Наталья Солнцева - Танец семи вуалей
– Жива? – вне себя от злости, крикнул Лавров.
– Жива, жива…
– «Скорую», быстро!
– Сейчас сами приведем ее в чувство…
Дедушка Симы приехал в разгар этой суматохи. При виде бездыханной внучки он схватился за сердце. Пришлось оказывать помощь и ему…
Когда полицейские увезли преступника, а карета «скорой» забрала пострадавшую, в приемной остались только Лавров и Глория.
– Звони Оленину, пусть приезжает… – устало произнесла она.
– Как ты догадалась, что это Карташин? Не могу понять.
– Я же тебя просила! Как только он войдет в офис, сразу за ним… и жди развязки.
– Мне не верилось, что это он. Я боялся все испортить. Думал, настоящий убийца заметит суету вокруг офиса и скроется. Отложит свое черное дело до лучших времен.
– Карташин левша, – сказала Глория.
– Что?
– Левша! – повторила она. – Я отправила Симу в кабинет доктора, отдыхать, и сразу позвонила тебе. Чтобы ты его не проворонил.
– Как ты узнала, что он левша? Я с ним говорил… и ничего такого не заметил.
– Он ударил Симу по щеке… по правой щеке. Так бьет левша. Помнишь, Оленин обмолвился, что его враг – левша?
– Подстрекатель – еще не убийца.
– Позволь не согласиться с тобой, – возразила Глория. – Именно подстрекатель и есть главный злоумышленник. Своего рода «заказчик» убийства.
– О, черт… но откуда ты узнала, что он сам возьмется за дело?
– Я поняла это в тот момент, когда вошла в приемную и увидела след от удара на щеке Симы. Оленин назвал своего врага левшой. Щелк! И для меня все прояснилось. Не спрашивай, каким образом. Я не смогу ответить.
– Но ведь Айгюль считала себя женой Оленина. А в той старой истории… именно жена графа убивала горничных.
– Это Оленин так думает. Он рассуждает с точки зрения психоаналитика. Но бывают случаи, когда психоанализ бессилен объяснить мотивацию человека. Нужно смотреть глубже.
– Куда уж глубже? – буркнул Лавров, тем не менее осознавая ее правоту. Порой людьми движет нечто непостижимое.
– На самом деле неизвестно, кто убивал бедняжек горничных, – добавила Глория.
С этим нельзя было не согласиться.
– Интересно, что связывает Айгюль и Карташина?
– Боюсь, заурядный секс…
– Зачем он тогда прикидывался ухажером Симы?
– Почему прикидывался? Я не исключаю каких-то чувств с его стороны. Возможно, он в самом деле собирался жениться на ней.
– А та заглядывалась на Оленина! Чем и определила свою судьбу.
– Все так… и не совсем так…
– У Карташина конкретный зуб на доктора.
– Полагаю, давно, – кивнула Глория.
– Он не слишком молод для подлеца? Хотя о чем я? Подлость – не возрастная категория.
Лавров не испытывал ожидаемой удовлетворенности. Как будто расследование еще не окончено.
– Послушай… а мы не промахнулись? Будет сложно доказать, что именно Карташин убил Стешко и Серкову. Во время задержания он не проронил ни слова. Как будто онемел. Он не собирается сознаваться! А прямых улик против него нет.
– Наверняка есть. Сдается мне, он брал с места убийства маленький сувенир…
У нее в голове крутились слова Павлинова про раба, который спрятал в складках набедренной повязки застежку Саломеи. Ассоциативный ряд, как выразился бы Оленин, непроизвольно выстроился в ее сознании. В этом ряду должны быть… еще застежки.
– Что-то неприметное, – предположила Глория. – Вещица, не бросающаяся в глаза.
– Надо поговорить с Айгюль, – заключил Лавров. – Поехали в стриптиз-клуб?
– Теперь можно…
Глава 33
Менеджер «Сераля», взглянув на сделанные с диска снимки танцовщицы, сразу узнал ее. В клубе она была известна под настоящим именем: Таисия Халилова.
– Где вы взяли фото? – поинтересовался он. – У нас в зале запрещено фотографировать.
Посетители промолчали.
– Впрочем, любой запрет провоцирует нарушение, – философски рассудил менеджер. – Вероятно, в этом и состоит его скрытый смысл. Вы из полиции?
– Мы ведем собственное расследование, – ответила Глория, осматриваясь.
При дневном свете роскошный интерьер клуба казался поблекшим. Ночные заведения призваны блистать в темноте. На то и рассчитано их пышное убранство. В пустом зале пахло сандаловым деревом и розовым маслом. Гудел пылесос: уборщица чистила ковры.
– Журналисты, значит… – кивнул менеджер.
Высокий, с прилизанными волосами, он был одет в белоснежную рубашку, заправленную в черные брюки. На его бейджике Лавров прочитал: Эдуард Каретников.
– Эдик, – по-свойски обратился он к парню, – ты ведь не хочешь неприятностей? С прессой лучше не ссориться.
– Мы не ссоримся, – заученно улыбнулся тот. – Мы прессу уважаем. Чем могу быть полезен, господа?
– Так-то лучше… Ответь нам на парочку вопросов, и разойдемся к обоюдному удовольствию.
– Вы по поводу Халиловой? Она в чем-то замешана?
– Где она? Как ее найти?
– Вам нужен ее адрес?
– Мы хотим поговорить с ней.
– Она здесь, в своей гримерке. Сегодня пришла очень рано… и заперлась там. Отдыхает перед выступлением.
– У нее отдельная гримерная?
– Халилова работает у нас три года, – осторожно ответил менеджер. – И мы не жалуемся. Она не пьет, не скандалит… ничего не употребляет.
– Культурная барышня. Чиста, как стеклышко! – саркастически воскликнул Лавров. – Ты имеешь в виду наркотики, Эдик?
– За Халиловой ничего такого не водится. Она отличная стиптизерша. Завсегдатаи приходят именно на нее. Ее псевдоним – Шехерезада. Она обучалась танцам на Востоке… в Индии. В качестве привилегии мы выделили ей отдельную гримерку.
– По ее просьбе? – спросила Глория.
– Да… Она любит уединение.
– Что еще вы можете о ней сказать?
– Ничего. Она необщительна. Приходит, исполняет свою работу… и все.
– Ваши девушки…
– У нас не бордель! – опередил вопрос Эдик. – Только стриптиз. Если кому-нибудь из посетителей клуба захочется познакомиться с девушкой поближе, она сама решает, соглашаться ей или нет. Это наше правило. Мы гарантируем танцовщицам защиту в случае посягательств любого рода.
– У Халиловой есть личный поклонник?
Парень озадаченно потирал пальцем подбородок.
– Вы знаете… я не замечал. По крайней мере не среди наших клиентов. Она как-то умеет отшивать их… Танец – это одно, а интим – другое. Оказывать интимные услуги не входит в ее обязанности. Этот пункт забит в контракте.
– Даже так?
– У нас приличное заведение, – с гордостью заявил менеджер. – Люди платят деньги за яркое шоу и безукоризненный сервис. Девочки по вызову – не наш профиль. А в чем, собственно, дело?
Лавров показал ему фото Карташина, сделанное после задержания.
– Этот мужчина бывал в вашем клубе?
– Н-не могу сказать… – пожал накачанными плечами Эдик. – Я его не запомнил. Если и бывал, то редко… или давно.
– Ладно… проведи нас к Халиловой.
Дверь в гримерку Шехерезады, обитая парчовой тканью, сливалась со стеной. Пока они шагали следом за Эдиком по темному коридору, Лавров насчитал несколько таких же неприметных дверок.
Менеджер постучал по парче костяшками пальцев. Звук получился глухой. Но Халилова почти сразу откликнулась:
– Кто?
– Это я, Эдик… Можно войти?
Дверь щелкнула, отворилась, и оттуда пахнуло густой смесью пудры, индийских палочек и сладких духов. Стены крохотной комнатушки были сплошь увешаны разноцветными нарядами.
– К тебе гости, – торопливо сообщил парень и удалился, считая свою миссию исчерпанной.
Обитательница, облаченная в пестрый шелковый халат, отступила вглубь. Ее черные локоны рассыпались по плечам, на шее кровавилось ожерелье из гранатов.
На миг Глории почудилось, что перед ними – сама Саломея в ореоле своей жгучей тайны. Через мгновение чары схлынули, и перед посетителями предстала измученная, испуганная женщина. Красивая и несчастная. Она стиснула руки и побледнела до желтизны, как бледнеют женщины с персиковым отливом кожи.
– Вы… за мной? – обреченно выдохнула Шехерезада.
Наверное, так могла бы вести себя жена шаха, явись за ней палач с удавкой. Это означало бы, что ее сказки рассказаны… а судьба предрешена. Ее хитрость не удалась, и теперь красавицу ждет смерть. Как и всех ее предшественниц.
– За вами, Айгюль, – сурово отчеканил Лавров.
– Вам… все известно…
– Да, – без колебаний подтвердил он. – Садитесь. Поговорим для начала.
Она без сил опустилась на краешек узкого дивана, тогда как гости остались стоять.
– Я знала… что рано или поздно… все закончится. Я… не хотела, – простонала танцовщица. – Не хотела их убивать…
Лавров с трудом скрыл удивление. Он ожидал чего угодно – истерики, буйства, обморока, – но только не признания в убийстве.
– Как вы это делали?
– Не помню… я ничего не помню…
– Вам придется вспомнить, – с нажимом произнес он. – Рассказать все подробности.
