Ричард Касл - Обнаженная жара
Ключом к разгадке оказался консьерж. Дерек Сноу, прославившийся у постояльцев отеля не столько услужливостью, сколько умением держать язык за зубами, нередко использовал чужие тайны для своей выгоды. Джесс Риптон знал об истории с простреленной ногой и увидел в Дереке человека, который возьмет деньги и будет молчать. Поэтому, когда Сноу, проводив Тоби и Солей, вернулся в номер, Джесс Риптон с полным основанием предложил ему приемлемую сумму за забывчивость. А Сноу принял деньги и заверил Брандмауэра, что тому не о чем беспокоиться.
Когда тощий мужчина в наряде из вестерна прибыл, чтобы помочь с уборкой, Риптон подкрепил деньги угрозой, что в случае чего техасец разыщет и убьет консьержа.
Дело осложнилось, когда техасец, открыв черную сумку, достал стетоскоп. Дерек в это время протирал дверные ручки в гостиной. Он услышал из спальни голос ковбоя:
— Черт, Джесс, да он еще жив.
Консьерж уверял, что в тот момент готов был выбежать из номера, чтобы позвонить в 911, но его удержал страх перед техасцем. Он продолжил уборку, только придвинулся к двери спальни. Один раз даже заглянул, но чуть не попался приятелям на глаза и больше уже не рисковал: держался за дверью, но так, чтобы видеть происходящее в туалетном зеркале.
По его словам, говорили там тихо, но один раз он отчетливо расслышал голос Риптона: «Сделай что-нибудь». Техасец спросил, точно ли он этого хочет, на что Риптон ответил, что точно не хочет, чтобы Уэйкфилд в бреду проболтался врачам или копам, что тут было и с кем он был. «Заткни гада».
После этого техасец достал из сумки какие-то пузырьки. Он втиснул в горло Уэйкфилду несколько таблеток, затем впрыснул что-то ему в нос, а потом снова взялся за стетоскоп и очень долго слушал. Дерек испугался, что его поймают на подглядывании, поэтому отошел подальше и продолжил уборку. В спальне долго было тихо, потом послышалось движение и голос Риптона: «Ну?» Тот ответил: «Хоть вилкой тыкай, готов». Когда они вернулись в гостиную, консьерж притворился, что занят уборкой и ничего не слышал. Риптон похвалил его: «Молодец. Протри еще пульт от телевизора и можешь идти».
Обратиться к Кэссиди Таун Дерека заставило чувство вины. Он был не ангел: взял деньги у нее, как и у Риптона. Но поделиться тайной с газетной сплетницей для него было вроде исповеди и отпущения грехов. Консьерж боялся техасца, но еще страшнее было доживать жизнь, сознавая себя сообщником убийц.
Сноу также рассказал журналистке, как мучительно для него было скрывать правду от Солей, которая стала названивать ему и рыдать в трубку, обвиняя себя в смерти любимого. Он видел, как женщина катится в бездну. Дерек говорил Кэссиди, что, когда та закончит книгу, он, наверное, позвонит Грей и расскажет, как было дело. Кэссиди умоляла его подождать, и консьерж обещал. Но страдания Солей только добавляли ему мучений.
— Как ты думаешь, — спросил Рук у Никки, — Дерек затем и звонил Солей в ту ночь?
— Мне это тоже пришло в голову, — призналась Хит. — Та самая ночь, когда убили Кэссиди. Наверняка Дерек засек болтавшегося вокруг Вольфа и хотел, пока не поздно, признаться Солей.
— Только, пожалуй, было уже поздно, — вставил Каньеро.
— Грустно это, — проговорила Никки. — Мало того что Солей не услышала правды от Сноу, так и в украденной рукописи не оказалось последней главы, — и все, что она прочитала, подпитывало ее чувство вины.
Рук кивнул:
— Двойная трагедия: она умерла, не узнав, что невиновна в смерти Рида.
Каньеро разглядывал напарника.
— Что у тебя на уме?
— С чего тебе в голову взбрело? — удивился Таррелл.
— Брось, ты мне вроде жены.
— Хочешь сказать, я тоже с тобой не сплю?
— Смешно! Я имел в виду, что знаю тебя как облупленного. Так что там?
— О'кей, это насчет Солей, — сдался Таррел. — Если все устроил Джесс Риптон — я об убийствах — ради Тоби или ради себя самого, при чем тут она? Если не считать терзаний из-за той ночи и передозировки.
— Зная то, что нам теперь известно, — принялась рассуждать Хит, — не думаю, чтобы Солей имела дело с Риптоном, Вольфом или Тоби. Во всяком случае, не в отношении убийств.
— И все же она напала на Перкинса ради той рукописи, — заметил Таррелл. — Скажешь, совпадение?
— Одновременно — не значит вследствие. Есть разница.
Рук налил еще пива.
— Так чего же она так внезапно решилась?
— Есть у меня одна мысль. — Никки встала с табуретки и потянулась. — Завтра скажу, если не ошиблась. Надо с утра кое с кем поговорить.
В одиночестве отходя от участка по Западной 82-й, Никки Хит почувствовала, как изменились улицы. Вдали раздавалось басовитое жужжание, которого она не слышала уже неделю. Ближе к Амстердам-авеню застенчиво откашлялся черным дымком дизельный двигатель, а жужжание сменилось коротким рыком, за которым последовало шипение пневматических тормозов городского мусоровоза. Выскочив из машины, двое мусорщиков пошли в атаку на горы, накопившиеся за время забастовки. За мусоровозом остановилась машина, другая, и улица встала в пробке, а рабочие санитарной службы тем временем забрасывали в кузов-контейнер зеленые и черные мешки. Проходя мимо, Никки услышала ругательство одного из застрявших водителей и крик: «Проезжайте!» Она улыбнулась. Забастовка мусорщиков окончилась, и жителям Нью-Йорка придется искать другую причину для недовольства.
Было пять минут девятого. Кафе «Лало» только что открылось, и Петар, оказавшийся первым посетителем, поджидал ее под большим плакатом выставки европейского искусства на кирпичной стене. Он обнял Никки.
— Рад, что удалось встретиться.
— Ага, я тоже. — Никки села напротив за столик из белого мрамора.
— Тебе нравится место? — спросил он. — Мне предложили выбор, но у окна сидеть не хотелось. Забастовка закончилась, зато вернулись дизельные выхлопы!
— Да, мусор пах куда приятнее.
— Точно, Никки. Все забываю, что твой стакан всегда наполовину полон.
— Ну, по крайней мере в половине случаев так и есть.
Когда подошла официантка, Никки попросила себе только латте. Петар, закрыв меню, заказал то же самое.
— Ты не голодна?
— Мне скоро возвращаться на службу.
От разочарования у него между бровями образовалась морщинка, но Петар скрыл обиду.
— А ты знаешь, что именно здесь снимали «Вам письмо»?
Неизвестно с чего Никки подумала: «Вам пенис», — и губы против воли вытянулись в улыбке.
— Что? — спросил Петар.
— Да ничего. Наверно, еще не отошла от вчерашнего.
— Где моя голова? — смутился он. — Не спросил даже, как все прошло.
— Не без осложнений, честно говоря, но все обошлось. — Никки не рассказывала ему о пережитом в мансарде Рука, но Петар заговорил именно об этом.
— С утра все шумят о Тоби Миллсе и Джессе Риптоне, и еще о том третьем. Твоя работа?
Им подали латте, и Никки, прежде чем ответить, дождалась, пока отойдет официантка.
— Петар, я думаю, ничего у нас не выйдет.
Он отложил ложечку и озадаченно уставился на нее.
— Это потому, что я опять тебя слишком торопил?
Никки твердо решила высказать все, как бы трудно это ни было. О кофе она забыла.
— Нет, не потому.
— Значит, из-за того писателя. Ты попалась на кончик пера Джеймсону Руку?
Он сам подставился, и Никки воспользовалась моментом.
— Нет, это потому, что я не уверена, что тебе можно доверять.
— Что? Никки…
— Дай я объясню. Я попробовала разобраться, с чего это Солей Грей пришло в голову охотиться за издателем. — Петар заерзал. Никки даже услышала, как скрипнул под ним стул. Когда он успокоился, она продолжила: — Это случилось сразу после того, как Солей побывала на вашем шоу. В ту же ночь, когда ты рассказывал мне о книге Кэссиди.
— Мы же друзья, как я мог тебе не сказать?
— Но ты рассказал мне не все. Ты скрыл, кого она собиралась разоблачать. Но ты знал — не от издателя, а от своей покровительницы. Кэссиди сама тебе сказала, да? Может, не все, но кое-что? — Он отвел взгляд. — А ты пересказал это Солей Грей. Потому она и вздумала выкрасть у издателя рукопись. Иначе откуда бы ей знать? Скажи мне, что я ошиблась.
Появлялись новые посетители, и Петар, склонившись над столиком, заговорил хриплым, срывающимся голосом:
— После того что случилось с Кэссиди, я решил, что Солей нужно предупредить. Хотел ее уберечь.
— Возможно. А еще — хотел угодить звезде. Наверняка ты не предвидел, как она поступит, но не мог устоять перед искушением пополнить свой список оказанных услуг. Вот так она и узнала. А потом ты кое-что выудил у меня, и подробности о том, что я показывала Солей посмертные снимки, попали в печать. — Никки помолчала. — Очень надеюсь, что Стингер — это не ты.
— Нет, не я.
— Но ты с ней знаком.
— С ним. Знаком.
