813 - Морис Леблан
– Да он мертв! Пощупайте… руки совсем холодные, и посмотрите на глаза!
Кто-то отважился предположить:
– Наверняка кровоизлияние… или разрыв аневризмы.
– Действительно, следов раны нет… Это естественная смерть.
Труп уложили на диван и расстегнули одежду. И сразу же на белой рубашке проступили красные пятна, а когда ее раздвинули, то заметили, что на груди, там, где сердце, виднеется маленькое отверстие, откуда вытекает тоненькая струйка крови.
К рубашке была приколота визитная карточка.
Гурель наклонился. Это была карточка Арсена Люпена, тоже вся окровавленная.
Тут Гурель выпрямился, решительный и властный:
– Преступление!.. Арсен Люпен!.. Уходите… Все уходите… Чтобы никого не оставалось ни в гостиной, ни в спальне! Надо перенести тело и оказать помощь тем господам в другой комнате!.. Выйдите все! И чтобы ни к чему не прикасаться. Скоро приедет шеф!
IV
Арсен Люпен!
Остолбеневший Гурель повторял эти два роковых слова. Они отзывались в нем похоронным звоном. Арсен Люпен! Бандит-король! Авантюрист высшей пробы! Да полно, возможно ли это?
«Нет, нет, – прошептал он, – это невозможно, ведь он умер!»
Только вот… действительно ли он умер?
Арсен Люпен!
Стоя возле трупа, он ошеломленно, с некоторой опаской вертел в руках визитную карточку, словно бы только что получил вызов от какого-то призрака. Арсен Люпен! Что теперь делать? Действовать? Вступить в борьбу собственными силами?.. Нет, нет… лучше ничего не делать… Если он примет вызов такого противника, ошибки будут неизбежны. К тому же, разве не должен приехать шеф?
Скоро приедет шеф! Вся психология Гуреля сводилась к этой короткой фразе. Расторопный и упорный, исполненный отваги и опытный, обладавший исполинской силой, он был из тех, кто идет вперед, лишь когда ими управляют, и работу они выполняют хорошо, лишь когда она им поручена.
Такое отсутствие инициативы еще больше усугубилось с тех пор, как место господина Дюдуи в Уголовной полиции занял господин Ленорман! Господин Ленорман – вот это был шеф! С ним можно было не сомневаться, что идешь по правильному пути! Гурель был настолько в этом уверен, что останавливался, если шеф больше не подталкивал его.
Но шеф скоро приедет! На своих часах Гурель высчитывал точное время его прибытия. Только бы комиссар полиции не опередил его, и следователь, наверняка уже назначенный, или судебно-медицинский эксперт не явились делать несвоевременные заключения до того, как шеф успеет запечатлеть в своем сознании основные моменты этого дела!
– Ну, Гурель, о чем ты задумался?
– Шеф!
Господин Ленорман был еще молодым человеком, если принять во внимание выражение его лица и глаз, блестевших под очками; и в то же время это был едва ли не старик, если обратить взгляд на его сутулую спину, желтую, сухую, словно восковую кожу, седеющие волосы и бороду, на весь его облик, надломленный, неуверенный, болезненный.
Как представитель государственной власти, господин Ленорман провел мучительную часть своей жизни в колониях, на самых опасных постах. Там он приобрел разные виды лихорадки, определенную мизантропию и привычку жить в одиночестве, но вместе с тем, несмотря на физический упадок, еще и неукротимую энергию, обычай говорить мало и действовать молча, а к пятидесяти годам, после знаменитого дела трех испанцев из Бискры, внезапно заслужил и величайшую справедливую известность. Тогда же сразу была исправлена несправедливость: его назначили в Бордо, потом помощником начальника в Париж, а после смерти господина Дюдуи – начальником Уголовной полиции. И на каждом из этих постов он проявлял редкую изобретательность в подходах, новые и оригинальные способности и качества, а главное, добился столь выдающихся результатов в ведении четырех или пяти скандальных дел, взбудораживших общественное мнение, что его имя сравнивали с именами самых прославленных полицейских. Что касается Гуреля, то он не колебался. Любимец начальника, ценившего его за простодушие и слепое повиновение, он ставил господина Ленормана превыше всего. Для него это был кумир, божество, которое не ошибается.
В тот день господин Ленорман выглядел особенно утомленным. Он устало сел, раздвинул полы своего старого редингота, знаменитого старомодным покроем и оливковым цветом, развязал не менее знаменитый шарф каштанового оттенка и прошептал:
– Рассказывай.
Гурель рассказал обо всем, что видел, и обо всем, что узнал, причем рассказал это вкратце, согласно обычаю, к которому приучил его шеф.
Но когда он предъявил визитную карточку Люпена, господин Ленорман вздрогнул.
– Люпен! – воскликнул он.
– Да, Люпен, он снова всплыл, скотина.
– Тем лучше, тем лучше, – произнес господин Ленорман после минутного раздумья.
– Разумеется, тем лучше, – подхватил Гурель, которому нравилось истолковывать оброненные начальством слова, и в упрек шефу он ставил лишь то, что тот столь малоразговорчив, – тем лучше, поскольку вы наконец померитесь силами с достойным вас противником… И на Люпена найдется управа… Люпен перестанет существовать… Люпен…
– Ищи, – сказал господин Ленорман, оборвав его.
Это походило на команду охотника своему псу. И в самом деле, на манер хорошего пса, проворного, умного, дотошного, Гурель стал искать под наблюдением хозяина. Концом своей трости господин Ленорман указывал на какой-то угол или кресло, подобно тому, как со знанием дела указывают на какой-нибудь куст или заросли.
– Ничего, – сказал наконец инспектор.
– Для тебя ничего, – проворчал господин Ленорман.
– Это я и хотел сказать… Я знаю, что для вас есть вещи, которые говорят, словно живые, настоящие свидетели. Хотя тут все ясно, вот оно, преступление, записанное на счет господина Люпена.
– Первое преступление, – заметил господин Ленорман.
– Действительно, первое… Но это было неизбежно. Такую жизнь не ведут без того, чтобы в один прекрасный день не дойти, в силу обстоятельств, до настоящего преступления… Господин Кессельбах защищался…
– Нет, ведь он был связан.
– Верно, – в замешательстве признал Гурель, – и это весьма любопытно… Зачем убивать противника, который уже не сопротивляется?.. Хотя, если бы я схватил его вчера, когда мы встретились лицом к лицу на пороге прихожей…
Господин Ленорман прошел на балкон. Потом осмотрел спальню господина Кессельбаха, расположенную справа, проверил запоры на окнах и дверях.
– Окна в этих двух комнатах были закрыты, когда я вошел, – заявил Гурель.
– Заперты или прикрыты?
– Никто к ним не прикасался. Стало быть, они были заперты, шеф…
Шум голосов вернул их в гостиную. Прибыли судебно-медицинский эксперт, уже приступивший к осмотру трупа, и господин Формери, следователь.
– Арсен Люпен! – воскликнул господин Формери. – Наконец-то! Я счастлив, что благоприятный случай вновь свел меня с этим бандитом! Этот парень увидит, с кем имеет дело!.. Теперь ведь речь идет об убийце!.. Посмотрим, кто кого, искусник Люпен!
Господин Формери не забыл странное приключение с диадемой княгини де Ламбаль и то, каким восхитительным образом Люпен
