Анонимный автор - Молчание Апостола
После чего, обессилев, откинулся на спину. Но такое положение было не лучшим. Приподнимать голову, чтобы дверной проем постоянно оставался в поле зрения, было очень больно и тяжело. Надо сесть. Отталкиваясь руками и ногами, он кое-как доехал по ковру до наружной стены гостиной и начал приподнимать туловище, чтобы его можно было опереть о стену. Давай, Джеймс, еще чуть-чуть, старина, подбадривал он себя. На ринге бывало и покруче. Тебе ли скулить от боли?
Ну вот и славно. Он уже сидел. Из уголка рта постоянно текла какая-то жидкость. Он провел левой рукой по подбородку. Кровь, странного розового цвета, и вдобавок пузыристая. Да. Легкое пробито наверняка. Надо чуть-чуть отдышаться. Ведь ему рано или поздно надо ползти за мобильником, который, выпав из рук пожилого визитера, убитого своим коллегой, лежал у самого порога гостиной. Но для этого нужно выпустить из правой руки обрез. И что? Ползти без оружия?
Стоп, боец. Можно иначе.
Он взглянул на обрез, убеждаясь, что курки не взведены. Потом, сделав над собой усилие, бросил его вперед. Надежная пушка Джеймса Робертсона проехала по ковру добрых пару ярдов. Теперь осталось доползти до обреза и повторить ту же процедуру. Повторяя ее до тех пор, пока он не сможет дотянуться до своего сотового. Но сначала он задержал дыхание, чтобы хрипы, всхлипы и бульканье в грудной полости не заглушали звуков ночи. Подонки взломали дверь черного хода, пробравшись со двора. Это было понятно. Но – только ли эти двое? Он вслушивался с полминуты. Абсолютная тишина. Тогда он сделал осторожный медленный вдох. И, развернувшись головой вперед, пополз по ковру. Дюйм за дюймом. Труднее всего было регулировать дыхание. Хотелось вдохнуть полной грудью, но он понимал, что боль будет адской, попробуй он это сделать. Настолько адской, что вполне можно потерять сознание. А это не годилось. Поэтому, ползя как черепаха, он ловил воздух маленькими осторожными глотками. Вот и старый друг обрез. Он подтолкнул его вперед – на ярд, уже неплохо. И пополз вслед за ним.
Еще каких-нибудь пять-десять минут. От силы три раунда. Он чуть не рассмеялся, вспомнив, как со сломанным ребром выстоял три раунда с этим зверем МакКензи. Что и говорить, было туговато. Но ведь выстоял же, Джеймс!
* * *Джино Розетти отозвался на звонок Робертсона после первого же звонка. Поначалу он не мог разобрать, что говорит хрипящий и булькающий голос в спикере телефона, но смог понять, что звонит ему дворецкий МакГрегора. И что звонящий наверняка ранен – возможно, серьезно.
– Джеймс, – четко произнес Розетти, – не спешите. Говорите медленно. Что произошло? Нет, отставить. Что мне нужно сделать?
– Приехать… Сюда… – прохрипела трубка.
– Со «скорой»? – спросил инспектор.
– Да… И… труповозкой.
Услышав последнее слово, Розетти напрягся.
– Кто убит, Джеймс? – четко, стараясь говорить спокойным голосом, произнес он.
– Не… знаю… – Робертсон сделал паузу и перевел дыхание. Трубка Розетти снова хрипела и булькала. – Думаю, это… они…
– Кто «они», Джеймс?
– «Черные»…
– Мы будем на месте через двадцать минут. Как мы попадем внутрь? Ты сможешь открыть замок?
– Нет… Спуститься не… смогу. Войдете сзади… с черного… хода. Со… двора.
– Ты хочешь сказать, тем же путем, каким вошли и эти «черные»?
– Верно… инспектор… Думаю, дверь… открыта.
– Окей. Лежи, не делай лишних движений. Мы выезжаем.
Кой черт «не делай лишних движений», подумал Робертсон. Надо затащить кейс в гостиную. Чтобы его не «увели», как вещдок. А у стены в гостиной это будет кейс моего босса. Вопрос снят.
Но, затащив кейс в гостиную – на что ушло едва ли не четверть часа, Джеймс все-таки отрубился. Очнулся он, лишь услышав топот ног по лестнице. Он успел взвести курки обреза – на всякий случай – до того, как над ним наклонилось озабоченное лицо инспектора.
– Я возьму эту игрушку, Джеймс, – проговорил Розетти. – Сегодня она тебе уже не понадобится.
Дворецкий разжал пальцы, сжимавшие рукоятку обреза. Инспектор осторожно спустил оба курка.
– Прислоните меня… – прохрипел Джеймс. – К стене.
– Плохая идея, – возразил Розетти. – Лежи, тебя сейчас осмотрят парамедики из «скорой».
Сам он откинул правую полу пиджака Джеймса – ту, в которой красовалось ровное круглое отверстие. Жилет выдержал. Первые четыре слоя кевлара были пробиты, пятый был на грани разрыва, однако дальше пятого слоя пуля не прошла, вдавив жилет в грудину Робертсона. И застряв в созданном ею кратере. Инспектор осторожно, стараясь не причинить Джеймсу боль, достал пулю. Огромную. На глаз, куда больше обычных девяти миллиметров. Похоже, Sig Sauer.
– Если бы не жилетик, Джеймс, вот эта штука вынесла бы тебе легкое вместе с лопаткой.
Дворецкий молча закрыл и открыл глаза, показывая, что он понял. Наклонившийся над ним парамедик прощупывал пульс на его левой руке.
– Что там? – озабоченно спросил инспектор.
– Пульс учащенный, но не настолько слабый, насколько можно было бы предполагать. Учитывая, что легкое наверняка пробито ребром. Пенистая кровь на губах: гемоторакс, сами видите. Штука серьезная. В любом случае, нужно немедленно везти в больницу.
– А… этих? – кое-как выговорил Джеймс, слабо махнув рукой в сторону коридора. – Их… тоже… в больницу?.. Хоть по… частям…
Розетти не смог сдержать улыбку. Черный шотландский юмор.
– Этих в больницу уже не надо, Джеймс. Как ты, наверное, и сам догадался.
Когда Робертсона укладывали на носилки, он внезапно захрипел:
– Стоп!.. Стойте!..
– В чем дело, Джеймс? – наклонился над ним Розетти.
– Кейс… Кейс… моего босса… Он… поручил мне…
– Этот? – спросил инспектор, подняв кейс на уровень груди.
– Да… Он едет со… мной…
В его глазах была такая мольба, что Розетти не стал задавать вопросов, а просто аккуратно положил кейс под ноги Робертсона и приказал, обращаясь к парамедикам, уже готовым выносить раненого в машину:
– Проследите, чтобы кейс при всех перемещениях был при нем.
– Спасибо… сэр… – прохрипел дворецкий. – Вы… хоть и коппер… но… порядочный…
– Принять как комплимент?
– Конеч…но.
Чертов шотландец. Такой и в аду на сковородке шутки шутить будет, подумал Розетти, пропуская санитаров с носилками и направляясь к двум трупам, лежавшим на ковровой дорожке коридора.
Глава 30
– Ловим такси! – рапортовал Артур, вынырнув из-под колпака таксофона.
– Ты уже сговорился?
– Так точно, ваша светлость. Синьор Лючиано Барбато, домовладелец, будет встречать нас на улице.
Артур сделал знак таксисту, стоявшему у пожилого «мерседеса» метрах в тридцати от них. Тот мгновенно прыгнул в машину, развернулся и через пару секунд припарковался у тротуара, где стояли Эли с Артуром. Курчавый таксист тут же выскочил из машины и открыл заднюю дверцу, приглашая пассажиров внутрь.
– А дилижанс-то поработал явно не один век, – произнесла Эли, усаживаясь на сиденье.
– А как насчет чуть меньше критицизма, мадемуазель? – поинтересовался Артур.
Водитель, повернувшись к пассажирам, поинтересовался «куда», задержав восхищенный взгляд на Эли.
– Пьяцца дель Плебищито, – скомандовал Артур.
– Плебищито, бене, – отозвался водитель, втискивая машину в траффик.
– Слушай, Арти, если у них на дорогах такое творится в пять утра, что же будет в час пик?
– Словами не передать. Но у тебя еще будет возможность увидеть.
Езды оказалось от силы минут пятнадцать. Машина выехала на площадь совершенно фантастических размеров и притормозила у гранитных столбиков с цепями между ними.
– Здесь окей? – поинтересовался таксист.
– Здесь окей, – кивнул Артур, протягивая ему пару купюр по десять евро. – Сдачи не надо.
– Грацие, синьоре! – воскликнул водитель и, как только они выбрались из машины, дал газу и почти мгновенно скрылся из виду.
– А ты говорила – столетний дилижанс, – глядя вслед такси, заметил Артур.
– Да Бог с ним… Но… Эта квартирка – в котором из дворцов она находится? – пробормотала Эли, обводя площадь взглядом округлившихся глаз.
– Нам вообще не сюда, – сказал Артур. – Нам на виа Толедо. Вот та улица, – он махнул рукой в сторону улицы, начинавшейся у королевского дворца.
– Так а зачем же…
– Эли, дорогая, на тот случай, если нашего водителя кто-то примется расспрашивать о том, где мы приземлились.
– Прости, Арти. Батарейки… – уныло проговорила Эли.
Они двинулись по виа Толедо, и довольно медленно. Спутница МакГрегора явно устала.
– И далеко нам еще топать? Ей конца не видно, этой улице!
– Конец ее не так уж и далеко, на площади Данте. Километр, не больше.
