Последний грех - Роман Валериевич Волков
В городе поползли слухи о маньяке. Этого я и добивался. Увы, человека в наше время вседозволенности и беспринципности можно учить только страхом.
Очевидно, что следующая язва – это наркомания. Сотни молодых людей скатывались в эту бездну, увлекая за собой тысячи других. Уже тогда я догадался, что сына Володи Раткина посадили на иглу. Да и сам я еще по Москве и по Кавказу знал, к чему приводит наркозависимость. И знал, что если не удалить этот нарыв, то погибнет весь городок.
Еще до допроса Тагира я предполагал, что убийца мэра – один из его армии. Тагир позже в этом сознался, 21-летний Марат Иванов, конченный наркоман, забил мэра битой за двойную дозу героина. В наркотическом угаре перед убийством он напялил на себя старый пододеяльник, тот, что соседи приняли за странный балахон.
Мы договорились. Тагир выдает милиции убийцу. Мы должны его убить при задержании, чтобы он лишнего не наболтал. За это я получил взятку – миллион рублей. Захват Марата я провел лично, а потом взял в плен и самого Тагира. Заброшенную птицефабрику я приметил еще давно, нашел там котел ЛАПС, который, оказалось, несложно заставить работать. Доставив туда связанных наркоторговца и убийцу, я связал их лицом к лицу, наполнил котел снегом, установил на 70 градусов, а потом включил лебедку так, чтобы тела опускались в воду по сантиметру в час. Сваренные трупы нашли через двое суток. Я, если честно, хотел их еще кормить супом из друг друга, но это оказалось технически сложно. После жуткой гибели Тагира все наркоточки закрылись. Забоялись барыги смерти. Жизнь-то, она подороже денег.
Случай с заказухой против вас, отец Роман, дал мне понять, что следующими должны быть казнены Лосев и Сковородько. Я уже осмотрел баню и решил уморить их в парилке, как Ольга древлян, прямо во время засады, о чем и написал Ивану Миронову. Температура там регулировалась снаружи, из-за шума водопада криков слышно бы не было. Но хитрый Лосев позвонил мне за пять часов до встречи и предложил встретиться. Он, как хищный зверь, предчувствовал свою гибель и сказал мне, что понял, что в сауне его убьют. Идея с медведем родилась у меня сразу, и я подверг Лося эффектной казни разбойника и убийцы. Конечно, жаль было медведя, но что за жизнь на цепи?
Сковородько я усыпил, как и Лосева с его бойцами, – выстрелил через форточку шприц-капсулой со снотворным, а потом забрался и вырезал на его спине предупреждение. Так же вылез обратно и пошел разбираться с обнаружившими тело Лосева.
И тут Господь приказал мне остановиться. Раскаяние Сковородько не могло не растопить мое ожесточенное сердце. Я долго гулял по городу и понял, что я вытравил заразу. Медвежий выйдет из своей затянувшейся спячки. Все будет хорошо. Моя помощь вам уже не понадобится. Вы, отец Роман, Иван Раткин, Сан Саныч справитесь с очищенным и помолодевшим городом и без меня.
А сейчас я, Вадим Соколов, официально погибший в плену под Ачхой-Мартаном, прекращаю свою жизнь в этом мире. Там, куда я уйду, я буду каждый миг просить прощения у Господа за все свои прегрешения. А добро или зло принес я в этот мир – судить только Богу.
Деньги в пакете принадлежат вашему центру по лечению наркомании. Это Тагир возвращает загубленным им наркоманам свой долг.
Глава 50
Солнце заливало просеку настоящим жидким золотом, от которого глаза слепли, а на душе становилось радостно и привольно. Сегодня небесное светило не скупилось, одаривая каждый пень, каждую засохшую ветку божественным ореолом. Наверное, такой свет бывает только в раю. Только там он доступен исключительно праведникам, а на грешной земле – всем, даже самым распоследним сволочам и негодяям. Даже убийцам.
Через просеку, щурясь от солнечных бликов, шел биндюжник.
Выцветшая тельняшка – целая и, в общем-то, чистая, но видно, что ношена и переношена уже не один сезон. На голове – вязаная шапочка неопределенного серо-черного цвета. Из-под шапки виднелась часть бритого почти под ноль затылка. Старый истертый камуфляж. Брезентовый рюкзак-колобок. Вещи в принципе могут поведать о своих хозяевах многое, просто люди недооценивают эту их способность. Пользуются ею разве что следователи да криминалисты. И то…
Биндюжник шел неспешным пружинистым шагом, щурился, усмехался юрким солнечным зайчикам. Взгляд со стороны не приметил бы в нем чего-то странного. Ну, идет себе человек по своим делам, а может, и совсем без дела, почему бы нет? Имеет право. Только в глазах у пересекающего таежные чащи биндюжника, если приглядеться, темно и неуютно. Пусто. А усмешка – это так, для вида. Скорее, по привычке или чтобы не забыть, как это – улыбаться.
Впереди виднелась большая прогалина, намекающая, что там, за ней, может быть какое-то селение. Там живут люди.
Остановившись на краю просеки, человек окинул раскинувшийся перед ним ландшафт внимательным взглядом, недолго постоял, что-то обдумывая, а затем медленно направился к деревне.
Через некоторое время он уже шел по улочке рядом с пожилой женщиной, неся на плечах ее коромысло. Состояла деревенька всего из нескольких домов, и люди здесь, по всему было видно, не особо-то привыкли к чужакам. На биндюжника поглядывали с удивлением: откуда, мол, ты взялся в нашей глуши, парень? Но ни настороженности, ни опаски за этими взглядами не чувствовалось.
– А скажи, бабушка, – произнес биндюжник хрипловатым голосом, какой бывает у людей после очень долгого молчания. – Говорили мне, где-то рядом тут пустынь есть?
Старуха глянула на него искоса и усмехнулась, будто именно этого вопроса только и ждала с того самого момента, как пришлый предложил ей помочь коромысло до двора донести. Чуть замутненные возрастом глаза пожилой женщины смотрели цепко и понимающе. И от этого понимания страннику стало не по себе. Он отвел глаза и привычным жестом потер белесые шрамы. Рука была грязная, в ссадинах и розовых пятнах новой кожи. Бабка кивнула каким-то своим мыслям и отвернулась.
– Есть, вяхирь сизокрылый, – ответила она буднично. – Трое ден пути, если пешком. Вон в ту стороночку.
Морщинистая рука указала в сторону леса на юго-западе, и беглец
