Джонатан Литэм - Сиротский Бруклин
– Я еду в одно место, о котором ты знаешь, – сказал я. – Это «Йосииз». Убежище.
– Хорошая идея, – сказала она недовольно, но в ее недовольстве слышалось и любопытство. – Мне всегда хотелось попасть туда. Роси говорит, там замечательно.
– Может быть…
– Что?
– Может быть, когда-нибудь мы поедем туда вместе.
– Давай прекратим этот разговор, Лайонел.
Звонок растревожил меня. Я съел второй сэндвич с ростбифом. Массачусетс оказался ничуть не лучше, чем Коннектикут.
Я снова позвонил ей.
– Что ты имела в виду, сказав, что я чувствую себя виновным? – спросил я. – Я не понял.
Киммери вздохнула.
– Я не знаю, Лайонел. Просто я не совсем уверена в твоем расследовании. Такое ощущение, что ты суетишься, бегаешь по кругу, пытаясь избавиться от чувства грусти, или вины, или еще какого-нибудь чувства – из-за этого Фрэнка.
– Я хочу поймать убийцу.
– Да ты прислушайся к своим словам! Ведь обычные, нормальные люди, когда убивают кого-нибудь из их близких, не пытаются поймать убийцу! – возмутилась Киммери. – Они идут на похороны!
– Я детектив, Киммери. – Я едва не сказал: «Я телефон».
– Ты все время говоришь это, Лайонел, но я не знаю… Я просто не могу принять это.
– Почему же нет?
– Мне всегда казалось, что детективы должны быть более… – Она замялась на мгновение, а потом все же подыскала нужное слово: – …проницательными.
– Знаешь, Киммери, должно быть, ты насмотрелась на детективов в кино или в телесериалах. – Я-то прекрасно видел разницу между киногероями и реальными людьми – профессионалами. – На экране они все одинаковые. А вот настоящие сыщики друг на друга не похожи – как отпечатки пальцев или снежинки.
– Очень смешно.
– Я пытаюсь рассмешить тебя, – сказал я. – И я рад, что ты это заметила. Ты любишь шутки?
– Ты знаешь, что такое коансы? – спросила Киммери в ответ. – Это нечто вроде дзен-буддистских шуток, но в каждой из них не один, а несколько смыслов.
– Так чего же ты ждешь? Рассказывай! У меня куча свободного времени. – На самом деле вести машину становилось все сложнее, поскольку хайвей обрастал дополнительными полосами, новыми транспортными развязками и ограничениями. Но я не собирался останавливать Киммери, коли уж дела пошли так хорошо, ведь я почти не страдал от тика, к тому же дурел от ее штучек.
– Ох, я никогда не могу сразу вспомнить, потому что они такие… неопределенные. Множество монахов бьют друг друга по голове и другим частям тела.
– Звучит забавно, Киммери. А вообще я бы сказал, что в лучших шутках всегда фигурируют животные.
– Да уж, животных там полно. Вот… – Я услышал шорох – это Киммери пристроила телефонную трубку между плечом и ухом и принялась перелистывать страницы книги. Сначала мне казалось, что она находится посередине большой комнаты, а теперь я решил, что Киммери сидит на своем ложе, протянув туда телефон, и возможно, Шелф лежит у нее на коленях. – Так вот… Два монаха спорят о кошке, а потом один из них разрывает эту кошку пополам… Ох, похоже, в этой шутке нет ничего забавного, – смутилась она.
– Ты просто убиваешь меня, – заметил я. – Меня, того и гляди, вывернет наизнанку.
– Заткнись, – отозвалась Киммери. – Ага, вот какая мне нравится. О смерти. Один молодой монах приходит к другому, пожилому, чтобы спросить о третьем, совсем старом монахе, который только что умер. Этого умершего монаха звали Тендо. Итак, молодой монах спрашивает про Тендо, а пожилой отвечает фразами вроде «Посмотри вон на ту собаку» или «Хочешь принять ванну?» и тому подобную ерунду. Итак продолжается до тех пор, пока на молодого монаха не снисходит озарение.
– Какое еще озарение?
– Думаю, он вдруг понимает, что человек и не может сказать что-то разумное о смерти.
– О'кей, я понял. Это напоминает фильм «Только у ангелов есть крылья». Там лучший друг Кэри Гранта Джо попадает в авиакатастрофу и погибает. И тогда Розалин Рассел спрашивает его: «А что случилось с Джо?» и «Что ты собираешься предпринять в связи с Джо?», а Кэри Грант отвечает: «А кто такой Джо?»
– Видишь, это не я, а ты смотришь слишком много фильмов и перекормлен теликом.
– Совершенно верно. – Мне нравилось, как миля за милей пролетают у меня за окном, и при этом меня не мучают тики, я слушаю голос Киммери, а поток транспорта редеет.
Те мгновения, что я думал о нашем разговоре и о том, как страна проносится у меня под колесами, мы молчали.
– О чувстве вины нам говорил Роси, – сказала Киммери через минуту. – Он говорил, это эгоистическое чувство, позволяющее человеку перестать заботиться о себе, перестать о себе думать. Что-то в этом роде. Не могу вспомнить…
– Прошу тебя, не цитируй мне Джерарда Минну, – попросил я. – Это довольно трудно проглотить при сложившихся обстоятельствах.
– Ты и правда считаешь, что Роси в чем-то виноват?
– Мне надо еще кое-что выяснить, – признался я. – Этим я сейчас и занимаюсь. Потому мне пришлось взять твои ключи.
– Поэтому ты и едешь в «Йосииз»?
– Да.
Наступила пауза, и пока она тянулась, я впервые почувствовал, что Киммери верит мне.
– Будь осторожен, Лайонел.
– Конечно, Киммери. Я всегда осторожен. Только сдержи свое обещание, хорошо?
– Какое обещание?
– Не ходи в «Дзендо».
– Хорошо, – согласилась она. – А теперь я, пожалуй, повешу трубку, Лайонел.
– Обещаешь?
– Да, конечно, обещаю. О'кей.
Внезапно я оказался в окружении офисных зданий, навесов для машин, забитых автостоянок. Слишком поздно я понял, что мне следовало объехать Бостон по окружной дороге, а не ломиться через центр. Я двигался мучительно медленно, жевал чипсы и старался не задерживать дыхание, и вскоре хватка города ослабла, уступив некоторой пригородной вальяжности, простодушному загородному пейзажу. Я лишь надеялся, что Тони и гигант не обогнали меня, не обошли с краю. У меня должен быть край.
Я стал думать о слове «край»: край машины, край дороги, край зрения и то, что нависает над ним – надоедливое и нематериальное. Я ощутил тело своего автомобиля и тела тех, что двигались рядом; странно, что к ним никто никогда не прикасается. С другой стороны, соприкосновение автомобильных тел может вызвать настоящую катастрофу.
Не висни перед моим слепым пятном, Фоун-боун!
У меня было такое чувство, словно мой тик передался телу автомобиля и оно стремится прикоснуться к откосу дороги или к движущимся вокруг меня телам. И я не мог прогнать это чувство, пока снова не услышал ее голос.
– Киммери.
– Лайонел.
– Я снова тебе звоню.
– Но ведь телефонные разговоры из машины очень дорогие!
– Я не плачу за них, – пробормотал я. Я был охвачен навязчивой техномагией, сотовый телефон соединял нас сквозь пространство и время.
– А кто платит?
– Один из тех дзен-буддистских швеймаров, с которым я вчера познакомился в машине.
– Швеймаров? – недоуменно переспросила она.
– Швейцаров, – поправился я.
– М-м-м… – промычала Киммери что-то неопределенное. Кажется, она что-то ела. – Ты слишком часто звонишь.
– Мне нравится говорить с тобой. Знаешь ли, вести машину… надоедает. – Я выпустил свой страх, позволив одному слову заменить все остальные.
– Да, я понимаю, но знаешь… м-м-м… мне бы не хотелось сейчас впускать в свою жизнь нечто… безумное.
– Что ты подразумеваешь под словом «безумный»? – Резкая смена ее тона поразила меня. Я представил, что звуки ее голоса пустились в какой-то удивительный танец, зачаровывающий мой мозг.
– Видишь ли… парни обычно делают вид, будто понимают, что девушке необходимо предоставить свободу и не посягать на ее время, не мешать ее планам; они говорят об этом потому, что им известно, как девушка нуждается в подобных словах. Но в действительности они вовсе не собираются выполнять свои обещания. Я очень устала в последнее время, Лайонел.
– Значит, ты считаешь, что я посягаю на твою свободу?
– Я имею в виду твои частые звонки. Этого вполне достаточно.
– Вот что, Киммери, выслушай меня. Дело в том, что я не совсем такой парень, с какими ты встречалась раньше. Моя жизнь связана внезапными тиками и судорожными движениями. Но с тобой все обстоит иначе, с тобой я чувствую себя другим.
– Это хорошо, это замечательно, но…
– Ты не понимаешь, о чем я толкую, – перебил я ее.
– Но я только начала выходить из-под влияния. Я хочу сказать, что ты попросту сбил меня с ног, Лайонел. Ты… ошеломил меня, если тебе это еще неизвестно. Я имею в виду, что мне нравится говорить с тобой, но не стоит звонить мне три раза после того, как мы с тобой провели ночь вместе.
Я замолчал, не зная, как понимать это занятное замечание.
– И еще я хочу сказать, что только что пережила период безумия, Лайонел.
– Какого рода безумия?
– Такого, – слабым голосом ответила девушка. – Типа того, какое у меня с тобой.
