Нора Робертс - Обманчивая реальность
– Была и останусь ею.
– Льюис нашел эти коробки?
– Он приехал домой. Был какой-то взвинченный, расстроенный, не находил себе места. Что-то там на работе. Кто-то украл его идеи.
– Одри… – вздохнул Рассел.
– Они его не ценили или, по крайней мере, недостаточно уважали, – не унималась его жена, и голос ее звенел отчаянием. – Так он говорил. Я не знаю, зачем ему понадобилось идти на чердак. Мы работали на воздухе. Он что-то нашел и начал задавать вопросы. Мы с мужем переговорили между собой и решили, что стоит все ему рассказать. Честно рассказать, что случилось много лет назад, а затем уничтожить бумаги. Потому что нас они не касаются.
– Но он не пожелал их уничтожать.
– Он сказал, что это его наследство и он имеет на него право. Что он должен знать свои корни, свою генеалогию, все как есть. Мне показалось, что он не то чтобы счастлив, но доволен. И как будто стал спокойнее. Как будто он всю жизнь догадывался, что что-то не так, и вот теперь, узнав правду, смог сбросить с души тяжелый груз.
– А потом он вернулся, чтобы узнать больше.
– У меня были вещи моей матери. Моей матери, – повторила Одри и положила руку на сердце. – И кое-что из того времени, когда они с ее сводной сестрой были совсем юными. Некоторыми из этих вещей мы до сих пор пользуемся. Например, мамиными тарелками. Осталось также кое-что из украшений. Не то чтобы они представляли какую-то ценность, – добавила она, вновь потрогав крестик на шее, – но для меня они память. Лью был уверен, что наверняка было что-то еще, как от Джины Макмиллон, так и Мензини. Он обыскал весь чердак, подвал, надворные постройки. Он возвращался снова и снова и задавал одни и те же вопросы.
– Вы не знаете, что было в тех коробках? Вы ведь так и не ознакомились с их содержимым.
– Толком нет. Я бегло проглядела их, после того как умер отец, прочла кое-какие записи в дневнике Джины, но все это было так грустно читать. Она вела дневник, когда сбежала от мужа в секту. Я не осилила его до конца. Джина умерла, спасая меня, и у меня рука не поднималась выбросить ее вещи, но я не хотела читать, что она писала, когда утратила истинную веру.
– Но ваш сын хотел. Он хотел прочесть эти дневники.
– Он говорил, что для него важно знать правду. И он…
– Что?
– Не сердись, – сказала мужу Одри. – Прошу тебя.
– Он сделал тебе больно? – Рука Рассела сжалась в кулак.
– Нет-нет, боже упаси!
– Ему случалось поднимать на вас руку? – уточнила Тисдейл.
– Это было давно. Он утратил контроль над собой.
– Ему нужны были новые кроссовки, стильные, какие мы не могли позволить. Мать застукала его, когда он пытался стащить деньги из нашей домашней копилки. Когда же она попыталась его остановить, он ее ударил. Кулаком. Ему было шестнадцать, и она взялась его оправдывать. Я же видел, что он наделал. Он вернулся домой с чертовыми кроссовками, и впервые в жизни я поднял на него руку. Я ударил его, собственного сына, как он ударил собственную мать. Кроссовки я сжег. Он извинился, пытался загладить вину, и какое-то время…
– Все было хорошо, – подсказала Тисдейл.
– Да, так могло показаться. Но только внешне. И мы это знали, – добавил Рассел, обращаясь к жене, и вновь прикрыл ладонью ее руку. – Мы знали.
– Просто мы не могли сделать его счастливым. Но он достиг в жизни успехов. У него хорошая работа.
Рассел покачал головой:
– Он лжет, Одри. Он всегда нам лгал. Он вечно был где-то рядом и замышлял пакости. Что такого он, по-вашему, сделал? – спросил он у Евы.
– Я думаю, он нашел некую информацию и использовал ее точно так же, как и его дед. На его совести смерть более ста двадцати человек.
– Этого быть не может! Вы говорите это лишь потому, что он узнал про Мензини. И вы решили этим воспользоваться, чтобы во всем обвинить Лью. Рассел, скажи им!
Но Рассел ничего не сказал, лишь продолжал сидеть, и, к великому удивлению и жалости Евы, по его щекам покатились слезы.
– Он наш сын. Мы так хотели ребенка. Мы делали для него все, что в наших силах. Мы воспитывали его так, как умели. И вот теперь вы говорите, что он преступник. Как нам в это поверить? Как нам после этого жить?
– Они ошибаются. Это какая-то чудовищная ошибка!
– Я могу помолиться за то, чтобы это было ошибкой. Но ведь мы всегда знали.
– Ты его не любишь!
– Увы, люблю, в том-то и дело.
Одри не выдержала и, положив голову на стол, разрыдалась. Рассел молча сидел, опустив голову, и по щекам его катились слезы.
Когда они вышли в коридор, Тисдейл оглянулась.
– Им будет тяжело.
– Многим будет тяжело. – С этими словами Ева вытащила коммуникатор и кивнула. – Вернулась Пибоди. Мне нужно с ней поговорить. А еще необходимо на какое-то время спрятать Коллуэйев. Он будет здесь с минуты на минуту.
К ним подошла доктор Мира:
– Если можно, я бы хотела с ними поговорить. Прямо сейчас.
– Может, уступите очередь мне? – спросила Тисдейл. – Пока они охвачены горем, из них можно многое вытянуть.
– Коллуэй будет здесь с минуты на минуту, – сказала Мире Ева. – И вы будете мне нужны. Понаблюдайте еще несколько минут и, если вам покажется, что Тисдейл что-то из них вытащила, приходите в конференц-зал. Я просигналю, как только он будет готов, – добавила она, обращаясь к Тисдейл. – Это должно сработать.
Она быстро ознакомила их со своим планом и зашагала к Пибоди в конференц-зал.
– Выкладывай, что узнала, только быстро.
– Поняла. Фишер на дух не переносила Коллуэйя. И жаловалась на него своей соседке. В чем причина? Он засадил ее за черную работу в своем проекте. Когда же она привнесла свежие идеи, разработала свою концепцию, сделала анализ рынка, приготовила презентацию, он приписал все эти заслуги себе.
– Она сказала об этом Уивер?
– Нет, но когда он в следующий раз навалил на нее работу, она не забыла указать себя качестве в разработчика и лишь потом показала сделанное Уивер – якобы чтобы та посмотрела опытным взглядом, высказала критическое мнение.
– Тонкий ход. Разумеется, этот проект зачли как ее собственный, а Коллуэй остался в пролете.
– Больше он к ней не обращался. Она же получила премию и возглавила небольшой проект. Фишер была дружна с одной из тех, кого она выбрала себе в команду. Я поговорила и с ней. Эта девушка подтвердила рассказ соседки.
– У нас в комнате для допросов сидят родители Коллуэйя. Тисдейл пытается пройти по второму кругу и выжать из них остатки информации.
В следующий момент в конференц-зал вошла доктор Мира:
– Да, она мастер своего дела. Я поговорю с ними позже.
– Хочу быстро пробежаться по нашим данным, чтобы Пибоди была в курсе, и заодно услышать ваше мнение, – сказала ей Ева. – Когда Коллуэй был ребенком, они были вынуждены часто переезжать с места на место, чтобы за него не краснеть. Как-то раз он поднял руку даже на мать, когда она поймала его за кражей денег, оставленных для домашних расходов.
– Как мило, – пробормотала Пибоди.
– На кроссовки. Отец тоже влепил ему оплеуху – по его словам, первый и последний раз в жизни. А также сжег кроссовки. Это случилось в тот период, когда они долго жили на одном месте, пока Лью Коллуэй не уехал учиться в колледж.
– Учитывая то, что мы о нем знаем, можно предположить, что после этого случая он сделал для себя вывод: с теми, в чьих руках власть, или с теми, кто его сильнее, лучше не связываться, ибо они способны наказать его и сделать больно, – заметила доктор Мира. – И тогда он, так сказать, ушел в подполье. Старался внешне не выделяться. Ибо насилие грозило аукнуться насилием.
– Бедные родители, – добавила Мира. – Представляю, каково им сейчас. Ведь в душе они отлично знают, на что Льюис способен и что это он сделал. При том, что они его искренне любят и сделали все, что могли, чтобы он был счастлив.
– Он сам сделал свой выбор. Они ни в чем не виноваты.
– Родителям свойственно гордиться детьми и нести за них ответственность.
– Вскоре им придется совсем не сладко, и было бы неплохо, если бы вы им помогли. Потому что, как только мы его арестуем, сразу пойдут слухи. Про то, что он натворил, в какие неприятности из-за него попали другие люди. – Ева посмотрела на часы. – К тому же он несколько месяцев назад выяснил, что приходится внуком Мензини. Думаю, это все решило.
– Согласна.
– Мать хранила в доме фотографии, дневники. Хотелось бы на них взглянуть. Она хранила их на чердаке, убрав с глаз подальше. И где-то среди хранящихся документов наверняка записана формула.
– Это не только дало ему в руки инструмент, – прокомментировала доктор Мира, – но и развязало их.
– Я отправляю в их дом группу для обыска. Если формула будет найдена, считайте, что мы получили дымящийся пистолет. Если же прокурор штата сочтет наши улики недостаточными для привлечения Коллуэйя к суду, толку нам от него не будет. Но я хочу добиться от него признания. Сделать так, чтобы он сам захотел нам все рассказать. Потому что нас можно только пожалеть: у нас нет весомых доказательств, мы фактически зашли в тупик, на нас давит с одной стороны начальство, с другой – пресса.