813 - Морис Леблан
Выслушав, он усмехнулся:
– Черт возьми! Это неубедительно. Ладно, подведем итоги. Простой листок бумаги, сложенный вчетверо, сгибы выглядят свежими… Хорошо. Вверху справа такие слова: метр семьдесят пять, левый мизинец отрублен и так далее. Да, это приметы господина Пьера Ледюка. Почерк Кессельбаха, верно?.. Хорошо… Посреди листка слово заглавными печатными буквами:
АПООН
– Марко, малыш, ты оставишь бумагу в покое, не прикасайся ни к шкатулке, ни к алмазам. Через десять минут я закончу с моим голубчиком. Через двадцать минут я буду с тобой… Да, кстати, ты отправил мне машину? Прекрасно. До скорого.
Он поставил телефонный аппарат на место, прошел в прихожую, затем в спальню, удостоверился, что секретарь и слуга не освободились от пут, но что при этом не задохнутся с кляпами во рту, и вернулся к пленнику.
Выражение лица у него было решительное, неумолимое.
– Шутки в сторону, Кессельбах. Если не заговоришь, тем хуже для тебя. Ты решился?
– На что?
– Довольно глупостей. Говори, что тебе известно.
– Ничего.
– Ты лжешь. Что означает слово «Апоон»?
– Если бы я знал, то не записал бы его.
– Ладно, но к кому или к чему оно относится? Откуда ты его взял? Откуда у тебя все это?
Господин Кессельбах не ответил.
Люпен продолжал, более нервно, более отрывисто:
– Послушай, Кессельбах, я сделаю тебе предложение. Каким бы богатым и важным ты ни был, между тобой и мной нет большой разницы. Сын аугсбургского жестянщика и Арсен Люпен, принц взломщиков, могут сговориться без стыда и для одного, и для другого. Я краду в квартирах, ты в кошельках. Это одно и то же. Так вот, Кессельбах. Давай объединимся в этом деле. Я нуждаюсь в тебе, потому что не знаю сути дела. Ты нуждаешься во мне, потому что в одиночку тебе не справиться. Барбарё простачок. А я – Арсен Люпен. Идет?
Молчание. Люпен настаивал дрожащим голосом:
– Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, то за сорок восемь часов я тебе его найду, твоего Пьера Ледюка. Ведь речь идет о нем, а? В этом все дело? Да отвечай же! Что это за тип? Зачем ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать.
Внезапно он успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал:
– Одно лишь слово. Да… или нет.
– Нет.
Люпен достал из жилетного кармана Кессельбаха великолепные золотые часы и положил их на колени пленника.
Расстегнув жилет Кессельбаха, он раздвинул рубашку, обнажил его грудь и, схватив лежавший подле него на столе стальной стилет с оправленной золотом рукояткой, приложил острие к месту, где биение сердца заставляло трепетать обнаженную плоть.
– В последний раз?
– Нет.
– Господин Кессельбах, сейчас без восьми минут три. Если через восемь минут не ответите, вы – покойник.
III
На следующее утро, точно в назначенный ему час, инспектор Гурель явился в «Палас-отель». Не останавливаясь и не дожидаясь лифта, он поднялся по лестнице. На четвертом этаже свернул направо, проследовал по коридору и, подойдя к номеру 415, стал звонить в дверь.
Не услышав в ответ ни звука, он позвонил снова. После полдюжины бесплодных попыток он направился к метрдотелю.
– Будьте любезны, мне нужен господин Кессельбах… Я уже раз десять звонил в его дверь.
– Господин Кессельбах не ночевал здесь. Мы не видели его со вчерашнего дня.
– А его слуга, его секретарь?
– Их мы тоже не видели.
– В таком случае они тоже не ночевали в отеле?
– Вероятно.
– Вероятно! Но вы должны быть уверены.
– Почему? Господин Кессельбах не постоялец отеля, он проживает в своих частных апартаментах. Его обслуживаем не мы, а его слуга, и мы ничего не знаем о том, что у него происходит.
– В самом деле… В самом деле…
Гурель, похоже, был сильно озадачен. Он пришел с точными указаниями, с определенным заданием, в рамках которого мог действовать. За пределами этих рамок он не знал, что ему делать.
– Если бы шеф был здесь… – прошептал он, – если бы шеф был здесь…
Он показал свое удостоверение и назвал свою должность. Потом на всякий случай спросил:
– Значит, вы не видели, как они возвращались?
– Нет.
– Но вы видели, как они выходили?
– Тоже нет.
– Откуда же вы в таком случае знаете, что они вышли?
– От господина, который вчера после полудня приходил в четыреста пятнадцатый.
– Господин с черными усами?
– Да. Я встретил его около трех часов, когда он уходил. Он сказал мне: «Господа из четыреста пятнадцатого только что ушли. Господин Кессельбах будет ночевать сегодня в Версале, в отеле «Резервуары», куда вы можете пересылать его корреспонденцию.
– Но кто был этот господин? От чьего имени он говорил?
– Этого я не знаю.
Гурель был обеспокоен. Все это казалось ему довольно странным.
– У вас есть ключ?
– Нет. Господин Кессельбах заказал специальные ключи.
– Пойдемте посмотрим.
Гурель снова отчаянно позвонил в дверь. Никакого ответа. Он собирался было уйти, но вдруг, поспешно наклонившись, приложил ухо к замочной скважине.
– Прислушайтесь… Можно подумать… Ну конечно… Это вполне отчетливо… Жалобы… Стоны…
Он изо всех сил ударил в дверь кулаком.
– Но, сударь, вы не имеете права…
– Я не имею права?
Он стал бить в дверь еще сильнее, но без всякого результата.
– Скорее, скорее зовите слесаря!
Один из служащих помчался за слесарем. Гурель ходил взад и вперед, шумливый и нерешительный. Слуги с других этажей собрались в коридоре. Прибыли люди из администрации, из дирекции. Гурель, не выдержав, воскликнул:
– Но почему нельзя войти через прилегающие комнаты? Они соединяются с апартаментом?
– Да, но двери между ними всегда заперты с двух сторон.
– В таком случае я звоню в Уголовную полицию, – заявил Гурель, для которого, по всей видимости, не существовало иного спасения, кроме как обратиться к своему шефу.
– И в комиссариат, – заметил кто-то.
– Да, если хотите, – ответил Гурель тоном человека, которого такая формальность мало интересует.
Когда он, позвонив, вернулся, слесарь заканчивал подбирать ключи. Последний по счету ключ открыл замок. Гурель торопливо вошел.
Он сразу же бросился к тому месту, откуда доносились жалобы, и наткнулся на два тела: секретаря Шапмана и слуги Эдварда. Одному из них, Шапману, силой терпения удалось слегка ослабить кляп, и он издавал глухие стоны. Другой, казалось, спал.
Их освободили. Гурель забеспокоился:
– А господин Кессельбах?
Он прошел в гостиную. Господин Кессельбах сидел, привязанный к спинке кресла возле стола. Голова его упала на грудь.
– Он в обмороке, – сказал Гурель, подойдя ближе. – Должно быть, усилия, которые он предпринимал, довели его до изнеможения.
Он быстро разрезал стягивавшие плечи пленника веревки. Всей массой
