Нечистая сила - Артур Конан Дойль
Лишь только Гисти скрылся за дверью, Смит отложил в сторону трубку и засел за книги. Но несмотря на все старания, несмотря на всю недюжинную силу воли, никак не мог сосредоточиться на изучаемом предмете. Его мысли неотвязно возвращались к человеку, который жил под ним, и к витавшей над ним ужасной тайне. Странное нападение на Нортона, его ссора с Бэллингеймом – все это, казалось, имело между собою тесную связь, но она была настолько бездоказательна и призрачна, что не могла составлять явной улики против человека.
– Черт его побери! – воскликнул наконец Смит, в сердцах швыряя от себя книгу. – Который день я не могу из-за него заниматься! Надо прекратить с ним всякое общение.
* * *
Прошло десять дней, в течение которых Смит так прилежно занимался, что ничего не слышал про своих соседей. Бэллингейм заходил к нему несколько раз, но так как дверь всегда была заперта на ключ, а Смит не отзывался на стук, то он уходил ни с чем, должно быть, ругая в душе своего необщительного соседа. Но однажды, когда Смит, спускаясь по лестнице, проходил мимо комнаты Бэллингейма, его дверь с шумом отворилась и оттуда выскочил с горящими глазами Монгаузен-Ли, а за ним и сам хозяин с красным, перекосившимся от злобы лицом.
– Жалкий дурак! – шипел Бэллингейм. – Ни на что неспособный человек! Смотри, чтобы тебе не пришлось в этом горько раскаиваться!
– Возможно! – отвечал, задыхаясь, Ли. – Я уже один раз сказал, что между нами все кончено, и повторять не стану. Можешь приберечь для кого-нибудь еще свои штуки!
– Да, но помни, что ты дал слово!
– Я хозяин своего слова! Но все-таки Ева никогда не будет во власти такого негодяя, как ты. Она сделает то, что я ей скажу. Пожалуйста, чтобы твоей ноги больше не было в нашем доме. Смит невольно оказался свидетелем этой крупной размолвки, но, боясь быть замешанным в дальнейшую ссору, которая могла произойти между двумя товарищами, поспешил спуститься вниз и выйти на улицу. Должно-быть, ссора имела серьезные основания, раз Ли отказал Бэллингейму от дома и не позволил ему ухаживать за своей сестрой. Смит вспомнил, как Гисти сравнил Бэллингейма с жабой, ухаживающей за невинной голубкой, и в душе порадовался такому исходу сватовства Бэллингейма. Но какая могла быть причина такой серьезной ссоры и какую такую тайну Монгаузен Ли не имел права выдавать? Эти вопросы не давали Смиту покоя.
В этот день должно было состояться состязание между Гисти и Муненом. Масса народу стекалась к берегам реки Айсис. Яркое майское солнце светило на безоблачном небе, огромные ивовые деревья бросали черные тени на желтую песчаную дорогу, по обе стороны которой торчали низенькие, серые домики, а вдали над этим веселым, деревенским ландшафтом покровительственно возвышались две мрачные башни «almae matris» с узкими окнами, где провели лучшие годы своей юности тысячи молодых людей. Степенные профессора в длинных черных сюртуках, посредники предстоящего состязания по гребле, бледнолицые студенты, загорелые атлеты – спортсмены в разноцветных фланелевых рубашках – все, весело болтая, спешили к голубой реке, быстро катившей свои воды среди зеленых оксфордских лугов.
Опытный в вопросах спорта, сам заядлый спортсмен, Смит выбрал место, где, по его мнению, должна была произойти самая интересная, решительная борьба между противниками – гребцами. До него донесся отдаленный крик, свидетельствовавший о том, что гребцы стартовали, одобрительные крики стоявшей на берегу толпы, наконец мерные, сильные удары весел по воде. Вскоре на повороте реки показались и сами лодки. В первой под № 34 сидел Гисти, который тяжело дышал и ежеминутно оглядывался назад, а за ним на расстоянии одной лодки мчался Мунен. Смит прокричал браво своему молодцу приятелю, который никак уже не мог проиграть, посмотрел на часы и собирался уже идти домой, чтобы продолжать прерванные занятия, как почувствовал, что кто-то тронул его сзади за плечо. Обернувшись, он увидел стоявшего позади него Монгаузена Ли.
– Я вас издали узнал, – начал он застенчиво. – Не можете ли вы уделить мне полчаса времени, я хотел бы с вами поговорить. Вот моя обитель. Я живу там с Гаррингтоном. Зайдем ко мне, выпьем чашку чаю.
– Я только что собирался идти домой, – ответил Смит, – мне страшно много еще осталось зубрить. Но, если позволите, я с удовольствием зайду к вам на несколько минут. Я пришел сюда исключительно ради Гисти.
– И я тоже. Не правда ли, как он артистично греб? Куда Мунену до него! Заходите. Конечно, это не очень комфортабельное жилище, но летом здесь великолепно работается.
Они вошли в большой, квадратный, чисто выбеленный домик с зелеными дверьми и такими же ставнями, с большими деревенскими воротами, отстоявший шагах в пятидесяти от берега реки. Внутри в большой комнате, служившей рабочим кабинетом, была простая, но удобная обстановка: большой деревянный стол, такие же простые полки для книг, на стенах несколько дешевых олеографий. На столе стоял чайный прибор, а на спиртовке кипел большой металлический чайник.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Вы курите? – предложил любезный хозяин. – Позволите вам налить чашку чаю? Как мило с вашей стороны, что вы зашли ко мне. Я знаю, что вы очень заняты, и потому-то советовал бы вам переменить квартиру.
– Зачем? – спросил удивленно Смит, выпрямившись на стуле с зажженной спичкой в одной руке и папиросой в другой.
– Вам, конечно, покажется странным и даже смешным, но я не могу объяснить вам причину подобного совета, так как я связан честным словом и клятвой, ах, ужасной клятвой. Об одном я вас должен предупредить, что Бэллингейм не безопасный сосед.
– Опасный сосед? Но почему?
– Ах, этого я не могу сказать. Послушайтесь моего совета и переезжайте куда-нибудь в другое место. Я с ним сегодня страшно поругался. Вы спускались в то время по лестнице.
– Да, я видел, как вы от него выскочили.
– Это ужасный негодяй, Смит! Вот все, что я могу вам про него сказать. Я разочаровался в нем и стал недоверчиво к нему относиться с той ночи, когда он упал в обморок – помните, вы тогда приводили его в чувство? Сегодня он открыл мне такую вещь, от которой у меня волосы стали дыбом. Он рассчитывал сделать меня своим сообщником. И этот негодяй хотел жениться на моей сестре! Счастье, что он высказался сегодня.
– Все это очень хорошо, – заметил серьезно Смит, – но,
