За грехи отцов - Анна Викторовна Томенчук

Волосы встали дыбом, по коже пробежала волна озноба. Эли еще сильнее сжала предплечья. Так, чтобы стало больно! Хоть как-то вернуть себя к жизни. Очередная машина. Фары ярче, чем другие. Когда они осветили то место, фигуры уже не было. Она растворилась в ночи. Машина остановилась.

Сердце остановилось вместе с ней. Элионора медленно опустила глаза. Пассажирская дверца отворилась. Это он!

Она крепко-крепко зажмурилась и чуть не заорала, когда кто-то коснулся ее пальцев.

– Эли, это я, Клео, – проговорил приятный женский голос.

Элионора распахнула глаза. В желтоватом свете уличного фонаря та, кого она знала под именем Клео (если это правда), выглядела как мокрая фея из сказки. Яркие глаза сверкали на бледном лице. Волосы прилипли к щекам. Эли глянула на машину. За рулем сидел красивый мужчина. Наклонившись, он смотрел на нее так пристально, что страх в очередной раз за этот вечер сковал сознание.

– Меня зовут Кейра Коллинс, я стажер-профайлер из полиции. Я приехала с доктором Марком Карлином. Мы защитим тебя. Пошли.

10. Альберт. 1987

Декабрь 1987 года

Городская психиатрическая больница

Треверберг

– Он выпил душу. Душу. Полностью. И теперь ее нет. Только оболочка и мрак. Никто не должен так жить. Никто. Тссссс…. Тсссс… Тсссс….

Сестра шипела себе под нос мантру, которую повторяла каждые несколько минут на протяжении двух с половиной лет. Лечение не особо помогало, но на людей с оружием она не бросалась. У Лили был полностью разорван контакт с внешним миром. И пусть единственным объектом для выплеска агрессии оставался Андрэ, которого она зарезала, все равно она обречена на вечное существование в стенах больницы. Независимо от того, опасна она для себя и окружающих или нет.

Альберт убеждался в этом каждый раз, когда приходил к сестре. Раньше с мамой. Но теперь один. Ему пятнадцать. Он совсем взрослый. Учился и работал. Приезжал к сестре каждую неделю.

Красивое – очень красивое – лицо сестры было бледным, тонким, фарфоровым.

– Доктор сказал, ты стала рисовать. Покажешь?

– Рисунки – это вместилище осколков души, – серьезно сообщила Лили.

Ее тонкие руки метнулись к шее, потом запутались в волосах. Таких красивых. На чувственных, но бледных почти до синевы губах проступила улыбка. У Альберта на загривке волосы встали дыбом от этого вида. Он читал много книг, много городских легенд о вампирах, и каждый раз главных героинь, которые отказывались от жизни во имя вечности, представлял именно так. Может, Лили стала вампиром? Только вместо крови питается лекарствами, а вместо страха перед солнечным светом обрела страх перед людьми?

– Моя душа раскололась, он ее высосал, забрал, выпил, присвоил. Но осколки… они разлиты во Вселенной. И я ловлю их. Ищу. Посмотри.

Сестра протянула ему альбом, развернутый примерно посередине. Альберт опустил глаза и почувствовал, что неведомая сила выбивает его из реальности. Больница, другие пациенты, санитары и доктора, даже сама Лили постепенно растворялись, а рисунок, наоборот, проступал и захватывал все внимание, всю способность воспринимать. На альбомном листе было нарисовано кострище. Огромный столб. К нему привязана девушка. Лицо ее обращено к небу, но самого лица нет. Вместо него обугленная плоть. Огонь забрал только черты лица и кожу, не тронув мышцы, жилы, кости. Внизу, там, где обычно располагается земля, нарисованы облака. И в центре, прямо под кострищем, готическим шрифтом было выведено: «очищение».

– Пламя уничтожает любой яд, любое тлетворное прикосновение, любое влияние и любую боль, – пробились к его сознанию слова сестры. – Когда у тебя забирают душу, остается оболочка. Но оболочка испорчена. – Она протянула брату руку, с которой уже сняли повязки.

Альберт с трудом оторвался от рисунка. Значит, то несчастье полгода назад, о котором ему доложили врачи, это не случайность. «Ваша сестра забрела на кухню и случайно подожгла на себе одежду». Какой бред. Она не забрела, а забралась на кухню. И целенаправленно искала пламя. Чтобы очистить оболочку, потому что души все равно нет.

Яркие глаза сестры вспыхнули мертвенным светом. На лицо вернулась та самая потусторонняя улыбка. Альберт отложил рисунок и протянул к ней руку. Ладонью вверх. Как учили. Лили посмотрела на него. Медленно опустила взгляд на открытую ладонь. Он с трудом удержался от дрожи, когда изуродованные пламенем, но уже полностью зажившие пальцы сестры прикоснулись к его коже.

– Ты хотела очищения, – прошептал он.

– Когда у тебя забирают душу… ты хочешь очищения, – прошептала сестра. – Я очистила себя.

– Это именно то, что тебе было нужно?

Альберт положил альбом на столик рядом с сестрой. Он испытывал сумасшедшее возбуждение. Такого чувства не было никогда. Даже тогда, когда он выиграл городскую олимпиаду по биологии. А потом по химии. А потом еще по информатике. В нем столько сил. В этом разговоре столько смысла. Лили не держала зрительный контакт, но он видел, что она смотрит на его губы. Он улыбнулся. Мягкой, нежной улыбкой. Сжал пальцы сестры.

– Тебе хорошо здесь?

– Я собираю осколки, – наклонившись к нему, доверительно сказала Лили. – Очищение, осколки. Я тут. Ты там.

Альберт протянул вторую руку, коснулся подбородка сестры. Удовлетворенно кивнул, когда она не дернулась, не отскочила в сторону, как раньше. Контакт продержался всего несколько секунд, но он чувствовал себя почти счастливым.

– Я вернусь, – пообещал он. – Через неделю.

– Пламя, – согласно кивнула сестра.

11. Марк

01:13

20 октября

Треверберг

Автомобиль неторопливо ехал по ночному городу, в котором властвовала настоящая буря. Ветер и гроза налетели внезапно. И в момент, когда Элионора и Кейра вернулись в машину, начался настоящий катаклизм. Девушки сидели вдвоем сзади. Элионора что-то бормотала себе под нос про фигуры в ночи и про то, что маньяк придет за ней, потому что она сама его позвала, Кейра тихонько ее успокаивала. А Марк думал, куда их везти. Опытное ухо профайлера будто бы против его воли анализировало бессмысленный диалог двух родственных душ, которые прошли через серьезные испытания. Только одна вышла из них, надеясь интегрироваться в социум. А вторая, кажется, потеряла себя. От нее пахло алкоголем и таким концентрированным страхом, что Марк с трудом удерживался от желания открыть окно и проветрить.

Люди недооценивают силу собственных эмоций и состояний. Они думают, что когда им больно, эту боль чувствуют только они. А на самом деле она как