Гиллиан Флинн - Темные тайны
Он глянул на Бена — тот слушал, но, делая вид, что поглощен Диондрой, поигрывал ее локоном. Диондра почти не сопротивлялась.
— Могу я поговорить с тобой об этом без посторонних?
Раннер ткнул пальцем в угол, где три огромных мужика играли в бильярд. Самый высокий, седой старик с бледным лицом и татуировкой, которую делают морские пехотинцы, отложил кий и выпустил в их сторону облако дыма.
— Давай, — согласился Трей.
— Можешь говорить и в моем присутствии. — Бен изобразил безразличие.
— Твоему сыну деньги нужны не меньше, чем мне, — продолжал Трей. — А может, даже больше.
Раннер стоял перед Треем, подобострастно съежившись под сверлящим взглядом его черных глаз, но при этих словах начал поворачиваться, расправляя плечи и выпрямляясь во весь рост. С лета Бен подрос и теперь был на пару сантиметров выше его.
— Ты Трею денег должен? Мать говорит, ты попал в переделку. Трею должен, я спрашиваю?! — прогремел он, обдавая Бена запахом пива, табака и еще, наверное, политого горчичным соусом салата с тунцом. Желудок у Бена тут же отозвался голодным урчанием.
— Нет, что ты! Нет! — Он чувствовал, как испуганно звучит его голос. Диондра придвинулась ближе. — Никому я ничего не должен.
— Тогда с какой стати я должен давать тебе деньги, которые достаются мне потом и кровью! — произнес Раннер с горечью в голосе. — Не понимаю я смысла всех этих подачек: то с тебя алименты требуют, то государство так и норовит залезть в карман. Я на себя-то едва зарабатываю, с чего же люди считают, что я должен еще на несколько работ устроиться, чтобы отдавать деньги жене, у которой собственная ферма. И дом на этой ферме. Да еще четверо детей, которые вполне могут помогать по хозяйству. Когда я рос, я совсем даже не считал, что меня должен обеспечивать отец, типа деньги давать на фирменные кроссовки, на колледж, на одежду, на…
— Еду, — продолжил Бен, глядя вниз на свои дырявые кроссовки с въевшимися пятнами от кетчупа.
— А ну повтори! Ты что сейчас сказал?!
Раннер разошелся не на шутку, голубые глаза метались по желтой орбите, как рыба на поверхности отравленного озера.
— Ничего, — пробормотал Бен.
— Тебе деньги на краску нужны? Чтобы волосы красить? А может, на салон красоты?!
— Ему нужны деньги, потому что его девчонка… — начал было Трей, но Диондра, стуча себя ребром ладони по шее (нет-нет, ни слова больше, заткнись!), заставила его замолчать.
— Его подружку я уж точно не обязан содержать, — сказал Раннер. — Ты, что ли, Диондра, в этой роли? Мир тесен, как говорится. Но меня это совершенно не касается.
Трое за бильярдным столом прекратили играть и некоторое время с презрением смотрели на разыгравшуюся сцену, потом седой вразвалочку подошел ближе и решительно положил руку на плечо Трея.
— У тебя проблемы, Трей? Из-за Раннера? С него станется. Дай ему еще двадцать четыре часа, ладно? Под мою ответственность. Понял?
Он стоял широко расставив ноги, будто сила притяжения тянула его к земле, но руки у него были, как ни странно, цепкие, и он сильно сжимал плечо Трея.
Раннер улыбнулся и, глядя на Бена, задвигал бровями вверх-вниз — смотри, дескать, как удачно:
— Не переживай, приятель! Сейчас все будет нормалек.
Мускулы Трея под рукой старика напряглись, казалось, он сейчас сбросит эту руку, но он уставился куда-то вперед.
— Договорились, Уайти. Двадцать четыре часа под твою ответственность.
— Благодарю, мой краснокожий друг, — сказал тот, подмигнул и издал губами веселый звук, каким подзывают коня, потом вернулся к приятелям, и они расхохотались. Раздался удар кием по шару.
— Дерьмо ты, Раннер, — сказал Трей и добавил: — Здесь, завтра вечером. А иначе, клянусь, я тебя изуродую.
Победный оскал сполз с лица Раннера, он дважды кивнул, но, прежде чем пойти к барной стойке, бросил:
— Ладно, только после этого ко мне больше не обращайся.
— Скорее бы.
Они начали пробираться к выходу, но Бен надеялся, что Раннер скажет ему что-нибудь на прощание — к примеру, прости, до встречи или что-то в этом роде. Но Раннер уже пытался уговорить бармена, чтобы тот налил ему за счет заведения или за счет Уайти — почему нет? — и совершенно забыл о Бене. Как, впрочем, и Трей с Диондрой — они уже выходили на улицу. Бен стоял, засунув руки в карманы. Поворачиваясь в сторону Раннера, он заметил свое отражение в зеркале — оно сильно отличалось от привычного.
— Пап, — сказал он, и Раннер поднял глаза, раздосадованный, что Бен все еще не ушел. Именно из-за этой реакции Бену захотелось заставить Раннера с собой считаться. Ведь тот же Раннер только что, обращаясь к нему, назвал его приятелем. Бен хотел снова услышать из его уст это слово. На какую-то долю секунды он представил себя с отцом вдвоем в баре за кружкой пива. Ему больше ничего не нужно от этого человека — разве что изредка пивка вместе попить, вот и все. — Я тут тебе сказать кое-что хотел. Не знаю, может, тебя это обрадует. — И Бен не сдержал улыбку.
Раннер сидел перед ним с сонными, ничего не выражающими глазами.
— Я… это… в общем, Диондра беременна. Я… мы… у нас с Диондрой будет ребенок.
После этих слов улыбка стала еще шире. Произнеся это вслух, он вдруг впервые почувствовал, что ему хорошо. Он станет отцом. От него целиком и полностью будет зависеть жизнь маленького существа, которое он про себя пока называет это.
Раннер склонил голову набок, осторожно поднял полную кружку:
— Ты уверен, что это твой ребенок? Я что-то сомневаюсь. — И отвернулся.
А на улице Трей с остервенением пинал машину и рычал сквозь зубы:
— Чтоб они сдохли, эти скоты! Своих защищают, мерзавцы! Говоришь, это правильно?! Ничего подобного! Просто старые бледнолицые пердуны пытаются что-то из себя изобразить, а потом наложат в штаны от страха! Уайти! Мразь!
Снежинки падали с неба за шиворот Бену и таяли на шее. Трей ткнул в него пальцем:
— А папаша твой старый кретин, если считает, что я поверил его россказням. Надеюсь, ты к нему не сильно привязан, потому что я закопаю это дерьмо!
— Поехали, Трей, — сказала Диондра, открывая кабину и пропуская Бена на заднее сиденье. — На следующей неделе вернется мой отец, и мне точно не жить.
Бен готов был себя ударить. То, что он должен был держать в тайне, он взял и растрепал Раннеру. Когда он сел сзади, то был так зол, что начал щипать и пинать сиденье, брызгая слюной: «Уродуродурод», стучал в потолок, сбивая костяшки пальцев, и бился головой о стекло, пока рана на лбу снова не открылась. Диондра закричала:
— Что случилось, господи, скажи!
— Диондра, да отвяжись ты!
«Истребление и смерть…»
Он ни за что на свете ей не скажет.
— Убить бы кого-нибудь! — прошипел Бен.
Он обхватил голову руками. Впереди Трей и Диондра о чем-то очень тихо переговаривались, наконец Трей произнес:
— Отец твой, парень, сволочь и мудак.
Машина задним ходом выпрыгнула на проезжую часть и понеслась по улице. Бен еще раз сильно ударился головой о стекло. Диондра просунула назад руку и трепала его по волосам, пока он не сел прямо. Ее лицо в тусклом свете кабины казалось зеленым, и Бен вдруг представил, как она будет выглядеть через двадцать лет: с дряблой, огрубевшей кожей, вся в прыщах и угрях, — точно так же, как, по ее словам, выглядит сейчас ее мать.
— Глянь в бардачке, — сказал Трей. Диондра открыла крышку, порылась внутри и вытащила большую трубку, набитую сушеными листьями, трава сыпалась со всех сторон. — Ты поаккуратнее там.
Диондра раскурила трубку и передала Трею. Бен протянул руку — он почти не соображал, от голода его трясло, а от света бивших в глаза уличных фонарей перед глазами все плыло, — но он не собирался оставаться в стороне. Трей отвел его руку.
— Не знаю, дружище, надо ли это тебе. Эта хреновина для нас с Диондрой. Очень крепкая. На полном серьезе, Диондра, сегодня мне, похоже, понадобится особая сила. Давненько я не испытывал этого чувства. Наверное, пора.
Снег летел в лобовое стекло. Диондра молча смотрела вперед.
— А может, и Бену не будет лишним, — настаивал Трей.
— Ладно, тогда давай. Здесь налево, — сказала она.
Но когда Бен спросил, в чем дело, они молча улыбнулись.
Либби Дэй
Наши дни
Я выехала из Лиджервуда, и машина, прыгая на ухабах, по всеми забытой дороге двинулась в сторону Отстойников; небо приобрело ненормальный фиолетовый оттенок. Ну что можно сказать о человеке, то есть обо мне, чей отец обретается на свалке ядовитых отходов, о человеке, который вплоть до сегодняшнего дня знать об этом не знал да и знать не хотел! Отрава для саранчи, пропитанные мышьяком истертые оболочки пшеничных зерен вперемешку с патокой, ее применяли еще в тридцатые годы, чтобы остановить нашествие саранчи, а когда отрава оказалась не нужна, ее просто засунули в сотни мешков и свалили в одну кучу, даже не потрудившись закопать поглубже. А потом люди начали болеть.
