Наталья Солнцева - Танец семи вуалей
– Я знала… что рано или поздно… все закончится. Я… не хотела, – простонала танцовщица. – Не хотела их убивать…
Лавров с трудом скрыл удивление. Он ожидал чего угодно – истерики, буйства, обморока, – но только не признания в убийстве.
– Как вы это делали?
– Не помню… я ничего не помню…
– Вам придется вспомнить, – с нажимом произнес он. – Рассказать все подробности.
Глаза Шехерезады горели отчаянием и безысходностью.
– Он обещал помочь мне…
– Кто? Оленин?
– Нет… Визирь. Он называл себя Визирем. Я вдруг увидела в нем своего отца…
Ее речь становилась отрывистой и путаной, язык заплетался. В ее больном рассудке все сместилось, полетели все предохранители.
– Отца? – переспросил Лавров. – Позвольте, но…
– Возраст не имеет значения! Шехерезада была дочерью визиря, понимаете?
– Вы спали с собственным отцом?
Лаврову вспомнился портрет Фрейда в приемной Оленина. Основатель психоанализа был прав насчет дочери, которая подсознательно мечтает о сексе с родителем? Черт…
– Когда он назвал себя Визирем, я решилась безоговорочно подчиниться ему, – призналась Халилова. – Это произошло само собой. Наши отношения быстро развивались, и мы стали любовниками.
Лавров протянул ей тот же снимок Карташина, который до этого показывал менеджеру.
– Это он?
Стриптизерша задрожала и поникла. Неужели он предал ее? Кумир и покровитель, хозяин и возлюбленный в одном лице.
«Карташин нашел ее слабое место, – подумала Глория, слушая этот сбивчивый, причудливый диалог Шехерезады и Лаврова. – Он не промах, этот Визирь. Высший сановник при дворе восточного владыки. Кто же его господин?»
– Вы от него узнали, где меня искать? – спросила Халилова, не отрывая глаз от фотографии.
Лавров на всякий случай кивнул.
– Но почему? Почему он отрекся от меня? – стенала она. – Из-за моей вчерашней неудачи? Он попросил меня кое-что сделать, а я… все испортила. Но я бы объяснила ему… я бы…
Ей было трудно дышать, губы дрожали. Глория заметила на гримерном столике бутылку с водой, налила в чашку и подала Халиловой.
– Выпейте… и не волнуйтесь так. Мы вам не враги… Вы с Карташиным познакомились здесь, в «Серале»?
– С Карташиным? Вот, значит, его настоящая фамилия… Да, мы встретились в клубе. Он говорил, что искал именно меня… Я… у меня проблемы. Я впервые смогла поделиться с другим человеком своей бедой. Я страдаю галлюцинациями и временной потерей памяти. Вдруг проваливаюсь куда-то и… ничего не помню. Понимаете? Совсем ничего…
– Это часто бывает?
– Нет… иногда. Без всякой причины. Вдруг – раз! – и целый кусок времени выпал… Я очень боюсь таких провалов. Ведь я не имею понятия, где нахожусь, что делаю. Я не отвечаю за свои поступки…
– Как давно вы с ним познакомились?
– С Визирем? – она задумалась. – Больше двух лет назад. С тех пор он – моя единственная надежда…
– Надежда на что?
– На выздоровление… жизнь, счастье…
– Он пообещал вам выздоровление?
– Да… если я во всем буду его слушаться. И поначалу мне действительно полегчало. Он сказал, что нельзя сдерживать внутреннего демона… что его необходимо выпустить на свободу…
– И вы – выпустили?
– Я дала себе волю… позволила той второй женщине существовать…
– Графине Олениной?
– Вам и это известно…
Она рассказывала о жене графа, о ее любовнике, о том, как та пыталась покончить с собой… а потом попала в клинику для душевнобольных. И все из-за мужа, который изменял ей с горничными и поклонялся эротической танцовщице…
– И вы убивали этих горничных? – вмешался Лавров. – Я не помню… – прошептала Халилова. – Я не помнила тогда… и не помню сейчас…
Образ сумасшедшей графини слился в ее сознании с собственным образом – исполнительницей стриптиза Шехерезадой. А Таисия Халилова совершенно потерялась.
– Первый раз это случилось… два года назад… – призналась она.
– Вы убили Ларису Серкову? Ассистентку Оленина?
– Я не понимаю, как я смогла…
Лавров решил оживить ее память.
– Лариса любила гулять по тем самым улицам, где когда-то прогуливалась графиня… – начал он. – Вы подкараулили ее, подкрались сзади, накинули веревку…
– Я не помню! Не помню…
– Вероятно, вы приняли ее за горничную, за которой волочился ваш муж… – не унимался начальник охраны. – Задушили и спрятали тело в подвале… а вчера вам захотелось поглядеть на труп. Убийцу зачастую тянет на место преступления.
– Я ничего не могла вспомнить…
– Как же вы нашли подвал?
– Мне Визирь показал… он велел… привести туда Оленина…
– Зачем?
– Чтобы… чтобы он ответил наконец за смерть несчастной девушки… Это ведь из-за него погибла Лариса! Я не хотела… просто он не оставил мне выбора… Я должна была наказать ее! Наказать…
Дико звучали эти слова в маленькой комнатке, полной ярких блестящих нарядов восточной танцовщицы, запахов грима и духов.
– Если вы ничего не помните, как вы вообще узнали об убийстве Серковой? – спросила Глория.
– Мне Визирь сказал… он нашел меня возле трупа… и сам спрятал тело…
– Вы ему поверили? У вас не возникло ни малейших сомнений?
– Зачем ему обманывать? Он сделал это ради меня…
Халилова пыталась осмыслить события двухлетней давности, посмотреть на них под другим углом. Слова Глории встревожили ее.
– Вы думаете, он мог… Не-е-ет! Я же сама убедилась! Я нашла в кармане застежку…
– Какую застежку?
– От блузки той девушки… она была покрыта дешевой позолотой и обсыпана мелкими камешками. Стекляшками. Очевидно, мне захотелось взять ее себе…
«Карташину ничего не стоило оторвать застежку и сунуть в карман глупышки Халиловой как безусловное доказательство ее вины», – подумал Лавров.
Они с Глорией переглянулись. На сей раз их мнения сошлись.
– А что вы взяли на память о второй жертве? Тоже застежку?
– Да… – удивленно вымолвила Шехерезада. – От рукава… довольно невзрачную.
– И вы опять обнаружили ее в своем кармане?
– Да…
– Карташин принимал в этом участие?
– Он сам посоветовал мне проверить карманы… Увидев застежку, я пришла в ужас.
– Карташин сказал вам, что это застежка от рукава пальто убитой Марины Стешко?
Халилова, закусив губу, кивнула.
– Куда вы дели эти застежки? – спросил Лавров. – Выбросили?
– Карташин посоветовал ей спрятать их подальше, – ответила за стриптизершу Глория. – Верно?
– Он вам все рассказал… – простонала та. – Он не простил мне последней оплошности… Что теперь со мной будет? Меня посадят?
– Вряд ли, – успокоил ее Лавров. – Вы больны. Вам нужно лечиться.
– Я не хочу в клинику!
– Куда вы спрятали застежки?
– Они здесь… – Халилова тяжело поднялась, подошла к шкафу с костюмами и достала атласный тюрбан. – Я зашила их под подкладкой.
– Позвольте…
Лавров взял у нее тюрбан, оторвал подкладку и вытащил на свет целлофановый пакетик с «главными уликами». Внутри пакетика виднелись те самые предметы, о которых говорила молодая женщина.
– Вы мне не верите? – криво улыбнулась она. – Мне больше нечего скрывать. Раз он предал меня… мне ничего не остается, кроме смерти.
– Умереть вы всегда успеете! Это Карташин посоветовал вам обратиться к Оленину?
– Да… после второго убийства у меня началась депрессия. Он сказал, что во всех моих бедах виноват Оленин и что он обязан вытащить меня из дерьма, куда я вляпалась по его милости.
В ее речи начали проскакивать грубости и агрессивные нотки. Карташину каким-то образом удалось убедить ее в том, что доктор – причина всех ее несчастий. Интересно каким?
– Он сказал вам, что в прошлом Оленин был вашим мужем? – спросила Глория. – И совпадение фамилий тому подтверждение? Он водил вас на улицу, где вы якобы жили в прошлом веке? Показывал тот самый дом? Халилова кивнула, накручивая на палец кончик пояса от халата.
– Он говорил, что прошлое догоняет нас… и что мы несем в себе проклятие.
– Почему вы ему поверили?
– Его слова во многом совпадали с моими мыслями… – призналась стриптизерша. – Он показался мне провидцем. И потом… в кабинете Оленина я увидела маленькое фото в рамочке… Это была Ида! Я узнала ее!
Лавров и Глория снова переглянулись. В стеклянном шкафу, где доктор хранил книги и папки с научными разработками, действительно стоял снимок в рамочке. Вернее, репродукция с довольно известной фотографии Иды Рубинштейн.
Когда Лавров, прикидываясь пациентом, осматривался в кабинете психоаналитика, то заметил этот снимок, но принял его за изображение какой-то медицинской дамы. В кабинете Оленина было много портретов, больших и маленьких. Светила психиатрии, писатели, среди которых он узнал лишь Достоевского.
– Карташин посоветовал вам рассказать доктору о своих бредовых видениях? – донесся до него вопрос Глории, обращенный к Халиловой.
