Барбара Вайн - Книга Асты
— Ты имеешь в виду, что вы перекраиваете историю?
— Иногда приходится приглаживать некоторые события, — ответила она. — Только подумай, какие ужасы там произошли, — я не собираюсь все это показывать. Хочу исключить неприятные вещи.
— Вилла «Девон» неприятна?
— Еще не решила. Я ее не видела. Но я знаю, что это большой великолепный дом, хотя он знавал и лучшие дни, еще когда Мэри Гайд въехала в него. Однако это не то место, где людям хотелось бы жить.
Тогда на этом разговоре все и закончилось. Поддавшись порыву, я обещала, что поеду с ней, хотя до сих пор говорила, что мне это неинтересно.
Теперь совсем другое дело. Мое отношение к ней изменилось, и я не возражала провести день в ее компании. Сейчас, когда я поняла, кем считала себя Свонни в последние годы, пусть даже нет никакой вероятности, что это правда, мне захотелось увидеть дом, где жила маленькая Эдит.
Кэри как продюсер предполагаемого сериала уже встречалась с хозяином первого и цокольного этажей виллы «Девон», а также с хозяином квартиры на втором этаже. Третий и четвертые этажи временно пустовали, владельцы уехали в Марокко, но у жильцов нижнего этажа был ключ, и они обещали показать комнату, где обнаружили тела Лиззи и Мэри.
Кэри не ошиблась, говоря, что дом великолепен. Это была бы величественная постройка, но запущенная территория вокруг портила вид. Хорошо сохранились терраса в стиле викторианского классицизма, которую скорее можно ожидать увидеть в Бейсуотере, высокие подъемные окна, гладкий оштукатуренный фасад, ступеньки перед входной дверью внутри портика с колоннами. Но виллу «Девон» переименовали в «Девон-корт», и на входной двери теперь красовались три звонка. Я начала понимать, что имела в виду Кэри, говоря о неприятных вещах, как только женщина, представившаяся Брендой Кёртис, позволила нам войти в ее квартиру. Едва за нами захлопнулась входная дверь и улица с ее шумом осталась за ней, нам показалось, что мы попали в один из многоквартирных домов, расположенных по соседству с домом Свонни на Виллоу-роуд.
Холл выглядел многообещающе. Здесь до сих пор в первозданном виде сохранился красный мраморный пол, описанный Вард-Карпентером в своем очерке, не изменилась и балюстрада лестницы. Деревянные панели на стенах тоже остались с прошлого века, их по-прежнему украшала резьба из стилизованных листьев и цветов. Но их, конечно, выкрасили в белый цвет, который Мэри Гайд сочла бы уместным лишь в ванной, и нетронутыми остались только перила из красного дерева. В квартире Бренды Кёртис и ее мужа, где раньше были две большие комнаты, из которых сейчас сделали три, мы чувствовали себя словно в современном доме, построенном в неогрегорианском стиле, с арками, альковами, нишами и неуместной узкой лестницей, ведущей на цокольный этаж, которым также владела чета Кёртисов.
— Не думаю, что захотела бы жить на третьем этаже, — сказала миссис Кёртис, когда мы спускались вниз, где раньше была каморка Флоренс Фишер. — Хозяева — мистер и миссис Мэннеринг — надолго уезжают, возможно их это не беспокоит. К тому же у них была навязчивая идея сохранить все вещи того времени. Там, конечно, все отремонтировано, но они ничего не поменяли. Они спят в той самой комнате, понимаете? — Она многозначительно посмотрела на нас. — Ну, в той, где нашли тела. Я бы не стала.
Мы пробормотали что-то вроде:
— Да-да, конечно, мы тоже.
— Когда мы приехали сюда семь лет назад, внизу все оставалось, наверно, как при Ропере, когда он здесь жил. Цокольным этажом владела старая женщина. Она жила здесь одна с тридцати лет до самой смерти, но не думаю, чтобы хоть раз побелила стены. Все было не так, как сейчас. У нее на кухне царил беспорядок, прямо как при Мэри Гайд. Когда мы приехали, здесь была уйма черных тараканов. А еще маленькая комнатка, не больше стенного шкафа, где спала та бедная служанка. И буфетная в этом углу, ближе к наружной стене. Представляете, там все еще стоял котел для мытья посуды, ужасный глиняный котел с деревянной крышкой. Агент сказал, что это коллекционная вещь, как и кухонная плита, но мы все выбросили. Теперь здесь просторно, много воздуха, так что вы не сможете представить, что здесь было.
Французское окно кухни выходило в сад, обнесенный стеной. Сад зарос цветами, на краю пруда, между двумя каменными вазонами с лавровыми деревьями, сидел полосатый кот. Казалось, только стены сада остались прежними. Высотой десять футов, из коричневого кирпича, почерневшего от давнишней копоти. Сохранилась и клумба, где полиция нашла хлебный нож. Сейчас на ней теснились карликовые хвойные деревья.
Эдит не выходила у меня из головы, но женщина права. Представить, что она сидит за столом, ест кашу, в то время как служанка суетится рядом, в этой кухне просто невозможно. Вероятно, раньше в ней было газовое освещение, так как даже июльским утром сюда почти не проникал дневной свет. Но вероятно, что здесь были еще окна, одно или два. Однако и это трудно представить.
Прежде чем подняться на второй этаж, мы постояли у подножия лестницы, после того как с радостью оставили миссис Кёртис в ее квартире. Я думала об Эдит, пытаясь представить, как она карабкалась вверх по этим ступенькам в последний раз, с трудом преодолевая их на своих коротеньких ножках, а потом исчезла из виду, добравшись до верхнего этажа.
Мы прошли уже половину пролета, когда владелец второго этажа, видимо услышав наши шаги, появился на площадке.
— В это время вы ее не увидите, — сказал он.
— Кого не увидим? — спросила Кэри.
— Эдит.
По нашим округлившимся глазам он понял, какой эффект произвели его слова, и порадовался этому:
— Шутка, леди, просто шутка. Не смотрите так испуганно. Лично я никогда ее не видел, а живу здесь уже десять лет.
— Привидение?
— Так говорят. Миссис Мэннеринг клянется, что видела ее однажды. «Разбавляйте водой получше», — вот что я ей сказал. «Вы с ума сошли, — ответила она. — Вы же знаете, я не пью. Но я видела ее на лестнице прошлой ночью, я выходила незадолго до полуночи». — Видимо, он рассказывал эту историю не один раз и, похоже, выучил все наизусть. Пожилой джентльмен, он жил в одиночестве и, надо думать, сделал пересказ этой истории о собственном домашнем привидении лучшим развлечением в своей унылой жизни. — «Я была внизу в холле, — говорила она мне, — и когда посмотрела вверх, увидела, как ребенок карабкается по ступенькам».
— А что было дальше? — спросила Кэри.
— Ничего. Миссис Мэннеринг сказала, что привидение исчезло за поворотом, и больше она его не видела. Если хотите знать точнее, привидение повернуло направо. Миссис Мэннеринг уверяла, что видела его еще раз, а затем эта миссис Кёртис, что живет внизу, тоже что-то видела. Она так завопила, хоть и не сказала почему, и теперь больше никогда не выходит за порог своей квартиры, когда стемнеет.
Все это очень понравилось Кэри. Могу предположить, что она черпала из его рассказа идеи для своего фильма. Я порадовалась за нее, и мысленно очень тепло пожелала ей удачи. Именно тогда я поняла, что мы снова друзья. Меня больше не тревожил Дэниэл. Ни он, ни воспоминания о нем, ни то, что Кэри увела его у меня. Его образ потускнел, он стал для меня просто человеком, которого я когда-то знала. Ее участие во всем этом больше не имело значения, потому что теперь у меня был Пол.
Я взяла Кэри под руку. Похоже, она не удивилась и сделала то, что обычно делают люди, когда им нравится, что вы держите их под руку, — прижала мою руку локтем к талии. Может, ей показалось, что история о привидении напутала меня? Мы вместе прошли в квартиру, в спальню, которая прежде была комнатой Эдит. Мистер Вагстафф гордо стоял рядом, радуясь, что от прошлого здесь ничего не осталось. В окнах появились двойные рамы, стены оклеены обоями персикового цвета с бархатистыми выпуклыми розами.
Третий этаж был совсем другим. Миссис Кёртис вновь оказалась права, здесь мало что изменилось с прежних времен. Большинство вещей бережно сохранили, а что не удалось сберечь, заменили точными копиями. Все светильники выглядели, будто работают так же, как в конце девятнадцатого века. Настольные лампы переделали из керосиновых, на люстре установили плафоны из травленого стекла, какие обычно использовали в газовых светильниках. Рейки, на которых крепили картины, тоже остались на прежних местах, но я сомневаюсь, что роспись на потолках этого этажа в виде цветов и фруктов сохранилась с прошлого века. Скорее всего, она появилась уже при Мэннерингах.
На верхнем, четвертом этаже все было покрыто тонким слоем пыли.
— Вряд ли поддерживать здесь чистоту входит в обязанности мистера Вагстаффа, — шепнула мне Кэри.
Было душно, пахло пылью, тряпками и бумагой, как всегда пахнет в помещении, которое давно не проветривалось.
Мэннеринги заполнили комнаты всяким хламом рубежа веков, среди которого выделялось несколько неплохих предметов эпохи короля Эдуарда. Черный кожаный диван, набитый конским волосом, очень напоминал диваны из вокзального зала ожидания. На нем, должно быть, можно сидеть, только ухватившись за подлокотники, иначе соскальзываешь. Малиновые бархатные портьеры выглядели так, словно нуждались, чтобы здесь появилась Флоренс Фишер и выколотила их одним из сваленных тут же веников. Все стены увешаны старыми фотографиями и сепиями в искусно выполненных рамках. Подобные фотографии можно увидеть в пабах, где хозяин думает, что так положено. Я уверена, что ни одного родственника Мэннерингов на фотографиях нет и, скорее всего, они приобретены в лавках старьевщиков. Но странно думать, что, в отличие от картин, это реальные люди, которые жили когда-то, были чьими-то любовниками, мужьями, женами, матерями и отцами. Они ходили к фотографу, остались довольны или недовольны результатом, а то и просто равнодушны к нему. И вот они, почти сто спустя, висят здесь — своего рода бессмертие, только подозрительное. Ибо тот, кто купил, вставил ваш портрет в рамку и повесил его на стену, сделал так не потому, что вы прекрасны, добры, умны, привлекательны, а потому, что это забавно. И гости, глядя на фотографии, спрашивают: кто эта экстравагантная женщина или тот необычный мужчина? Посмотрите на их одежду, прически. Как вы думаете, они считали, что выглядят красиво?
