Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
Вера кивнула.
– Если он соберется уходить, следить за ним? – спросила она, опираясь о Мишкино плечо, чтобы не упасть. Все-таки кабинка плохо подходила для тайных бесед.
– Не надо, – подумав, сказала Мишка. – Мы его найдем, если что. Вряд ли ты готова заниматься слежкой.
Вера кивнула. Она и так уже чувствовала, что находится на пике своих детективных способностей. Она, как и сказала соседке, видала в жизни зависимых, и это была правда, но она никогда не сталкивалась с наркотиками в таком количестве и в такой близи. Обычно ей доставались накурившиеся или просто сильно пьяные друзья. Дилер, по сравнению с ними, жил в другом измерении.
– Ты как? – Голос с неба заставил Илью открыть глаза и посмотреть вверх. Там, далеко, где-то среди крыш, висело лицо клиентки. Илья ей улыбнулся, но тут глаза пришлось закрыть, потому что лицо не справлялось делать два дела одновременно.
Только разговаривая с этой девушкой, он понял, как напряженно чувствовал себя в последние дни. Привык жить в стрессе, и когда вдруг явился этот придурок и прям с порога, в смысле со стула, бросил: «Представляешь, видел твою татуировку тут у одного чувака дома. Ты с ним, что ли, знаком? Почему он меня, а не тебя расспрашивал?» – Илья весь сжался. Сразу понял, что придется просить отца и потом писать человеку с топором в «Колодец». Братья изображения знака никогда не копировали и уж точно по домам не развешивали. Каждой двоице выдавали два окропленных листка, которыми нужно было помечать святые места. И все – никаких рисунков, никаких новых татуировок или, не дай бог, фотографий.
Илья потом, когда наркоман ушел, весь вечер молился. И пока ждал ответа от отца, и пока следил за журналистом:
Господи, Отче, спаси и сохрани душу раба Твоего Ильи…
И потом, на следующий день, пока ждал новости про журналиста и когда стал искать наркомана. И только теперь, сидя на солнце, на любимой скамейке всех местных курильщиков, Илья наконец ощутил, что отдыхает не только телом, но и душой. Оказывается, с женщиной не обязательно грешить, чтобы чувствовать теплоту. Клиентка сидела рядом, иногда что-то говорила. Пару раз помогала зажечь сигарету. Вела себя как настоящая сестра, в общем. Илья еще шире улыбнулся, пробормотал молитву, которую, кажется, пару лет уже не вспоминал:
Спасибо Тебе, Господи, Отец мой, и Иисус Христос, Сын Отца, и Святой Дух, перед которым склоняюсь, за благословение и за посланную радость, за расслабление…
…Убереги душу, дай мне, рабу Твоему Юлию, и жене моей Злате, и сыну нашему, Авксентию, и моей сестре Еве, избежать этого мытарства. Отпусти в мир, даруй сладости мирской жизни. Дай мне спасение, ибо видишь Ты, что я от Твоего Пути не отступаю и от власти Твоей не отрекаюсь и не отрекусь. И прости мне, Господи, мою молитву. В Твоей власти тело и душа мои. – Юлик еще раз, мягко, уперся лбом в доски и несколько секунд стоял так на коленях в тишине. Молиться он ушел в мастерскую, потому что там по ночам братьям находиться запрещалось, а значит, можно было не опасаться, что кто-то подслушает молитву.
В воздухе висел едкий химический запах, и доски перед лицом были облезлые – сюда часто капала кислота со стола. Но Юлик знал, что Бог не там, где чисто, а там, где брат склоняется перед Богом в молитве.
Окон в мастерской не было, а щели между досками в двойных стенах заложили утеплителем, но Юлик понимал, что должно уже светать. Телефон показывал без пяти восемь, время отправляться за Златой – наверняка она уже забрала из детских комнат Аксю и Еву и ждала Юлика в лесу около грузовика. Все-таки не решился, стал читать молитву дальше, повторяясь:
Господи, я от Твоего Пути не отрекаюсь и хочу идти по нему, в браке и воспитывая детей так, как Ты воспитываешь меня. Я их наставлю так, как Ты наставляешь меня: за сестрой буду как за родной дочерью ухаживать, сына воином сделаю, и он будет чтить Тебя так же, как чту я, раб Твой Юлий, и жена моя, раба Твоя Злата. Убереги, Господи, душу и тело мои, дай уйти в мир без препятствий, дай путь собственный проложить…
– Налево, – сказала Мишка. – Там я видела удобное место.
Они с дядей обошли кофейню, осмотрели все возможные позиции, с которых убийца мог приблизиться ко входу. До времени запланированного «убийства» оставалось больше часа, но Мишка уже нервничала. Во-первых, было неизвестно, как быстро убийца приедет на место, а во-вторых, хотелось подробно обсудить план слежки с дядей.
К кофейне дядя Сережа приехал не один. За ним, нервно оглядываясь, шел молодой полицейский, которого Мишка видела на обыске у Журналиста.
– Мириам Борисовна. – Мишка протянула полицейскому левую руку. Ночью они не здоровались, потому что полицейский представлял интересы питерского начальства, которое Мишке явно не благоволило. Сейчас же не здороваться с человеком, вместе с которым предстояло участвовать в задержании преступника, было бы глупо.
– Алексей, – сказал полицейский, – Борисович.
Мишка улыбнулась, сжала его ладонь.
– Так, Борисовичи, – сказал дядя Сережа, – я у начальства получил разрешение. Если появляется подозреваемый – арестовываем на месте. План такой: ты, Леш, выходишь перед ним, направляешь пистолет, в этот же момент сзади подойду я, скажу: «Руки вверх». Мишка?
– Если один из вас достает пистолет, я сразу отхожу в тень, – сказала Мишка. – Вон туда.
Она указала на выступ дома, в десятке метров от выхода из кафе. Она понимала, что дядя ей разрешит участвовать в операции, только если она пообещает не лезть в драку. Мишке и самой не хотелось оказываться рядом с человеком, который должен был явиться на набережную с топором.
– Вопросы? – спросил дядя Сережа.
– Если он топор достанет? – спросил Алексей.
– Стрелять, – сказал дядя Сережа. – У него топор такой маленький, им кидаться удобно.
Алексей кивнул. Лицо у него побелело.
– Давайте тогда на позиции, – сказал дядя Сережа. – Появиться подозреваемый может в любой момент.
Человек, которого ждали полицейские, уже вышел из дома. Топор он повесил под правую руку, чтобы было легко доставать левой. Правая рука болела, ободранная кожа на запястье кровоточила и все никак не хотела затягиваться. Если бы там был один большой порез, человек бы его легко зашил, но кожа сошла, словно по руке провели теркой, и поэтому он мог только залить ее клеем и замотать бинтом с проволокой.
На полу в комнате остался телефон с открытым белым прямоугольником. Там горели одинаковые буквы: «Г», «Г», «Г». И в конце неожиданное: «Х3S». Число зверя. Это означало, что Бог последнюю просьбу братьев не удовлетворяет – потому что они наущены Сатаной. Тогда человеку полагалось вырвать написавшего в черный прямоугольник брата из земли, как сгнивший колос. Человек сверил номер брата с бумажной картой на стене – там были помечены все святые места и где какому брату поставлено служить. Оделся, подвесил топор и вышел.
Вера довела Дилера до столика, помогла сесть так, чтобы он не сползал. Выглядел Дилер неплохо – улыбался и больше не бормотал. За веществами тоже больше не лез – за этим Вера следила строго. Он уже хорошо набрался, а Вере совсем не хотелось вызывать в клуб скорую.
Мишка написала: они с дядей Сережей расположились на подступах к кофейне, и Вера уже успела расстроиться, что ей самой нельзя участвовать в задержании убийцы. Сидеть с Дилером было скучно. Он иногда оглядывал стол, как будто в поисках телефона, но держать глаза открытыми ему явно удавалось с трудом, и каждый раз он сдавался и, ничего не говоря,
