Татьяна Устинова - Гений пустого места
– …и все! – Пилюгин допил чай из большой кружки и ложкой доел сахар. Ольга не отходила от мужа и все время за него держалась, как будто он четыре года воевал и случайно вернулся живым. – Они меня вытолкали, и я приехал. Я же знал, что Степка сегодня выступает!
Они все сидели на кухне у Пилюгиных, которая совершенно изменилась и вновь стала веселой и светлой, словно фея превратила тыкву в карету!..
– А вытолкали-то хоть под подписку?
– Какую подписку, Мить!
– Какую! Такую! Чтобы ты не смылся от правосудия!
Пилюгин посмотрел на Хохлова:
– Без всякой подписки меня вытолкали. Сказали – ты нам столько времени голову морочил! Признайся, Митя, ты звонил кому-нибудь?
– Игорю Никоненко я звонил, – признался Хохлов. – Сегодня вечером. И третьего дня тоже звонил.
– А что… ты ему говорил?
– Что я знаю, кто убил Кузю, и у меня доказательства есть, и что это вовсе не ты!
– Митя! – вскрикнула Ольга. – Ты знаешь, кто убил Кузю?!
– Да я еще вчера знал и тебе это говорил, между прочим!
Ольга растерянно моргала.
– Ты говорил, что его убил таксист! Но это же ерунда, Митя!
– Это никакая не ерунда! Помнишь, я у тебя спрашивал про шторы? Ну, есть ли шторы в Кузиной комнате?
– Помню, конечно.
– И ты мне сказала, что занавесок нет, помнишь?
– Ну, помню, помню!..
– Штор нет, а соседний дом есть! И я туда съездил и нашел квартиру, в которой живет молодая мать с ребенком. Ребенок не спал, она его качала, на руках носила, ходила по квартире и видела в окно, как тот человек громил Кузину комнату! И человека она видела и белую машину, которая сбоку от общаги стояла. Машина-такси, все как по писаному. Я совершенно точно знал, что хоть кто-нибудь из дома напротив должен был видеть в Кузином окне свет среди ночи. Я знал, что так не бывает, чтобы все в доме спали как убитые и ничего не видели! И я просто это проверил!
– Как?!
Хохлов пожал плечами:
– Как, как! Я стал обходить квартиры, с первого этажа. На третьем живет мамаша с ребеночком, вот и все дела.
– Митя… – благоговейно проговорила Арина Родина.
– И все сходится! Зажигалка. Такси, которое впускал и выпускал дворник Хакимка. Такси, которое стояло возле детской площадки! Такси у общаги, которое видели из окна соседнего дома. И штаны засаленные! Помните, баба Вера сказала, что у Кузи были засаленные штаны, она их видела, когда он на лестнице стоял!
– Ну?..
– А я точно помню, что у Кузи были совершенно новые штаны. Когда они с Димоном вот тут по дивану катались, у него даже бирка магазинная вылезла из-за ремня. А засаленные штаны бывают у таксистов!
– Это спорный вывод, – сказала Ольга, подумала и поцеловала Димона в щеку.
Просто так. Потому что он воевал четыре года и неожиданно вернулся живым.
– И он все знал! И про деньги Кузя вполне мог ему рассказать, потому что он свой! Он абсолютно свой!
– А пепельница? – тихонько спросила Арина. – Откуда она взялась?
– А про пепельницу, – веско сказал Хохлов и поднялся, – вы вот у кого спросите! – И он показал на Растрепку, который пальцем доставал из компота вишни, старательно жевал и косточки прятал в кулачок. – У борца с курением.
– А? – спросил Растрепка.
Ольга и Арина переглянулись.
– Как?!
– Девица Наталья Павловна из восемнадцатой квартиры, которая видела, как ты, Димон, подрался с Кузей у подъезда, упреждала меня, что под окнами вашего аристократического дома ходить не следует, – подняв вверх указательный палец, внушительно проговорил Хохлов. – Ибо жильцы кидают из окон что ни попадя. Вот, например, когда они с собачкой Милоном бежали домой, нечто, похожее на камень, просвистело как раз мимо головы нашей девицы! И как раз когда она была под вашими окнами!
Тут Хохлов утратил свой лекторский тон и перестал указывать перстом в небеса. Он оперся руками о стол и по очереди оглядел всех собравшихся.
– Ну, все укладывалось в схему, – сказал он и хлопнул ладонью по столу. – Кроме этой проклятой пепельницы! Ну никак я не мог понять, откуда она взялась! Откуда появилась в сугробе?! Кузя зачем-то взял ее с собой?! Димон решил покурить на улице именно в эту пепельницу?! Все чепуха, все! А когда Наталья Павловна раскололась… ну, то есть рассказала мне про камни, которыми жильцы кидаются из окон, я подумал, что это и есть наша каменная русалка! А выкинул ее Растрепка, в пылу борьбы с курением.
– Я табулеточку поставил, – сообщил Растрепка с набитым ртом. – Отклыл окошко и выбьясил. Стобы никто не умей.
– Чтобы никто не умер, – повторил Димон растерянно. – Ты выбросил пепельницу, чтобы никто не умер от курения, да, сынок?
Растрепка важно покивал. Косточки уже не помещались у него в ладошке, и он стал по одной выкладывать их на стол.
Димон Пилюгин взялся за голову, наклонился вперед и стал качаться из стороны в сторону.
– Эта пепельница! – вдруг крикнул он и перестал качаться. – Единственный и самый убийственный аргумент. Я понятия не имел, я даже предположить не мог, как она могла там оказаться! Я все время об этом думал, по ночам думал только про эту проклятую пепельницу! Но экспертиза выяснила, что на ней нет следов крови, и вообще на снегу тоже было мало крови.
Ольга стремительно обняла его, и они некоторое время так посидели.
– Ну, вот следствие и решило, что Кузю убили в другом месте. Ну все, – сказал Пилюгин и похлопал жену по спине. – Ну, все, все. Свари нам кофе, Ольга.
– Какой еще кофе на ночь глядя?! Чаю зеленого, снотворное, и всем спать! Степ, ты меня слышишь? Давай быстро в ванную!
– Иду, мам.
– Свари мне кофе, Оль, – повторил Пилюгин. – Мить, я не знаю, конечно, но я бы…
– Не знает он! – пробормотал Хохлов. – Зато я знаю. Нам нужно довести дело до конца и сдать подполковнику Никоненко готового убийцу, хоть он и говорит, что этим делом занимаются областные, а он московский! Но мне почему-то хочется сдать гада именно ему. А тебе, Димон?
– И мне хочется.
– Значит, так и поступим.
– С ума сошли? – с ужасом спросила Ольга. – Я никуда вас не пущу! Димка, даже не думай!.. Тебе что, мало?! И… и…
– Не кричи, – сказал Пилюгин, взял ее за руку и притянул к себе. – Кузя – это наше дело, Оль. Больше ничье. Прав Хохлов.
– Дима, ты ненормальный! Арина, скажи что-нибудь, что ты сидишь как истукан! Они же, видишь куда собрались!..
– Они уже все решили, Ольга, – сказала Арина. – Мы их не остановим, разве ты не понимаешь?
– Умница, – похвалил Хохлов. – Просто молодец. Соображаешь. И вообще волноваться совершенно не из-за чего! Нас двое, а он один.
– Но он убийца! – Это крикнула Ольга.
И Хохлов, и Пилюгин улыбнулись одинаковыми улыбками, полными мужского превосходства, означавшими, что женщинам все равно объяснить ничего нельзя, да и не нужно!.. Они, мужики, должны довести дело до конца, и точка.
Мужчины идут на войну, женщины плачут дома.
Странно было идти на войну, когда все уже почти хорошо, когда дома горит уютный свет, когда дети собираются в ванную и ссорятся из-за того, кто пойдет первым, а у женщин такие родные и добрые лица! Странно, и очень не хочется, и в прошлой жизни Хохлов ни за что не пошел бы ни с кем воевать, но все изменилось, когда убили Кузю.
Одного из них убили, а второй как будто умер сам, только некого похоронить, и уж лучше было бы похоронить и поплакать над могилой, чем так, как сейчас, и Пилюгину еще только предстоит об этом узнать!..
Их было четверо, а стало вдвое меньше – большие потери, которые никак нельзя возместить, но можно поставить точку и жить дальше, стараясь не вспоминать и все-таки вспоминая!
Вот примерно так думал Хохлов, и ему очень хотелось поставить эту самую точку.
Они доехали очень быстро – в их городке до всего можно добраться за пять минут, а пешком пройти из конца в конец всего-то за час!..
Они доехали и еще некоторое время сидели в машине, курили и не разговаривали.
Очень на войну не хотелось.
Хохлов думал, что зря он потащил Димона из дому среди ночи, когда того только сегодня выпустили из каталажки, а Пилюгин думал, что зря он втянул друга в такую скверную историю. И обоим очень хотелось повернуть назад, и будь они в одиночестве, каждый непременно повернул бы, но они были вдвоем, и признаться в слабости – означало струсить.
Мальчики всю жизнь играют в войну, и самое тяжкое преступление в этой игре – струсить. Никак нельзя!..
– Пошли? – спросил Хохлов и задавил в пепельнице сигарету. – Раньше сядешь – раньше выйдешь! Пошли, Димон!
Не отвечая, Пилюгин полез из своей двери. Было темно, тихо и очень морозно, и дверь громко хлопнула, как выстрелила, в неподвижном выстуженном воздухе.
Они поднялись на третий этаж по скверной подъездной лестнице, Хохлов первый, Пилюгин за ним.
– Как ты думаешь, откроет?
Не отвечая, Хохлов нажал кнопку звонка, но за тонкой створкой не раздалось никакой трели, и тогда он сильно постучал в косяк двери.
За пыльным оконцем на лестничной клетке вставала луна, в морозной дымке казавшаяся призрачной и зыбкой, и больше всего на свете Хохлову хотелось уехать домой, к Родионовне, к собаке Тяпе и щенкам.
