Рут Ренделл - Птичка тари
— Тебе надо прочитать это, любимая, — произнес Шон нежно.
— Знаю.
— Хочешь, я прочитаю это тебе? Прочитаю сначала сам, а потом прочитаю тебе?
Лиза помотала головой и заставила себя убрать руку. Безжалостные слова казались чернее, чем остальной отчет, а бумага белее.
В возрасте 21 года, возвращаясь в Оксфорд из Хитроу, где она провожала своего друга на рейс в Рио, Ив Бек попросила водителя грузовика подвезти ее. В кузове находились двое мужчин. Водитель свернул к автостоянке, где все трое мужчин изнасиловали ее. В результате она серьезно заболела и долго лечилась у психиатра. Изнасилование превратило ее в затворницу, которая ничего не хотела от жизни, кроме того, чтобы ее оставили одну и позволили ухаживать за поместьем Шроув.
Общества других людей она тщательно избегала, и ее фактически не знали в близлежащей деревне. Она жила с взрослой дочерью, которая с тех пор покинула дом.
Закончив чтение, Лиза сидела неподвижно, молча. Она получила ответы на все вопросы. Она чувствовала, что Шон смотрит на нее. Вскоре он положил руку ей на плечо, и когда она не оттолкнула его, прижал ее к себе.
После секундной паузы она тихо сказала:
— Лет с двенадцати, как только я стала разбираться в подобных вещах, я поверила, что моим отцом является Джонатан Тобайас. Я не была от этого в восторге. Нравиться мне он перестал, но это значило заиметь какого-то отца.
— Может, это еще и так.
— Нет, Ив не рассказывала мне ничего из того, что написали в газете, но она говорила, что не виделась с Джонатаном две недели перед тем, как поехала провожать его. Моим отцом был один из тех троих мужчин в грузовике. Где-то существуют трое мужчин, возможно, они живут здесь, в городе, или один из них сидел за рулем грузовика, мимо которого мы проехали, и один из трех — это мой отец. — Она посмотрела на Шона и отвела взгляд в сторону. — Думаю, мне придется смириться с этим.
Лиза видела, что Шон не знает, что сказать. Она сделала над собой усилие.
— По сути, то, что они говорят, неправда. Она убивала людей, потому что они угрожали ее жизни в Шроуве. Она убивала их, потому что они пытались отобрать у нее то, что она хотела сохранить. Никто не сказал ни слова о том, как она любит Шроув. Что касается меня, то я просто взрослая дочь, которая покинула дом.
Шон обнял ее.
Взрослая. Шон спросил, сколько ей лет. Не на первом их свидании в автоприцепе и не на втором, но вскоре. Лиза пошла с ним на прогулку, как обещала, сказав Ив, что проведет вечер в библиотеке Шроува, там находились нужные ей книги, но тащить их домой было бы тяжело. После прогулки они сидели в прицепе. У него было пиво, а Лиза пила кока-колу.
Тогда Лиза начала рассказывать Шону, как она живет, в полной изоляции, почти не общаясь с людьми, в замкнутом мире Шроува.
— Сколько тебе лет? — спросил он, допуская, что она выглядит на год-два старше, чем есть на самом деле, и все же опасаясь услышать, что ей пятнадцать.
В тот первый раз Шон даже не поцеловал ее. Через двое суток вечером было так жарко, что они не пошли гулять, эти душные, влажные, вызывающие сердцебиение сумерки они провели, лежа в высокой траве у живой изгороди из клена. Лиза смотрела на его лицо, всего в шести дюймах от ее собственного, сквозь бледные гибкие стебли травы. Они вдыхали запах сена и сухости. Легкие семена коричневой пыльцой рассыпались по его волосам. Он развел в сторону гибкие стебли травы, прижался губами к ее рту и поцеловал ее.
Лиза не могла справиться со своими чувствами, она потеряла над собой контроль. Ее руки обвились вокруг его шеи, она вцепилась в его волосы, страстно целуя его, вкладывая в эти поцелуи все, что она читала о любви и желании в книгах. Ласки их прервал Шон — он вскочил на ноги, заставил ее подняться и стал спрашивать, уверена ли она, понимает ли, что делает, если они собираются дойти «до конца», она должна быть уверена.
Но Лиза не могла ни о чем думать. Когда она пыталась рассуждать здраво, то все ее усилия заканчивались тем, что она видела перед собой одного только Шона, ощущала его поцелуи, и тело ее становилось горячим и слабым, откуда-то неожиданно появлялась влага, о чем умалчивали как наставления, так и книги. Лиза пыталась думать спокойно и рассуждать логически, но ее разум превратился в экран, на котором она видела одного Шона, себя вместе с Шоном. Ее тело содрогалось от страстного желания, она больше ни в чем не была уверена и не понимала, что делает, она помнила только о том, что случилось с ней на лугу. Результат был легко предсказуем: когда в следующий раз она увиделась с Шоном, Лиза готова была сделать что угодно, все, что хотел он и что хотела она, потому что если бы она никогда не увидела его, она умерла бы.
Лиза снова перечитала «Ромео и Джульетту», но на этот раз не нашла в трагедии отражения своих переживаний. В понедельник вечером шел дождь, поэтому свидание состоялось в автоприцепе, и они занялись любовью, как только встретились, бросившись друг к другу и задыхаясь в радостном возбуждении.
Теперь казалось, что это было так давно.
Шон включил телевизор, и они посмотрели новости. Кажется, в первый раз в них появилось сообщение об Ив. Им пришлось ждать почти до самого конца программы. Последним сюжетом была попытка запретить бой быков в Испании, но перед этим ведущий коротко сообщил, что Ева Бек, убийца в деле «Убийство в сторожке», признана виновной и осуждена на пожизненное заключение.
Шон прижимал ее к себе, он не размыкал объятий всю ночь, крепко обнимая ее, когда она просыпалась со стоном. Но все же он не понимал того, что она чувствовала. Она перестала быть личностью. С отречением от Ив — пусть даже во имя благой цели — прекращалось ее существование как личности, а после того, как ей открылась подлинная история Ив, Лизе стало еще хуже, легче было ничего не знать о своем отце.
Невозможно было найти подходящие слова, чтобы выразить ее ощущения. Ей было нечего сказать Шону, поэтому она говорила о повседневных будничных делах, что у них будет на ужин, какие продукты он принесет из магазина. Было ясно, что Шон испытывает облегчение от того, что не надо говорить об Ив, о судебном процессе или о Лизином теперешнем нервном состоянии, и это причиняло ей боль, сердило ее. Раза два в эту тревожную ночь Шон сказал ей, что она должна забыть о своем прошлом.
Но когда он собрался уходить, Лиза удивила его, сказав, что поедет с ним.
— Но ты же не работаешь сегодня у миссис С, верно? — спросил Шон.
Лиза покачала головой. Шон, должно быть, считает, что она едет в город, потому что не хочет провести целый день в одиночестве в автоприцепе. Она сидела рядом с ним, говорила о том, какая прекрасная погода, какой удивительно солнечный день для начала декабря. И через месяц с небольшим ей исполнится семнадцать, но Шон не знал, когда ее день рождения, хотя мог бы и догадаться. Поначалу, когда они оказывались вдвоем, они не тратили времени на разговоры. Все уходило на занятия любовью, на отдых после занятий любовью и их возобновление.
Боясь, как всегда, хоть на минуту опоздать, Шон поспешил в магазин. Ключи от машины были у него в кармане, но Лиза взяла запасную связку. Карта, которой он никогда не пользовался, обладая прекрасным чувством ориентации, была засунута в глубину отделения для перчаток. Лиза изучила ее и оставила лежать развернутой на пассажирском сиденье.
Ей не грозят серьезные неприятности, если ее задержат без водительских прав или страховки. В своем нынешнем состоянии Лиза не придавала значения тому, что с ней сделают. Больше не имело значения, что ее задержат и выяснят, кто она, потому что она была никто, у нее не было личности. Она была просто взрослой дочерью, которая после случившегося ушла из дома.
Лиза проехала мимо того места, где стоял автоприцеп, и выехала на шоссе. Казалось, здесь был совершенно другой мир, и таким она воспринимала его эти последние три месяца, но, при всем при том, до места, куда она направлялась, было всего лишь около двадцати миль. Проезжая мимо гаража, она взглянула на датчик бензина. Все в порядке. Бак был почти полным. Лиза задумалась над тем, что почувствует, когда подъедет к мосту и увидит реку с заливными лугами за ней и домом, казалось плывущим над белыми туманами, стелющимися по плоской равнине, когда увидит имение, которое всего лишь каких-нибудь девяносто дней назад было единственным известным ей местом на земле.
Но в решающий момент она не ощутила ничего особенного. Был безоблачный день, дул сильный ветер, который разогнал туман. Солнце сияло по-зимнему резко и ярко. Очертания Шроув-хауса предстали перед ней с небывалой четкостью. Доехав до середины моста, находясь на расстоянии полумили от дома, Лиза разглядела темные, длинные и тонкие линии, выгравированные клематисами на задней стороне дома, и лица каменных женщин, стоявших в нишах.
Солнечные лучи ярко освещали окно, из которого она наблюдала за Шоном, когда увидела его во второй раз. Лиза свернула на проселочную дорогу. Кто-то обнес ее здесь живой изгородью, беспощадно вырубив высокие боярышники. Сторожка появилась, как всегда, внезапно, сразу за поворотом. Дом выглядел как обычно, и ворота, ведущие в Шроув, были те же самые, но с разницей только в одном: впервые, насколько помнила Лиза, ворота оказались закрыты. Створки ворот, кроме того дня после бури, были всегда распахнуты, как постоянно открытые ставни на окнах. Но сейчас они были наглухо закрыты, и парк можно было увидеть только через их вычурный железный орнамент из завитков и затейливых букв: Шроув-хаус.
