Дом огней - Донато Карризи
Это вызвало у девочки слабую улыбку. Такого еще не было никогда.
Появление психолога стало манной небесной.
– У меня фонарик в машине, – сообщил он Майе.
Чуть позже он подсвечивал, пока та рылась в кладовке на полках.
– Я уверена, что у синьоры Ваннини целые залежи свечей, – твердила она. И наконец достала коробку, где их было полно: разных размеров и цветов, хотя встречались и огарки. Они с Джербером под молчаливым надзором Эвы прошлись по всему дому, чтобы поставить свечи на каждый подоконник. Прежде всего в кухне, но также и в ванной, на лестнице и, естественно, в спальнях.
Пока они занимались этим, психолог взглядом указал на девочку.
– Увезти ее сегодня вечером никак не получится, – сказал он Майе. – По дорогам не проехать.
– Может, так даже лучше, – согласилась Майя. – Не знаю, что бы мы делали, если бы с ней случился ее обычный припадок.
Джербер сделал вид, будто все еще верит в агорафобию: на эту ночь он разработал четкий план. А пока наблюдал за девочкой. С тех пор как переступил порог, психолог не слышал, чтобы она произнесла хоть слово. Где теперь блуждает ее разум, спрашивал себя он. Когда они проходили по одному из коридоров, он заметил, что Эва то и дело оборачивается, будто на что-то глядит. Все это время воображаемый дружок оставался на удивление молчаливым. Джербер вспомнил, что тот всегда появлялся, когда Майи Сало с ними не было.
– Тебе удалось немного отдохнуть? – спросила студентка, напоминая ему о прошлой бессонной ночи.
– Чуть-чуть, – соврал он.
– Сегодня я попросила синьору Ваннини приготовить тебе гостевую комнату, – заботливо сообщила она.
– Спасибо, – только и ответил Джербер. Он не знал, как относиться к ее заботам. Не мог определить, идут ли они от чистого сердца, или девушка просто следует сценарию, разработанному людьми, которые диктуют Эве ее речи.
Когда они закончили расставлять свечи, было уже восемь вечера. Как он и обещал девочке, психолог вынул три коробки с мороженым ручной работы. Он выбрал разное, чтобы все остались довольны. Майя хотела достать креманки, но Джербер остановил ее.
– Не нужно. – Он подмигнул Эве и снял целлофан с трех ложечек, прилагавшихся к коробкам.
И они принялись за необычный ужин, рассевшись вокруг большого дубового стола.
Этим вечером Джербер был в ударе. Несмотря на то что последние события изнурили его, он болтал без устали и сыпал шутками, на радость сотрапезницам. Расшевелить Эву по-прежнему не удавалось, но она внимательно слушала.
Рассказал он и о том, как синьор Б. в детстве водил его в «Виволи» по воскресеньям, перед тем как идти в кино: то был их излюбленный ритуал. Он умолчал, что мороженое, как ни парадоксально, оказалось единственным средством, которое отец избрал, чтобы передать сыну немного тепла.
И все же это была хорошая мысль. Джербер поздравил себя с тем, что ему удалось разрядить атмосферу.
Этот вечер должен запомниться. Ведь ночь, которая их ждала впереди, будет очень долгой.
В какой-то момент Джербер оставил хозяек.
– Сейчас мы проведем сеанс гипноза, – объявил он с умиротворяющей улыбкой. Потом поднялся один в комнатку девочки.
46
Когда Эва с Майей пришли наверх, Джербер встретил их на пороге. Он все приготовил.
Письменный стол был уставлен свечами, на нем лежали листы бумаги и новехонькие пастельные карандаши. Там же – переносной метроном. На стул, который стоял перед столом, гипнотизер положил несколько подушек, чтобы было удобнее сидеть.
Закрыв дверь, он обратился к девочке:
– Раз уж ты любишь рисовать, мы сейчас проведем один эксперимент. Хорошо?
Эва кивнула, явно заинтересованная. Джербер провел ее к столу, а Майе жестом велел сесть на кровать под балдахином.
– Ты правда хочешь, чтобы я осталась? – удивилась та.
На этот раз он намеревался не спускать с нее глаз.
– Да, останься, пожалуйста.
Джербер проследил, чтобы маленькая пациентка уселась поудобнее, выпрямив спину. Он положил ее левую руку на стол и вручил черный карандаш. Взял запястье девочки и установил ее правую руку посередине белого листа.
– Теперь закрой глаза, – скомандовал он.
Но вместо того Эва на него посмотрела.
– Как же мне рисовать с закрытыми глазами? – задала она разумный вопрос.
– Это такая магия, – заверил ее Джербер. – Доверься мне.
Эва доверилась. Тогда он включил метроном: ритм замедленный, навевающий сон.
– Сосредоточься, – велел гипнотизер девочке. – Дыши, как я тебя учил.
Она послушалась, стала ритмично вдыхать и выдыхать. Через пару минут впала в глубокий транс. Закачалась на стуле, словно вот-вот упадет. Джербер подхватил ее за плечи и усадил прямо. Держал, пока ее разум не запомнил позу, потом отпустил. Эва восстановила равновесие и сидела, как надо.
– Я хочу, чтобы ты нарисовала цветок для Майи, – сказал Джербер.
Несколько секунд девочка сидела неподвижно. Потом рука с карандашом стала набрасывать линии на листе бумаги.
Майя, сидевшая на кровати под балдахином, тоже придвинулась, чтобы посмотреть.
Эва как будто следовала некоему замыслу, заложенному в уме: как игла проигрывателя, двигаясь по бороздкам виниловой пластинки, извлекает неожиданные звуки, так и она изображала розу на длинном стебле, с листиками и маленькими шипами. Линии получались корявыми, Джербер был уверен, что с открытыми глазами она нарисовала бы гораздо лучше. Но ее природные способности все равно позволяли изобразить подобие цветка.
Когда она закончила, психолог взял листок в руки, вгляделся в него и похвалил:
– Отличная работа. Теперь нарисуешь дом?
За домом последовали лошадь, дерево и велосипед. Эва послушно исполняла все просьбы Пьетро Джербера. Такой метод, автоматическое письмо под гипнозом, он часто использовал в работе с маленькими пациентами. Это обычно происходило в «игровой комнате», особом помещении, оборудованном при суде по делам несовершеннолетних, и дети там выступали свидетелями преступления или жестокого обращения, которому подвергались сами. Чтобы не волновать их, психологи, сотрудничавшие с прокуратурой, создали защищенное пространство, полное подобие обычной комнатки, где было полно всяких игр и плюшевых зверушек. Разве что за стеной с фальшивым зеркалом скрывались судьи, присяжные и адвокаты. Джербер мастерски проводил такие сеансы гипноза: ему бывало достаточно положить перед ребенком бумагу и карандаши, и тот, разговаривая совсем о другом, сам воспроизводил драматическую сцену, при которой присутствовал, или набрасывал черты своего мучителя. Психолог никогда не просил нарисовать что-то конкретное, просто ждал, пока на бумаге возникнет нечто, скрытое в глубине подсознания.
Но нынче ночью с Эвой все было по-другому.
Так что после нескольких тестов, удостоверившись, что девочка готова, Джербер подошел к креслу с подлокотниками, стоявшему подле белого шкафа: это место он до сих пор намеренно игнорировал.
– Теперь я хочу,
