Эллери Куин - Светильник Божий. Календарь преступлений

— Где свет, черт побери?! — крикнул Вели. — Мисс Портер, поверните выключатель!

— Я не могу его найти! — захныкала Никки.

— Остальным не двигаться с места! — рявкнул инспектор.

— Бросьте нож, — приказал Эллери напряженным голосом. — Бросьте… — Послышался звон, а потом плач. — Единственный, кто мог пробраться впотьмах через этот лабиринт, ничего не задев, — продолжал Эллери, дыша немного быстрее обычного, — это тот, кто еще до вечеринки подготовил себе маршрут — иными словами, тот, кто этот лабиринт создал. Для этого требовалось фотографически запечатлеть в памяти все препятствия и долго практиковаться, но нам сообщили, что вы весь день провели в номере одна, моя дорогая, делая приготовления к вечеринке.

— Нашла! — крикнула Никки и включила свет.

— Думаю, — мягко обратился Эллери к девушке, которую он крепко держал, — вы чувствовали, что кто-то должен отомстить за честь Трентов, Люси.

Ноябрь

— А теперь, — продолжал Эллери, — каковы же факты, касающиеся этой народной сказки, этого полумифа, этой исторической «утки»? Факты, моя дорогая Никки, таковы. Хорошего урожая не было. Да, они засеяли кукурузой двадцать акров земли, но напомню, что кукурузу украли у индейцев. И если бы не Тисквантум…

— Тис… кто? — спросил инспектор Квин.

— …более известный под искаженным именем Скванто, то у них вовсе не было бы урожая. Он израсходовал последние запасы семян, чтобы научить наших тупоголовых предков сажать кукурузу как надо.

— Но вы не можете отрицать, что они заслужили отдых, дабы «возрадоваться» вместе!

— Я отнюдь не желаю искажать факты, — с достоинством ответил Эллери. — Совсем наоборот. У них была отличная причина «возрадоваться», так как некоторые из них все еще были живы. Скажите: кто принимал участие в этом первом американском празднике?

— Ну, пилигримы,[139] — с сомнением произнес инспектор Квин.

— Полагаю, ты скажешь мне, что, пока одни из наших почтенных предков весело пировали, другие спасались от индейских стрел?

— Судя по картинке в учебнике истории, так оно и было, — с вызовом сказала Никки.

— Однако факты свидетельствуют, — усмехнулся Эллери, — что в ту осень 1721 года колонисты состояли в настолько хороших отношениях с индейцами, что самыми веселыми на празднике были Массаоит из племени вампаноагов и его девяносто воинов — к тому же весьма голодных. А скажите вот что: каково было меню этого исторического торжества?

— Индейка!

— Клюквенный соус!

— Тыквенный пирог!

— И так далее, — закончил инспектор. В тот день он оставался дома, так как принимал у себя мистера Гриппа, и был самым негостеприимным хозяином в Нью-Йорке, покуда Эллери не пробудил в нем красноречие. Но теперь он начисто позабыл о незваном госте.

— Согласен на «и так далее», — снисходительно промолвил Эллери. — Если они и ели индейку на том празднике, то в анналах о ней не упомянуто. Да, в болотах было немало клюквы, но сомневаюсь, чтобы леди-пилигримы знали, что с ней делать. И думаю, что позеленевшие от морской болезни дамы, которые сошли на берег с «Мейфлауэра»,[140] едва ли догадывались о наррангасеттских кондитерских ресурсах.[141]

— Только послушайте его, — ухмыльнулся инспектор.

— Очевидно, — предположила Никки, — они просто сидели и жевали старую кукурузу.

— Ничего подобного. Меню было королевским, учитывая то, что им долго пришлось сидеть на диете из червивой пищи. Они жадно поглощали угрей…

— Угрей?!

— А также моллюсков, оленину, водяную дичь и тому подобное. Ну а на десерт — дикие сливы, сушеные яблоки и — увы! — вино из дикого винограда, — печально произнес Эллери. — Сколько, по-вашему, продолжался этот первый День благодарения?[142]

— Сколько он мог продолжаться? Один день!

— Три дня. А почему мы празднуем День благодарения в ноябре?

— Потому что…

— Потому что пилигримы отмечали его в октябре, — заключил Эллери. — Перед вами еще один жуткий пример искажения истории — еще один образчик нашего национального тщеславия. Если мы должны отмечать День благодарения, то давайте возблагодарим краснокожих, чью землю мы отняли. Давайте придерживаться фактов!

— Вы просто старая говорящая энциклопедия, Эллери Квин! — воскликнула Никки. — Меня не заботят ваши драгоценные «факты». Все, что я хотела, это отнести на День благодарения корзину с индейками и клюквой этим людям в Истсайде, что я делаю каждый год, так как они слишком бедны, чтобы завтра достойно пообедать в праздник. Тем более, что в этом году цены подскочили до небес и в стране много беженцев, которые должны изучить американские традиции. Кто же их научит, если не… К тому же один из них индеец!

— Почему же, Никки, вы сразу не сказали, что один из них индеец? — посетовал Эллери, опускаясь на пол рядом с Никки, которая, плача от злости, колотила по ковру. — Это ведь все меняет. — Он вскочил на ноги, внезапно проникаясь духом Дня благодарения. — Индейки! Клюква! Тыквенные пироги! Немедленно к мистеру Сисквенки!

Дело красноречивой бутылки отличалось особой мерзостью, достигшей апогея в самой мерзейшей из всех мерзостей — убийстве, однако сомнительно, что, даже если бы Эллери был прямым потомком матушки Шиптон,[143] кто-нибудь смог бы отменить благотворительную экспедицию или еще каким-нибудь образом испортить этот сверкающий день.

Ибо мистер Сисквенки из лавки за углом сделал несколько блистательных предложений относительно содержимого корзин, лицо мисс Портер сияло все ярче и весь Манхэттен сверкал в снежном праздничном одеянии, когда древний «дюзенберг» Эллери медленно продвигался по Истсайду.

Эллери таскал тяжелые корзины по средневековым коридорам, пока у него не заболели руки, но протестовала только плоть — на душе становилось все легче, когда они стучали в двери О'Кифов, дель Флорио, Коэнов, Уилсонов, Олсенов, Уильямсов, Померанцев, Джонсонов и слышали радостные крики маленьких Пэт, Сэмми, Антони, Ольг, Кларенсов и Петуний.

— Но где же индеец? — осведомился Эллери, когда они сидели в машине и Никки сверялась со списком.

Солнце клонилось к закату, по «дюзенбергу» ползали многочисленные маленькие оборвыши, но день все равно был замечательный.

— Вот, — сказала Никки. — Орчард-стрит. Она, конечно, не настоящая индианка, Эллери, но в ней есть кровь индейцев — кажется, ирокезов. Она последняя в списке.

— Ну, я не уклоняюсь от визита, — нахмурился Эллери, ведя старый «дюзи» сквозь юность Америки. — Правда, я бы хотел…

— Заткнитесь. Мамаша Кери — симпатичнейшая старая леди. Она скребет полы, чтобы заработать на жизнь.

Но в доме на Орчард-стрит, под пожарными лестницами, они обнаружили только дворника.

— Старая карга здесь больше не живет, — сообщил он.

— О боже! — огорчилась Никки. — Куда же она переехала?

— Я только знаю, что вчера она неожиданно убралась отсюда со своим барахлом. — Дворник сплюнул, едва не попав на туфлю Никки.

— А вам известно, где работает старая леди? — спросил Эллери, едва не попав ногой по ботинку дворника.

Тот поспешно убрал ногу.

— По-моему, она постоянно прибирает в забегаловке какого-то лягушатника возле Канал-стрит.

— Вспомнила! — воскликнула Никки. — Ресторан Фуше, Эллери. Она работает там много лет. Поехали туда — может, там знают ее новый адрес.

— Поехали! — весело согласился Эллери, который был настолько очарован чудесным днем, что внутренний голос на сей раз подвел его.

Ресторан Фуше находился совсем рядом с Канал-стрит, в нескольких кварталах от Главного полицейского управления. Зажатый между пуговичной фабрикой и конторой судового поставщика, он казался испуганным проносящимися мимо машинами. Внутри обнаружилось несколько круглых столиков, покрытых клетчатыми клеенками, бар, стены, украшенные довоенными французскими рекламами путешествий, резкий, острый запах и кассирша по имени Клотильда.

На большой груди Клотильды красовалась большая камея, в волосах — большая черная бархатная лента, а во рту — большой золотой зуб.

— Старуха, которая здесь убирает? — переспросила она, сверля Никки проницательными черными глазами. — Узнайте у месье Фуше. Он сейчас придет.

— Если пилигримы могли есть угрей, — бормотал Эллери, просматривая меню, — то почему бы нам не съесть escargots?[144] Никки, давайте пообедаем здесь.

— Ну, — с сомнением промолвила Никки, — раз уж нам все равно придется ждать мистера Фуше…

Официант с длинной унылой физиономией проводил их к столику. Эллери начал горячо обсуждать с ним меню, но Никки не обращала внимания — она была слишком занята обменом краткими женскими взглядами с Клотильдой. Дамы явно друг другу не понравились. Клотильда не сводила глаз с Никки, и той стало не по себе.