Джейсон Сэтлоу - Убийца с нежными глазами. Сборник

Я вернулась к себе домой. Никогда не придавала слишком много значения существованию в моей жизни этого офиса. Сорок процентов всех дел я решаю, сидя в моем вращающемся кресле, телефонная трубка прижата плечом, все папки под рукой. Шестьдесят процентов своего времени мне приходится быть в дороге, но я все равно не люблю чувствовать себя отрезанной от моих справочных материалов. Это создает некоторые неудобства.

Было только пять минут одиннадцатого, и весь день маячил в перспективе. Вопреки своим привычкам, я вытащила мою портативную пишущую машинку и принялась печатать документы. По завершении сего я поработала над давно ожидающими этого делами, подготовила счета по выходящим из ряда вон расчетам и прибралась на столе. Ненавижу сидеть и работать за столом. Особенно когда в это же время можно попробовать нарваться на кучу неприятностей. Я позвонила Дарси в «Калифорния Фиделити» и узнала новый адрес Энди и номер телефона. Она заверила меня, что во время нашего разговора Энди сидел у себя в офисе и в ближайшее время выходить оттуда не собирался.

Я позвонила по его новому домашнему телефону и услышала, как включается автоответчик. Я переоделась, натянув серо-голубые слаксы с выцветшей полосой по шву и светло-голубую, в тон, рубашку со словами «Служба Южной Калифорнии», вышитыми на рукаве по кругу. Я дополнила свой костюм тяжелыми черными ботинками, оставшимися от моих контактов с полицейским департаментом Санта-Терезы, прихватила мои новые отмычки и ключи. Я бросила на себя взгляд в зеркало. Настоящий государственный инспектор, готовящийся приступить к исполнению своих непосредственных обязанностей. Что собирается инспектировать эта дама, состоящая на государственной службе, было для меня загадкой. У меня был такой вид, будто я только и занимаюсь тем, что высчитываю метры, делаю существенные замечания, проверяю заниженные показатели и вызываю ремонтные бригады по телефону из моего транспортного средства, являющегося собственностью графства. Я влезла в машину и направилась к кварталу, где обитал Энди, намереваясь провести тем небольшой досмотр.

Рощица возле Ключа, Бьющего в Холмах,— это одно из новых совладений на краю города, с модно звучащим названием. Рощица, в нашем случае,— это «скопление деревьев», Холмы — «бугорок или возвышенность», ключ — обозначает «ручеек или стремнину». Трудно себе представить, как могут все эти геологические и ботанические чудеса сочетаться на таком маленьком клочке земли и почему это место не зовут просто Тенистые Акры, как оно, собственно прежде и называлось. Очевидно люди не желают платить сто пятьдесят тысяч долларов за дом, если его название не звучит так, как будто это часть англо-саксонских владений. Эти утилитарные поместья никогда не называются какими-нибудь еврейскими или же мексиканскими именами. Попробуйте-ка продать Ранчо Файнштайна, если не хотите потерять на этом кругленькую сумму. Или Мако Санчес Парк. Как это ни абсурдно, но средний американец жаждет походить на представителя британской знати. Я миновала Эссекские Холмы, Страдфортские Высоты и Хэмптонский Хребет.

ГЛАВА 7

Рощица возле Ключа, Бьющего в Холмах, была окружена высокой стеной из песчаника, имеющей ворота с электронным замком, дабы воспрепятствовать проникновению на территорию подонкам общества. Возле переговорного устройства была вмонтирована табличка со списком обитателей и кнопки с цифрами. У каждого жильца был свой персональный код, который нужно было набрать, чтобы тебя впустили. Я говорю так, потому что попробовала несколько случайных комбинаций и ничего не произошло. Тогда я отъехала и подождала в сторонке, когда появится еще одна машина. Водитель набрал свой код. Когда ворота открылись, я пристроилась за ним и въехала вовнутрь. Никакого сигнала тревоги. Меня также не окружили и лающие собаки. Мерами безопасности, так же, как и англосаксонскими корнями, уходящими в глубь веков, явно занималась служба маркетинга.

Я увидела восемь зданий, каждое состоящее из восьми блоков серого цвета. По всему участку росли сикаморы и эвкалипты. Две дороги обрамляли комплекс с разных сторон, но было видно, что обе они сходятся в одном месте, на стоянке, расположенной за зданием, по краям которой располагались навесы для машин. Я нашла место для гостей и припарковалась, одновременно сверяя план комплекса с реальным расположением его частей.

Энди Мотика принадлежал номер 144, счастливым образом располагающийся в дальнем конце комплекса. Я взяла свой блокнот и фонарик и приложила все усилия, чтобы выглядеть как можно более официально. Я миновала зону отдыха, киоск с прохладительными напитками, прачечную, гимнастический зал. Не было видно ни одного ребенка. Судя по количеству пустых мест на стоянке, многие обитатели домиков были на работе или же просто отсутствовали. Чудесно. Какая-нибудь банда воров могла бы начисто опустошить это заведение в полдня.

Я обошла несколько стильных корзин для мусора и поднялась на второй этаж здания номер восемнадцать по лестнице, вынесенной наружу. Площадка перед дверью соседей Энди была симпатично оформлена фикусом, большим, мне по плечо, и гармонирующими с ним растениями в горшках. Порог жилища Энди был абсолютно голым. Даже коврика там не было. Портьеры были отдернуты, свет внутри не горел. Не было слышно ни телевизора, ни стереосистемы, ни воды, спускаемой в туалете. Я позвонила. Затем, отступив на шаг, чтобы проконтролировать соседей с обеих сторон, я выждала положенное время. Никаких признаков жизни. Похоже было, что все здание в моем распоряжении.

Замок в двери был фирмы Вейс. Я перебрала свою связку отмычек, попробовала две — три из них, но неудачно. Вскрыть замок — это обычно хлопотное дело, и мне что-то не хотелось проводить у Эндиного порога много времени. Кто-нибудь мог появиться и поинтересоваться, отчего это я ковыряюсь в замке этой длинной металлической штуковиной, тихо ругаясь себе под нос. Я подняла руку и пошарила за косяком. Энди оставил мне ключ. Я открыла замок и вошла.

Я ужасно люблю бывать там, где меня совсем не ждали. Прекрасно могу себя представить на месте воришек и взломщиков, переживающих, как я слышала, увеличение дозы адреналина в крови почти до уровня сексуального возбуждения.

Я обошла всю квартиру, бегло оглядев обе спальни, встроенные шкафы, две ванные комнаты для того, чтобы убедиться, что никто больше не метался одновременно со мной по этим апартаментам. В спальне Энди я отворила стеклянную дверь, отодвинула ширму и вышла на балкон, общий для двух спален. Не лишним было бы продумать путь бегства на случай, если Энди неожиданно вернется домой. У боковой стены, за углом направо была декоративная решетка для вьющихся растений с недавно посаженным бугенвилем. В случае опасности я смогу спуститься по ней, словно обезьяна, и исчезнуть.

Я вернулась обратно в квартиру и начала свой обыск. Пол Эндиной спальни был густо устлан грязной одеждой, среди которой была прочищена небольшая дорожка. Я проследовала мимо носков, рубашек и спортивных трусов, в пятнах самого вульгарного происхождения. Чистую одежду он держал не в шкафу, а в голубых пластиковых контейнерах. Должно быть, вновь обретенная холостяцкая свобода вернула его к тем дням, когда он учился в колледже. Ни в одной из мусорных корзин ничего интересного не было. Я провела пятнадцать минут, обследуя карманы его костюмов, но обнаружила лишь несколько носовых платков с засохшими соплями и квитанцию из прачечной на белье, которое он все еще не получил. Вторая спальня была меньше. В ней стоял прислоненный к стене велосипед Энди со спущенной шиной на заднем колесе. Там еще стояли восемь картонных папок, все еще не открытые, на которых ничего не было написано. Мне наконец стало интересно, как же все-таки давно он расстался с женой.

Я видела жену Энди, Дженис, пару раз на вечеринках в «Калифорния Фиделити» и была о ней невысокого мнения, пока не увидела, с чем она его в итоге оставила. Мадам действительно занялась форменным вымогательством. Энди всегда жаловался на ее экстравагантность, чтобы убедиться, что мы все знаем, что его жена делает покупки в лучших магазинах города. Для него, то что его жена может безнаказанно покупать в кредит, было мерилом собственного успеха. Теперь же было ясно, что она бросила его навеки. Энди был дарован карточный столик, четыре алюминиевых стула с плетеными сидениями, матрас и кое-что из столовой посуды, на которой виднелось то, что, видимо, некогда было монограммой его матери. Похоже было, что Дженис держала эту посуду годами в мойке, потому что отделка потускнела, а серебряная отделка на рукоятках заметно облезла.

На столе в кухне находились бумажные тарелки и несколько чашек, помимо жалкого ассортимента консервированной еды. Этот парень питался даже хуже, чем я. Жилой комплекс был совсем новый, и все кухонные приборы — совсем чистые: самоочищающаяся плита, большой холодильник, посудомоечная машина, мусорный контейнер. Морозилка была забита картонными упаковками «Скудной Диеты». Ему нравились спагетти и куриные ножки. Также там лежала на боку бутылка очищенного спирта и целая куча замерзших плиток шоколада, которые выглядели как приглашение обломать последние зубы.