Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон
Эйлин, наоборот, не очень хорошо помнила свое прошлое. Возможно, годы, проведенные в кабинете психолога после самоубийства матери, вытеснили из памяти девушки многие моменты ее детства. Бабушка с дедом в основном жили за границей. После того рокового дня, когда десятилетняя Эйлин, придя из школы, обнаружила в ванне тело Анны со вскрытыми венами, бабушка на какое-то время взяла Эйлин под опеку, и они с дедом Артуром снова поселились в Клиф-Хаус родовом доме над обрывом. Из тех времен Эйлин хорошо помнила бабушкины запеканки с яблоками и ревенем, и ритуальную рюмочку хереса, которой Габби заканчивала свой ужин. Обязанности по воспитанию маленькой сиротки распределились таким образом: отец взял на себя физическое воспитание девочки; мачеха, будучи учительницей истории, пыталась привить любовь к книгам и гуманитарным наукам; а бабушка учила простым житейским мудростям.
Эйлин помнила, будто это было вчера, как бабушка, нарядившись ведьмой в вечер Хэллоуина, не давала детям конфет и сладостей, пока они не помешают несколько раз огромной деревянной ложкой «ведьмин суп» – смесь из сухофруктов и бренди. «Супу» следовало настаиваться два месяца при регулярном помешивании, прежде чем в него добавлялись мука, масло и яйца, и он превращался в рождественский пудинг.
Маргарет принесла не только стул, но и поднос, на котором стояли изящный чайник, маленький молочник, две чашки на блюдцах и вазочка с печеньем. Вкус чая сильно уступал изысканности сервировки.
– Ну, рассказывай, как дела дома?
– Все хорошо. Мартин… – Лицо Габби напряглось, Эйлин взяла ее руку в свою, нежно погладила. – … Ты ведь помнишь Мартина? Твой внук. Мой брат. Сын Генри и Дороти.
– Кто такая Дороти?
– Твоя невестка.
– У меня нет невестки. Она умерла много лет назад.
– Да. Ты все правильно помнишь. Только умерла моя мама, и отец женился еще раз. На Дороти. У них уже был сын Мартин.
– А-а-а.
По ее реакции было трудно сказать, восстановилась ли в голове у старушки связь всех этих имен и их принадлежность к семье, но по мере того как с годами прогрессировала деменция, развивалась и способность вести относительно складную беседу.
– Как Генри? Он давно меня не навещал, – сказала Габби.
– Он теперь живет в Малаге. Это на юге Испании. С его диабетом он там чувствует себя гораздо лучше. Нет таких резких перепадов сахара в крови.
– Сладкий мальчик… – протянула Габби. – Вот чего мне не хватало в детстве. Сладкого. После войны сахар еще долго продавали по карточкам.
При упоминании Габби ее детства Эйлин очень воодушевилась. Она поставила чашку на маленький столик возле кресла и придвинула свой стул поближе. Надо не упустить момент просветления в белоснежной головке старушки.
– Бабуля, у нас в доме идет стройка. Нашлись кое-какие неожиданные вещи. Я очень хочу узнать, кому они принадлежат.
– Глупости! Твой отец тоже считал, что в доме где-то спрятан клад. Артур даже подарил ему металлоискатель. На Рождество 68-го или 69-го года – не помню точно. Помню, Генри был еще совсем мальчиком. Генри обшарил весь сад и подвалы, но так ничего не нашел.
– И тайную лестницу к морю?
– Тайную лестницу? О чем ты говоришь? Нет в доме никаких тайных лестниц. Во всяком случае, на моей памяти их не было. Может, потом пристроили?
Эйлин не могла решиться: говорить все как есть или не пугать старушку рассказами про замурованные скелеты.
– Ба, должна тебя уведомить. И потайная лестница есть, и еще много тайн тоже есть в доме.
– Какие там могут быть тайны?
– Ну… – Эйлин все тянула, – например, полиция нашла останки младенца в каминной трубе и скелет мужчины у основания той самой потайной лестницы.
Габби весело рассмеялась:
– Да, нет же, деточка, ты все путаешь. Это я нашла два скелета. Один мужчины, другой – овцы у него в руках. Это когда я в сухой колодец упала.
Эйлин откинулась на спинку стула, закрыла глаза и глубоко втянула носом воздух.
Конечно же! Давнишняя история. Почти легенда, которая рассказывается за столом чуть ли не при каждом сборе семьи. История про то, как Эйлин, Марта – ее старшая сестра, и Ник – средний брат во время бомбардировок Лондона в начале войны вместе с сотнями других детей были эвакуированы на север. Эйлин было всего пять лет, но сельская жизнь навсегда отложилась в памяти малышки.
– Это всё Роз. Она была страшной баловницей.
– Кто такая Роз? – Эйлин прекрасно знает ответ, но ей нужно демонстрировать интерес к истории, а то и у бабушки он пропадет, и болезнь снова уведет ее память в глубины других миров.
– Ну как же, Роз – младшая дочка кузнеца. Она была всего на год меня старше, но ты же знаешь, деревенские дети взрослеют гораздо быстрее.
Эйлин любила эти моменты просветления сознания Габби. Правда, врач «Тихой обители» предупреждал не обольщаться. Минуты чистого мышления коротки и с каждым разом все реже. У деменции нет реверса, только прогресс. В зависимости от общего интеллекта больного его речь и словарный запас могут казаться вполне адекватными, но все это проделки ума, мимикрия: за набором привычных вежливых слов нет никакой связи с реальностью.
На глаза Эйлин снова навернулись слезы.
– Эта Роз нарочно бросила мячик в колодец. Я не знала, что там нет воды. Я просто наклонилась, чтобы выловить его, и полетела вниз… в подземный туннель.
– Под нашим домом? – в надежде спросила Эйлин.
– Нет, в настоящий туннель, как в «Алисе в Стране чудес». Все спускалась, спускалась…
– Ох, бабуля, ты и выдумщица. Не было там никакого туннеля.
– Да? Ну, значит, это было в другой раз. А где Марта и Ник?
– Если ты про тот случай, когда ты упала в колодец, то они были с остальными эвакуированными детьми в школе.
– Это я знаю, не надо из меня дурочку делать. Я имею в виду сейчас. Разве они не приехали с тобой? – Габби вытянула шею, как бы пытаясь заглянуть за спину Эйлин.
– Ба. Ты забыла. Марта уже пятнадцать лет как умерла, а Ник живет в другом доме для престарелых.
– Сколько же ему сейчас?
– Он на четыре года старше тебя, значит девяносто.
– Ты его поздравила с днем рождения? Я всегда поздравляла.
– Нет еще. По-моему, его день рождения осенью. Видишь, – Эйлин снова похлопала старческую, усыпанную темными пятнами, руку, – от меня тоже
