Дом огней - Донато Карризи

Целью было заставить его обнаружить себя.

Он говорит, что покажется, когда настанет нужный момент.

Но Джербер был уверен: Эва знает, кто говорил с ней. Или, по крайней мере, ее подсознание в курсе.

Наш разум видит лучше, чем мы: одно из любимых изречений синьора Б.

Вот почему гипнотизер обратился к ней с такой просьбой, пока девочка находилась в трансе. А главное, сделал это перед Майей Сало. Если она – подсказчица, ей не остановить руку Эвы. Оставалось надеяться, что на коже юной пациентки, ослушавшейся приказа, не появятся синяки. А если на листе бумаги возникнет лицо студентки из Финляндии, доктор получит искомое доказательство.

Секунды длились бесконечно. Потом Эва повела себя неожиданно, даже странно. По-прежнему с закрытыми глазами повернулась к пустому креслу рядом с шкафом. Так и сидела, не двигаясь, словно ожидая чего-то.

Через несколько мгновений она открыла глаза.

Джербер этого не ожидал. Майя пыталась поймать его взгляд, но он сосредоточился на Эве. Девочка дышала размеренно, и психолог понял, что она все еще под гипнозом.

Тогда к нему пришло озарение: прием был рискованный, и Джербер не знал, сработает ли это. С вызывающим видом он уселся в кресло с подлокотниками.

С этого места он увидел то, чего никогда прежде не замечал. От такого открытия у него перехватило горло и засосало под ложечкой.

Эва искала взглядом вовсе не кресло. Она глядела на белый шкаф.

47

Джербер открыл обе створки белого шкафа и заглянул внутрь. Перед ним – только платьица, развешенные в ряд.

– Там ничего нет, – вполголоса подтвердила Майя из-за его спины. – Я все время достаю оттуда одежду Эвы и вешаю обратно, если бы там было что-то необычное, я бы заметила.

Но Джербер не верил ей. Девочка продолжала смотреть именно в этом направлении.

Тогда он сдвинул вешалки и, держа в руке свечу, осмотрел шкаф изнутри. Прощупал все поверхности, даже в верхней части. Потом опустил взгляд. Из нижнего угла торчал кусок черного кабеля. Джербер встал на колени, нагнулся, чтобы лучше его разглядеть. Кабель обрезали: наружу торчали медные проволочки.

– Для чего это? – спросила Майя.

Уверенный, что она знает ответ, психолог вопрос проигнорировал. Наверное, до недавнего времени в глубине шкафа скрывали маленький усилитель звука, соединенный с генератором частот. Скорее всего, металлическую или деревянную коробочку, почти незаметную. Джербер не сомневался – голос, подсказывавший Эве, что говорить или делать, исходил из прибора, подсоединенного к этому черному кабелю. И он звучал на частотах, которые ухо взрослого не воспринимает, точно как ему объясняли синьор Ф. и синьор Р.

Вот почему, общаясь с воображаемым другом, девочка всегда поворачивалась в одну и ту же сторону.

Но кто-то, возможно заметив, что он вот-вот обнаружит истину, озаботился убрать аппарат.

Проследив, куда ведут провода из шкафа, доктор убедился, что они попросту исчезают в стене.

Между тем Майя не отставала:

– Ты так и не скажешь мне, что происходит?

Джербер развернулся, положил ей руки на плечи, вроде бы беря под защиту, но в то же время удерживая на месте.

– Давай начистоту: придя ко мне, ты сказала, что ни один детский психолог не захотел заниматься случаем Эвы. Ты определила меня как «улестителя детей», то есть прекрасно знала, кто я такой.

– Да, – подтвердила девушка, оробев.

– Кто говорил с тобой обо мне?

Майя опустила глаза.

– Странно, но я этого не помню.

– Это прозвание, «улеститель детей», – информация конкретная, четко выраженная: как ты можешь не помнить, от кого ее услышала?

– Клянусь тебе, я не знаю.

– Что еще тебе известно обо мне?

Она задумалась.

– Что у тебя есть бывшая жена по имени Сильвия и сын Марко. Оба живут в Ливорно.

– Я никогда не упоминал о них при тебе, – покачал головой Джербер. Не дожидаясь, пока она заговорит, выпалил: – Расскажи про твоего парня.

– Какого парня?

– Того, с которым, по словам синьоры Ваннини, ты позавчера ссорилась по телефону.

– Это неправда.

– Тогда с кем ты говорила?

Майя совсем растерялась.

– Ты готова подвергнуться гипнозу? – внезапно спросил он.

– С какой стати?

Так он установит, что до сих пор девушка просто-напросто ему лгала. Доктору хотелось верить, что и ею тоже манипулировали, каким-то образом подсказывая чужие речи. Хотя сейчас Майя Сало вроде бы говорила искренне, ему требовалось доказательство.

– Если это ради Эвы и поможет ей, я согласна.

Джербера охватило безумное желание обнять ее, но обоих отвлек короткий глухой стук. Что-то упало прямо над их головами. Оба подняли глаза к потолку.

– Что это было? – спросила Майя.

Гипнотизер двинулся к двери.

– Жди меня здесь.

Он вышел из комнаты и тут же ринулся к лестнице, ведущей наверх. В коридорах огромного дома его встретила тьма. Но он, как никогда раньше, был настроен обнаружить источник только что услышанного шума. Что угодно могло послужить его причиной: какой-то предмет опрокинуло сквозняком, либо дикий зверек проник через открытое окно или чердак. Либо какая-то безделушка, годами стоявшая на краю, выбрала именно этот момент, чтобы упасть.

Либо это призрак.

Но, поскольку Джербер извлек урок из истории со стеклянным шаром, ему казалось наиболее вероятным, что этот звук произвел человек из плоти и крови. Передатчик, которым пользовался подсказчик, вряд ли находился далеко. Может быть, следуя по направлению звука, получится его найти.

Он дошел до лестничной площадки и собирался уже подниматься, но услышал, как ему показалось, чьи-то торопливые шаги. Теперь звук исходил снизу.

Предчувствие опасности овладело им, по спине побежали мурашки. Он ощутил настоятельную потребность вернуться и быстро побежал обратно к комнате девочки.

– Ну что? – с тревогой спросила рыжеволосая Майя.

Джербер сделал ей знак умолкнуть. Потом прошептал на ухо:

– Я не уверен, но мне кажется, будто в доме есть кто-то еще.

Майя поднесла руку ко рту, сдерживая крик. Потом оба обернулись к Эве, которая по-прежнему вперяла в пустоту остекленелый взгляд.

Майя не понимала, что происходит. Джербер знаком велел ей снова сесть на кровать под балдахином. А сам опять направился к девочке.

– Ладно, забудь, о чем я просил тебя раньше, – приказал он, освобождая девочку от наложенных прежде уз: просьбы нарисовать портрет воображаемого друга.

Пациентка медленно повернулась к столу, словно заводная кукла.

Психолог поменял листок, лежащий перед Эвой, и снова расположил на нем ее руку с карандашом.

– Теперь я хочу, чтобы ты нарисовала твою маму.

Эва ничего не делала, наверное, не знала, как поступить. Джербер догадался, что девочка должна была сначала решить, не противоречит ли это