да — мы собираемся осуществить отбор проб, чтобы сравнить ее с ДНК всех жителей острова мужского пола. Как только сверху дадут разрешение. В этом смысле у них немного заедает. Что касается остального, я не хочу ничего знать о том, чем ты занимаешься, понятно? Обсуждай это с Шацем, хорошо? Если немного повезет, он будет в хорошем настроении. Я абсолютно не в курсе, и этого разговора не было.

Сказав это, Бернд Крюгер положил купюру на стол, встал и покинул бар.

24. Ночь

В эту ночь я вышел в море. Мне было необходимо размяться. Гроза резко успокоилась, оставив после себя спокойную водную гладь, как это часто бывает на островах. Я слышал, что мамы спят, и прокрался наружу. Каяк я дотащил до самого берега.

Косатку я не увидел. Я спокойно греб, не напрягая силы из-за боли, которая просыпалась при малейшем движении; мой каяк скользил по черным водам с почти неразличимым шипением. Не было никакого другого шума, кроме легкого плеска воды о скалы; я был тенью среди теней. Я обогнул мыс Лаймстоун-пойнт, поднял глаза к самой верхушке маяка над металлическим основанием и заметил расколотое стекло. Птица… Не первая, не последняя. Каждый год, привлеченные мощным фонарем, буревестники гибнут, становясь жертвами своей любви к свету.

Ночной холод был резким; луч маяка разрезал темноту, будто большой разделочный нож. Я оставил его позади.

Теперь ночь разворачивалась передо мной всеми оттенками черного цвета, серого и голубого — холодного и гнетущего. Маяк на оконечности острова; вокруг расстилается пролив и с другой стороны — черные силуэты Оркас-Айленд, Крейн-Айленд и Шоу-Айленд. Здесь я знал каждый ручей, каждую скалу. Хорошо знакомый пейзаж успокаивал меня — вдалеке от видеокамер, обвинительных страничек на «Фейсбуке» и подозрений полиции. Почти такие же неощутимые, как армия привидений, деревья леса проскальзывали на берегу в темноте.

Одновременно с этим, двигаясь под небом, усеянным звездами, я пытался понять, почему Наоми начала расследование касательно меня без моего ведома и какое отношение имели результаты расследования к ее смерти. Я снова подумал о шантажисте… Может быть, убийца именно он? Наоми разоблачила его? «Это кто-то такой, кого не заподозришь», — как сказал Хардинг. Мне казалось, что тот, которого мы ищем, похож на кота: молчаливый, незаметный, он проходит близко и неслышно. Этот субъект все время, постоянно здесь, каждую минуту, но на него не обращают внимания. И он был на пароме…

В этот самый момент что-то большое, молчаливое и быстрое задело мою лодку почти у самой поверхности, чтобы затем снова погрузиться в темные глубины вод. Его появление вызвало звук — короткий и будто шелковистый, а затем снова наступила тишина. Вот такой и человек, которого мы ищем: тень, она всегда рядом, никогда не удаляется, непредсказуемая. Пришедшая из глубин наших страхов и наших секретов. Я вздрогнул и описал круг, чтобы вернуться.

Уже оказавшись у себя в комнате, сел в изголовье кровати, собрал вокруг себя подушки и покрывала, словно для защиты от внешнего мира, спрятав подбородок под лоскутное одеяло, будто мне десять лет. Мне казалось, что на стенах снова