Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
Павел топтался рядом.
– Нет, а что такого я сказала?! – И Маня фыркнула. – Я же только по делу! А он взбеленился!..
И ещё немного помахала пятернёй. После чего задумалась, поднялась, нащупала трость и захромала по мостовой.
Павел остался на месте.
Маня оглянулась:
– Что ты застрял?
Он догнал её.
– Нужно уносить ноги, – сообщила ему Маня. – Тащи пока портфель, мне неудобно. А то он нас опять загребёт, видишь, какой он, оказывается, нервный!..
Они дошли до «дома со львами», где Маня когда-то давным-давно разговаривала с Кариной Степанян, которая честно дружила с Павлом и ни на что больше не претендовала.
– Ты бы своим позвонил, – посоветовала писательница, вспомнив о Карине. – Они все перепугались, что ты на самом деле в Магадан уедешь. Особенно профессор Шапиро.
– Я уеду.
Маня мельком на него взглянула:
– Не дури.
И вызвала такси.
Нет, всё-таки на такси она разорится! Вот так история – потратить все имеющиеся средства на такси в Беловодске!..
Затолкав Павла в машину, всю дорогу до первого поста она ругала его на чём свет стоит. Он молчал, смотрел в окно и слушал.
– Нет, ты понимаешь, какой это махровый эгоизм?! Другого слова не подберёшь! Все с ног сбились, а тебя и след простыл! И носа не показываешь! Так жить нельзя, это запрещается правилами порядочных людей!.. Или ты идиот? Тогда – десять суток ареста за идиотизм!
Он наконец взглянул на неё.
– Что? – спросила Маня. – Ты ещё и неграмотный? Это цитата! Из «Бравого солдата Швейка»!
– Куда вы меня везёте?
– В лес, – сообщила писательница. – Там я буду тебя пытать, а потом закопаю твой хладный трупик под муравьиной кучей!..
Дома Маня первым делом потрясла Вольку за лапы и сообщила ему, что он «смиренный аббат», потом стала зычным голосом выкликать Лёлю.
– Собака на трость похожа, – вдруг сказал Павел Кондратьев.
– На самом деле похожа она на свинью, – не согласилась Маня. – А трость специально изготовили для меня в виде моей прекрасной собаки!..
Из-за дома показалась Лёля.
– Манечка, что ты вопишь?
– Лёль, нужно баню затопить. Знакомься, это Павел Кондратьев… эээ… редкий идиот. А это моя подруга Лёля, прекрасный человек.
– Добрый день, – поздоровалась Лёля, немного стесняясь Маниной бесцеремонности, – вы тот самый Павел, который пропал и которого все искали?
– Вы тоже меня искали?!
Лёля удивились:
– Маня очень за вас переживала. Ездила к вам в академию, встречалась с вашими однокурсниками. Да все вас искали!..
– А он никуда не пропадал, – сообщила Маня. – Он предавался отчаянию, только вот я не знаю где! На вокзале?… Оттуда сейчас гоняют! В развалинах старого замка?…
Лёля поняла, что парня нужно от Мани спасать и взяла дело в свои руки.
– Баню сейчас затопим, но у нас обеда нет.
– Это мы моментально сообразим, – пообещала Маня. – Лёль, попроси Никитоса, пусть он привезёт чистые штаны и футболку. У нас только дамское. А наш гость… эээ… в причудливом виде. Для развалин годится, а для гражданской жизни нет.
– Конечно, позвоню, – обрадовалась Лёля.
– И вот что, – продолжала Маня, обращаясь к Павлу. – Мы на территории государственного заказника. Тут во все стороны на сто вёрст лес и болота, на дорогах кордоны. Бежать некуда, если ты не собираешься прорываться на танке.
– Маня, отстань от него, – посоветовала Лёля, держа телефон возле уха.
– Я должен Машке позвонить, – сказал Павел негромко. – А у меня телефон разрядился.
– Зарядников тьма. Я сейчас сама позвоню Жене, то есть Евгении Александровне, а потом уж ты звони кому хочешь.
И всё как-то устроилось.
Павел не очень понимал, как именно, и вообще соображал плохо – в участке спать он не мог совсем, да и накануне почти не спал.
Ему очень хотелось есть – и уже давно. Вначале голод был острый, от него тошнило, и в глазах плавала зелень, но постепенно притупился и сделался постоянным и утомительным. Раньше Павлу и в голову не приходило, что от голода можно так уставать – от ощущения пустоты внутри.
В магазин зайти он опасался – там его могли подкараулить и схватить. На станции рядом с лавочкой он нашёл брошенную коробку с недоеденной пиццей и сожрал её тут же, давясь и воровато оглядываясь, как помойный кот. Но пицца попалась только один раз, дальше стало хуже. Возле овощного магазина в ящиках он раскопал луковицу и несколько вялых пророщенных картофелин и съел почти сырыми: дожидаться, пока картошка испечётся в золе, у него не было сил.
…И весь он был какой-то грязный, истерзанный, кругом виноватый! Больше всего на свете он мечтал проснуться на своём месте в общежитии и понять, что кошмар ему только приснился, что сейчас он побежит к Шапиро со своим дипломом и будет слушать его длинные интересные истории, а потом повстречается с Машкой, и они станут придумывать, как бы им умилостивить её грозного отца.
Но каждый новый день он приходил в себя на куче старых матрасов в заброшенной церкви – эта, которую все называли Маней, угадала почти всё! – и понимал, что кошмар и есть его нынешняя жизнь.
…И Машка! Машка, которую он бросил одну!..
В голове у него всё время что-то двигалось, как будто вращались ржавые шестерёнки. Иногда они задевали друг за друга, и тогда начинало скрежетать, закладывало уши и словно пыль сыпалась в глаза.
Он даже не помнил как следует, как попал в дом, где хозяйничали две красивые и такие разные женщины – одна шумная и нетерпеливая, вторая сдержанная и вся светлая.
Потом откуда-то взялся бородатый мужик.
– Здоров, – он с ходу сунул Павлу загорелую сухую руку и потряс его собственную, вялую и влажную. – Это чего у нас такое? Пополнение в рядах?
– Никит, посмотри баню, – попросила Маня. – Если она хоть немного согрелась, проводи его помыться. Видишь, он не в себе.
– Где вы его взяли-то? На помойке нашли?
– В КПЗ! – бодро откликнулась Маня. – Ты штаны привёз?
Бородатый привёл Павла в баню, окинул его критическим взглядом и стал деловито раздеваться.
– Скидай портки, – велел он неподвижно стоящему Павлу. – Мыться будем!..
Тут вдруг Павел понял, как сильно замёрз, до костей! Нет, кости тоже замёрзли и превратились в ледяные колья, и они давили и жали его изнутри. Он шагнул в горячее нутро парной и встал над камнями, свесив руки и не в силах заставить себя сесть.
– Знаешь, как это называется? – спросил ввалившийся следом Никита. – Вот такое стояние? Полярная стойка! Это когда день идёшь в мороз, а
