Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон
Эйлин обиженно поджала губу. Три года назад, когда ее фотографии были на первых полосах всех местных газет, ее узнавали все и везде.
Правду говорят, что даже у самых ярких новостей жизнь, как у стрекозы-поденки, длиной в один день.
Большой кусок сэндвича и два глотка обжигающего кофе вернули Эйлин к сегодняшнему дню. Денек, надо отдать ему должное, был не столь и плох.
Во-первых, погода.
«В действительности, – размышляла Эйлин, – в Англии не бывает плохой погоды. Английская погода всегда двух типов: отвратительная или великолепная».
Сегодня случился второй вариант: на смену вчерашнему дождю и холоду пришли ярко-голубое небо; теплое, почти летнее солнце; блестки росы, играющие в изумруде газонов.
Эйлин для надежности еще раз проверила маршрут от заправки к резиденции «Тихая обитель». Название красивое, даже романтичное. Возможно, изначально подразумевалось слово «последняя», но кому-то из начальства показалось, что название звучит тревожно, не обещает желаемого комфорта, и слово «последняя» заменили на «тихая».
Парковка перед заправкой была почти пуста. Эйлин плавно повела машину к съезду на основную магистраль. Заняв место в общем потоке, девушка огляделась. Позади нее маячила белая «Тойота», а в соседнем ряду рядом с ней ехал спортивный «Мерседес».
* * *
Габби жила в резиденции уже без малого десять лет в компании таких же старичков и старушек, объединенных не столько возрастом, сколько общими друзьями: господином Альцгеймером и его другом Паркинсоном.
В свои восемьдесят шесть лет физически она была еще вполне здорова, но под шапкой белых кудряшек в ее голове текла какая-то другая, ей одной понятная жизнь, в которой связей с внешним миром оставалось все меньше и меньше.
Эйлин стоило большого труда не думать о том, узнает ли ее Габби. В прошлый раз узнала, но не сразу.
В метрике старушки было записано красивое имя «Эйлин Розалинда Джойс», и внучку назвали в ее честь. Но, когда маленькая Эйлин узнала, что бабушка носит такое же имя, малышка запротестовала.
– Эйлин, – говорила она, – это маленькое имя. Оно для девочек, а эта бабуля похожа на большую куклу в телевизоре. Ее зовут Габби.
Бабушке в то время только перевалило за шестьдесят; ее шикарные каштановые кудри едва начали седеть; она по-прежнему элегантно одевалась, правда, перестала носить туфли на высоком каблуке. Старшая Эйлин с удовольствием приняла новое имя, оно так ей шло, что незаметно не только члены семьи, но и близкие знакомые стали звать миссис Колд не иначе как Габби.
Селектор связи с охраной у крыльца обители был так же любознателен, как час назад кофейный автомат. Он не уставал задавать вопросы: Кто? К кому? Номер комнаты? Степень родства? Цель визита?
Исчерпав список вопросов и, по-видимому, удовлетворившись ответами, автомат щелкнул замком почти с таким же звуком, как и кофемашина, но вместо стаканчика перед Эйлин появилась щель в двери.
Сзади послышался резкий скрип тормозов. Очевидно, машина, въехавшая во двор, сделала это на слишком большой скорости.
Эйлин обернулась на шум, и ей показалось, что она уже видела сегодня такой же «Мерседес». Странно, она не заметила слежки за своей машиной. Правда, движение на трассе А38 было довольно оживленное, да Эйлин и не ожидала погони.
За рулем «мерса» сидел мужчина лет сорока. Гладко выбрит, ни усов, ни бороды. Темные волосы пересекала зачесанная назад белая прядь.
«Барсук, – Эйлин с ходу придумала ему прозвище. – Если он следит за мной, то с такой внешностью из него шпион – как из меня китайский император. Хоть бы кепочку надел».
Мужчина не спешил выходить из машины, а Эйлин, наоборот, спохватилась и, пока автоматическая дверь не закрылась, проскользнула внутрь здания.
Ей навстречу уже шла администратор Маргарет Фостер, выполняющая по совместительству функции старшей медсестры. Маргарет была немногим моложе основного контингента дома, но если большинство из них наслаждались заслуженным отдыхом, то Маргарет еще была рабочей лошадкой. Она, как всегда, широко улыбалась и буквально светилась доброжелательностью.
За общими фразами о погоде, вечных ремонтных работах на шоссе, обеспечивающих многометровые пробки, они довольно быстро прошли длинный коридор, упирающийся в очень светлую и просторную гостиную. Три стены обширного зала смотрели в сад большими французскими окнами. Вдоль стен полукружьем стояли высокие кресла. Высоким в них было все – и спинки, и ножки. Видимо, чтобы удобно было сидеть и вставать с них. Из-за массивности кресел сидящие в них старички и старушки казались почти детьми.
Габби уютно расположилась в кресле, стоявшем спиной к остальным обитателям гостиной и лицом к саду. На коленях у нее лежала вышивка, но рука с иголкой застыла сверху рукоделия. Старушка внимательно рассматривала сквозь толщу стекла что-то, ей одной видимое, в глубине сада.
– Габби, посмотри, кто приехал тебя навестить. – Маргарет душевно приобняла старушку за плечи.
Эйлин поспешила обойти кресло и встать перед бабушкой. Она чуть присела, их лица оказались на одном уровне. Эйлин взяла в ладони сморщенное личико старушки. Та какое-то мгновение продолжала смотреть сквозь внучку, но постепенно мутный взгляд прояснился, сфокусировался, и губы поплыли в неуверенной улыбке.
– Это ты?
На глаза Эйлин навернулись слезы. Габби постарела еще больше, хотя с последнего визита прошло всего-то месяца три. Невозможно привыкнуть к этому старению. Память Эйлин держит в себе ту вполне еще моложавую и жизнерадостную женщину, которая весело смеется и повторяет: «Габби, конечно же, Габби! Зови меня так всегда».
– Габби, это я – твоя внучка. Ты меня помнишь?
– Конечно же. Тебя назвали в честь меня. Ты тоже Габби.
– Нет, бабуля. Вернее, да. Меня назвали в честь тебя. Я – Эйлин.
Тень досады легла на лицо старой женщины.
– Ты нарочно пытаешься меня запутать. Как ты можешь быть Эйлин, если я Габби? Ну, сама посуди!
– Девочки, девочки, не ссорьтесь. – Маргарет успокаивающе похлопывала Габби по руке. – Вы тут пока поговорите о чем-нибудь еще, а я принесу для Эйлин стул. – Теперь ее рука легла на плечо Эйлин. – Не расстраивайся. У
