Фридрих Незнанский - Мертвый сезон в агентстве Глория
— Учтем, Тимофей Поликарпович.
— А вы вроде и не удивились?
— Нет нужды по всякому поводу кричать «ура»…
Турецкий остановил запись и вопросительно посмотрел на Меркулова.
— Что скажешь? — задумчиво протянул Константин Дмитриевич.
— Я верю полковнику. Сообщил он немного, но искренне.
— Я тебе говорил, что накануне он посетил Голованова. И у них вроде бы состоялся свой, мужской разговор.
— А что Денискины парни о нем думают?
— Кротов сомневается. Говорит: однажды предавший снова предаст. Демидов, которого Славка сумел закинуть в это самое «Мужество», столкнулся с полковником носом, что называется, к носу. Сказал: посмотрели друг на друга внимательно и разошлись, «не узнав» друг друга. А ситуация была довольно острая, Демидыча тогда еще проверяли.
— Сейчас-то как?
— У Славки накапливается весь кадровый состав. Прижмет Грязнов Коновалова, давно на него зуб точит… Что еще? Голованов с Агеевым, эти ругаются, но верят Довбне. У них свой подход. Моя точка зрения такова, что Довбня может нам быть очень полезен, как свидетель по делу Гохрана. Особенно важны будут его показания против Маркина, которого есть немало оснований назвать одним из главных организаторов аферы. Показания Пучкова лишь отчасти задевают этого референта. А вообще точка зрения Пучкова тебе известна: указание сверху, от Самого. Может, попробовать допросить президента, а, Костя?
— Не хохми. Давай-ка пока вернемся к нашему полковнику и закончим с ним. Кротов, по-моему, неправ. Довбня никого не предавал, разве что собственную совесть. Слабость проявил — другое дело, тут я согласен. Но ведь слабость, если по крупному счету, куда больше проявляли господа генералы! Я уж не говорю о наших высших чиновниках. А что касается того «мерседеса» и дачки? Так ведь они все брали, берут и будут брать. И не в пример больше, чем этот полковник, которого, заметь, сперва очень ловко «устроили» в жизни, а уж потом стали диктовать свои требования. И еще не забывай, что ни у кого пока не взыграла совесть! А у него проснулась. И он пришел с повинной, но опять же не к нам с тобой, а к бывшим боевым соратникам, которых и близкими друзьями назвать не мог. Так что если мы его оттолкнем, может наделать делов Герой России.
— Согласен, но что ты предлагаешь конкретно?
— Поговорим. А теперь о деле Гохрана. Я был у генерального. Докладываю. Он в курсе операции по задержанию Комара, отметил хорошую работу наших помощников, но заметил при этом, что они совершенно зря, по его мнению, отдали лавры Интерполу с ФБР. Впрочем, что сделано, то сделано. Я постарался убедить его, что нам важнее дело, нежели очередной венок с лавровым листом для супа.
— А то, что ребята умыкнули диадему, знает?
— Я сказал, что они передали ее в наше посольство и она вернется на родину уже по дипломатическим каналам. Но передадут ее, скорее всего, в Алмазный фонд… Но это все мелочи, Саня. Главное в другом. Пучков, как ты говорил только что, упирает на высшие указания. Кто-то испугался, что он захочет назвать конкретные имена. Короче, чтоб не морочить тебе больше голову, сообщаю ответственно: все материалы по делу о драгоценностях Гохрана мы снова передаем в ФСБ.
— Генералу Федоскину?
— Как бы не так! В отдел «С».
— Ясненько, — сказал Турецкий, помолчав. — Я получаю благодарность руководства Генпрокуратуры, премию в размере месячного оклада и — гуляй, Вася?
— Ошибся, — торжествующе произнес Меркулов, — ничего ты не получаешь.
— Уже легче. А кто так решил?
— Говорят, сам президент.
— Понятно. Значит, мне готовить материалы для передачи в отдел «С»?
— А вот тут я бы не торопился.
— Это почему? — удивился Турецкий.
— Видишь ли, какая штука, Саня… Неожиданно восстал наш генеральный.
— Да быть того не может!
— И тем не менее. Под него так долго и настойчиво копали и продолжают копать, что он наконец, кажется, понял, что нападение — лучшая защита. И отказался передавать дело в ФСБ.
— Значит, я не отлучен?!
— Напротив. Генеральный хочет, чтобы ты и завершил это дело. В смысле закончил следствие и передал в суд. И добился своего.
— Каким образом?
— Президент с ним согласился.
— Я, видимо, очень тупой, Костя… С одной стороны — согласие, с другой — наоборот. Чему верить?
— Верить тому, что произошло дальше. После ухода генерального, к президенту нагрянули советники из администрации. Не помогло. Усилили безотказным оружием.
— Мадам?
— Смотри, догадливый! И вчера генеральному снова было приказано передать материалы в отдел «С». Но генеральный опять все испортил.
— Что он еще натворил?
— Упрямство было всегда отличительной чертой его характера. Говорят, с детства.
— Но ведь ему ж теперь не простят!
— Вот именно. Значит, попробуют купить.
— Смогут?
— Вряд ли, — вздохнул Костя. — Тем более что он дал уже указание возобновить прикрытое было дело по Аэрофлоту.
— Ба! Да он же на святая святых замахнулся! Вот теперь его точно схавают.
— Согласен, однако кровушки он им попортит немало, пока сжуют. Но шутки в сторону. Что мы имеем на сегодняшний день? Мы с тобой имеем Комара.
— Его еще довезти надо. В целости и сохранности. Греческая тюрьма не Лефортово!
— В Афины уже вылетел Федоскин.
— А деятели из отдела «С», по-твоему, посиживают себе… и ждут, когда доставят Комара? Им ведь не он нужен, а его труп. Или я ни черта не смыслю во всей этой кремлевской каше. Ну чего молчишь?
— Мое молчание, Саня, вовсе не означает несогласия с тобой. Ты-то сам что предлагаешь?
— Прежде всего разобраться, что им нужно. А нужны им на сегодня именно трупы. Много трупов. Например, Пучков, если он не откажется от своих показаний. Маркин, который слишком много знает. Тот же Довбня, который, как ты слышал, предполагает, что в драгоценностях Гохрана было кровно заинтересовано не только президентское окружение, но и криминальные структуры с их наполеоновскими прожектами захвата власти в государстве. Не исключаю, что и действовать здесь могут начать одновременно с двух сторон. Но Комар будет точно первой жертвой.
— Тогда бери инициативу в свои руки.
— Каким же образом?
— Давай сюда всех своих газетчиков и телевизионщиков! Я думаю, пора удовлетворить их любопытство.
— Ты даешь интервью?
— Зачем?! Это сделаешь ты — очень осторожно, тактично, скажешь, что Комара уже везут на родину для дачи показаний. Я бы на твоем месте даже слегка намекнул, что есть, мол, такой отдел «С» в ФСБ, который подчиняется исключительно президенту, точнее, его самым доверенным людям. Спугнем их, Комара не тронут. Поможем тем самым Сергею Ивановичу Федоскину.
— Не хотелось бы на экране светиться…
— Вячеслава попроси. Пусть поведает об убийстве Аракеляна и заодно расскажет, как раскручивается дело. В общих чертах.
— Откажется. Он их всех, я имею в виду журналистов, терпеть не может.
— Значит, придется тебе самому. И побыстрее, время не ждет, а Комара доставят максимум через две недели.
— Долго…
— Ничего не поделаешь, тут дипломатия. А вот ты должен будешь крепко постараться, чтобы суметь найти общий язык с Комаром. Не забыл, что Дениска докладывал? Я думаю, что Комар назовет номер счета в каком-нибудь Цюрихе, если поверит нам, что мы не отдадим его в руки убийц. А твоя задача в том и заключается, чтобы вернуть народу его ценности. Народу, Саня.
— Слазь с трибуны, Константин Дмитрич, меня убеждать не надо. Я боюсь, что вернуть мы сможем очень немного.
— Печально, но это не облегчает нашей задачи…
Отношения Игоря Леонидовича Маркина с полковником Довбней заметно охладели. Во всяком случае, Маркин не обращался ни с приказами, ни с просьбами к полковнику. А потому звонок Довбни оказался для него несколько неожиданным. Тимофей Поликарпович просил о встрече, прозрачно намекая, что она больше необходима ему, Маркину, нежели самому Довбне. Время шло к концу рабочего дня, и Игорь Леонидович предложил встретиться примерно через час.
— Где? — спросил Довбня.
— Где обычно, — ответил Маркин.
Обычно они встречались возле старого здания «Националя». Маркин притормаживал свой «мерс», Довбня садился, и они ехали или на квартиру референта, или на дачу. Надо заметить, что Маркин был всегда точен, но на этот раз он изменил своей привычке, опоздал минут на двадцать.
— Извини. Не рассчитал, — небрежно сказал он полковнику. — Слушаю тебя.
— Меня вызывал следователь Генпрокуратуры Турецкий.
— И чем ты его заинтересовал?
— Заинтересовал не я. Ты.
— Любопытно…
— Не знаю, может, тебя уже и вызывали «важняки», и не однажды. Но меня пригласили впервые. И надо сказать, чувствовал я себя не очень-то уютно.
— Меня пока Бог миловал. Кем кроме меня еще интересовался господин Турецкий?
