Тайна «Голубого поезда» - Кристи Агата
– Входите, – коротко пригласил ван Олдин, – и садитесь.
Кеттеринг легко уселся в кресло. Он смотрел на своего тестя с веселым снисхождением.
– Давно вас не видел, сэр, – любезно заметил молодой человек. – Около двух лет, наверное. А с Рут вы давно встречались?
– Вчера вечером, – ответил американец.
– Выглядит она неплохо, верно? – легкомысленно поинтересовался Кеттеринг.
– Не думаю, чтобы вы имели возможность судить об этом, – сухо заметил ван Олдин.
Дерек Кеттеринг с удивлением поднял брови.
– Понимаете, мы иногда встречаемся в одном ночном клубе, – легко объяснил он.
– Я не хочу ходить вокруг да около, – коротко произнес ван Олдин. – По моему совету Рут подает на развод.
Казалось, это не произвело на Дерека никакого впечатления, однако вслух он пробормотал:
– Как ужасно! Не возражаете, если я закурю, сэр?
Кеттеринг зажег сигарету и, выпустив клуб дыма, беззаботно добавил:
– А что думает сама Рут?
– Она решила последовать моему совету, – ответил отец.
– Да неужели?
– Это все, что вы имеете мне сказать? – резко потребовал миллионер.
Молодой человек стряхнул пепел на каминную решетку.
– Я думаю, что вы знаете, – заметил молодой человек с отсутствующим видом, – что она совершает большую ошибку.
– С вашей точки зрения – несомненно, – мрачно заметил Руфус.
– Да бросьте вы, – сказал молодой человек. – Давайте не будем переходить на личности. Как раз сейчас я думал совсем не о себе, а о Рут. Вы же знаете, что мой старик долго не протянет – так говорят все врачи. Рут надо подождать еще пару лет, и тогда я стану лордом Леконбери, а она – полноправной хозяйкой Леконбери; ведь, кажется, именно из-за этого она вышла за меня замуж.
– Я не собираюсь выслушивать здесь ваши проклятые гнусности, – заревел Руфус.
Дерек Кеттеринг спокойно улыбнулся.
– Согласен с вами, сэр. С одной стороны, идея абсолютно идиотская, – сказал он, – ведь титул в наши дни ничего не стоит. Но с другой стороны, Леконбери – это старинное поместье, а мы – одна из старейших семей Англии. Думаю, что Рут сильно расстроится, когда, разведясь со мной, узнает, что я опять женился и что вместо нее в Леконбери правит совсем другая женщина.
– Молодой человек, я с вами не шучу, – заметил ван Олдин.
– Да и я тоже не собираюсь, – согласился Кеттеринг. – Я сейчас здорово на мели, а если Рут со мной разведется, то я окажусь в глубокой яме. Подумайте сами, если она терпела меня все эти десять лет, то почему не потерпеть еще немножко? Я даю вам свое слово чести, что старик не протянет дольше восемнадцати месяцев, и, как я уже сказал, будет жаль, если Рут не получит того, ради чего затевалась вся эта свадьба.
– Уж не хотите ли вы сказать, что моя дочь вышла за вас замуж из-за вашего титула и положения в обществе?
Дерек Кеттеринг рассмеялся совсем невеселым смехом.
– А вы что же, думаете, что речь шла о большой любви?
– Я помню, – медленно произнес ван Олдин, – что десять лет назад, в Париже, вы говорили совсем по-другому.
– Да неужели? Что ж, возможно. Знаете, Рут тогда была очень красива – то ли ангел, то ли демон, то ли какое-то божественное существо. А у меня в то время, насколько я вспоминаю, была идея начать все с чистого листа, остепениться и зажить в соответствии с высочайшими традициями английской семьи, с красавицей женой, которая меня любит… – Он опять рассмеялся, на этот раз совсем невесело. – Но ведь вы в это не поверите.
– Я совершенно уверен, что вы женились на Рут из-за денег, – сообщил американец без всяких эмоций.
– А она вышла за меня замуж по большой любви? – раздался иронический вопрос зятя.
– Конечно, – подтвердил отец.
Дерек Кеттеринг несколько минут молча смотрел на американца, а потом задумчиво кивнул.
– Я вижу, что вы в это верите, – сказал он. – Когда-то я тоже верил, и уверяю вас, мой дорогой тесть, я очень быстро разочаровался.
– Не понимаю, к чему вы все это говорите, – признался ван Олдин, – да мне это и неинтересно. Вы чертовски плохо относились к Рут.
– А вот это правда, – легко согласился Дерек. – Но, знаете, она очень жесткая женщина. Вся в отца. Под этой ее розовато-белой мягкостью скрывается твердость гранита. О вас всегда говорили как об очень жестком человеке – так я, по крайней мере, слышал, – но Рут еще жестче. Вы ведь хотя бы любите одного человека на этом свете, а Рут никогда и никого не любила – и не полюбит.
– С меня достаточно, – решил ван Олдин. – Я пригласил вас сюда, чтобы честно и откровенно предупредить вас. Моя дочь заслужила немного счастья в этой жизни, и, запомните хорошенько, я для нее его добуду.
Кеттеринг встал, подошел к камину и выбросил в него сигарету. Когда он заговорил, его голос был еле слышен.
– Интересно, что вы хотите этим сказать? – поинтересовался он.
– А то, что вам лучше не пытаться защищаться в суде.
– Ах, вот как, – протянул молодой человек. – Это что, угроза?
– Думайте, как хотите, – ответил миллионер.
Кеттеринг поставил стул к столу и уселся прямо напротив американца.
– А если представить себе, что я, – мягко произнес он, – просто ради приличия, решил защищаться?
Ван Олдин пожал плечами.
– Послушайте вы, молодой идиот, у вас нет никаких шансов. Спросите вашего адвоката, и он вам все объяснит. Ваше поведение просто вызывающе, о нем говорит весь Лондон.
– Я слышал, что Рут все возмущается по поводу Мирей. На мой взгляд, это очень глупо с ее стороны. Я ведь ничего не говорю по поводу ее друзей.
– Что это вы имеете в виду? – резко задал вопрос американец.
Дерек Кеттеринг рассмеялся.
– Вижу, что вам далеко не все известно, сэр, – сказал он. – И вы, что совершенно естественно, смотрите на все предвзято.
Он взял свою шляпу и трость и направился к двери. А остановившись там, нанес свой последний удар:
– Я очень редко даю советы, но в данном случае я бы посоветовал, чтобы между вами и дочерью было побольше откровенности.
И он быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, как раз в тот момент, когда американец стал подниматься из-за стола.
– И что, черт побери, он хотел этим сказать, – спросил сам себя Руфус, вновь опускаясь в кресло.
Чувство беспокойства вновь вернулось к нему.
Он пока еще не все понял во всем этом деле. Телефон стоял совсем рядом – ван Олдин схватил трубку и назвал номер дома дочери.
– Алло, алло, это Мейфэр, восемьдесят один девятьсот семь? Могу я поговорить с миссис Кеттеринг?.. Ах, ее нет дома?.. Она вышла на ланч? А когда вернется?.. Ах, вы не знаете?.. Очень хорошо. Нет, спасибо, никаких сообщений.
Миллионер со злостью трахнул трубкой по аппарату.
К двум часам он уже нетерпеливо ходил по комнате, ожидая появления Гоби.
Человечек появился в десять минут третьего.
– Ну? – рявкнул миллионер.
Но мистер Гоби не стал торопиться. Он уселся за стол, достал очень старую и потрепанную записную книжку и, глядя в нее, стал монотонным голосом зачитывать информацию. Американец внимательно слушал, и было видно, как настроение его постепенно улучшается. Закончив, Гоби уставился на корзинку для мусора.
– Отлично, – произнес миллионер. – Все предельно ясно. Суд пройдет без сучка без задоринки. Эти свидетельства из гостиницы… они, я надеюсь, настоящие?
– Железные, – ответил мистер Гоби и недоброжелательно посмотрел на позолоченное кресло.
– И он сейчас на мели? Вы говорите, что он пытается занять денег? Ну, правильно, под имя папаши он уже занял все, что мог… Когда просочатся слухи о разводе, ему больше никто не ссудит ни цента; более того, его обязательства могут скупить и предъявить к оплате. Гоби, мы его сделали: теперь он от нас никуда не денется.
Американец хлопнул рукой по столу – его безжалостное лицо светилось от предвкушения победы.
– Кажется, что эта информация, – сказал человечек тонким голосом, – вам, сэр, подошла.
– Сейчас мне надо на Керзон-стрит, – ответил миллионер. – Я ваш должник, Гоби. Просто блестящая работа.