Ольга Лаврова - Любой ценой

Тобольцев молчит.

-- Номер второй. Ни разу вы не поинтересовались, что же мне за это будет? Хотя по поводу приписок срок волновал вас чрезвы-чайно. Молчите. Собственная судьба вам безразлична... Тогда порадуйтесь за Холина.

-- Отпустили?

-- Отпустили. Свеженький, побритый. Мамаша встретила с цветами... Не наблюдаю восторга.

-- Злитесь вы нынче.

-- Злюсь. Состоялся ошеломляющий разговор, и оба собесед-ника -- и вы и Холин -- дружно забыли, как он состоялся!.. Ладно, давайте работать. -- Он мимоходом включает диктофон: -- В магазине на Таганке было много народу?

-- Обыкновенно.

-- Пиво было?

-- Не знаю, при мне не спрашивали.

-- Никто не спрашивал пива?!

-- Откуда оно вечером, Пал Палыч?

-- Пол-очка в вашу пользу. Вернее, в пользу Холина.

Знаменский поворачивается к столу и быстро раскладывает веером несколько фотографий.

-- Прошу поближе. Который из них Киреев?

-- Не вспомню... -- мается Тобольцев.

-- Ох, Василий Сергеич, туго вам придется на суде!

-- Нет, Пал Палыч, мне уже будет все равно, -- произносит Тобольцев вдруг совершенно безмятежно.

"Почему?!" -- просится у Знаменского с языка. Но он не произносит этого вслух. Если прозвучала не пустая фраза, если вырвалось что-то подспудное, Тобольцев уклонится от ответа и все.

-- Мать Холина нанесла мне визит, -- сообщает Пал Палыч в затылок Тобольцеву.

Тобольцев живо оглядывается.

-- Да?

-- Да, представьте. Ругала вас пьяницей и жуликом.

-- А!.. -- отмахивается Тобольцев.

-- Подарила копию трогательного письма: "Глубоко раскаива-юсь в своем ужасном поступке... не сплю ночей... обещаю загла-дить перед вами..." Слеза прошибает.

-- Считал долгом попросить прощения.

-- Логичней бы у семьи Киреева, не находите?

Тобольцев растерянно моргает и морщится. Знаменский прав.

-- Там оплакивают мужа, отца, деда троих внуков... Как вы переслали письмо, минуя администрацию?

-- Пал Палыч, лишнего врать не хочется, а если правду, то поврежу человеку, который ни при чем... А какая она -- мать Холина?

-- Его мать? -- Знаменский удивлен.

-- Ну да. Любит его?

-- До полной бессознательности. Чтобы накормить своего волчонка, не жаль чужих ягнят.

-- Ага, это хорошо.

-- Хорошо?!

-- А что ж? Я ради своих тоже готов в лепешку. Ради ребят не грех...

Знаменский останавливается против него и спрашивает в лоб:

-- Что за история со складчиной в их пользу?

-- Теща проболталась? -- дрогнув, картавит Тобольцев.

-- Поскольку идет допрос, ваша функция -- отвечать.

-- Понял, куда клоните... Кто же я есть в ваших глазах? Что я, по-вашему, продал?! У меня дети растут, им отец нужен. Какие деньги отца заменят?.. Да если б возможность вырваться... какие тут деньги... да я бы... я бы стены разнес! Но судьба заставляет... Надо.

-- Тот же старый добрый вариант: "заела совесть"?

-- Заела совесть.

-- И гложет раскаяние?

-- Гложет, -- упрямо повторяет Тобольцев.

-- И убитый Киреев в глазах стоит?

-- И стоит!

Знаменский не напоминает про неопознанную фотографию. Его устраивает как раз та точка, к которой он подвел Тобольцева.

x x x

К подворотне в Товарищеском переулке подъезжает милицей-ский микроавтобус. Из него выходят Знаменский, Панюков, Тобольцев, трое конвойных, фотограф, сотрудник с магнитофо-ном, понятые.

-- Сейчас, Василий Сергеич, проверим, что у вас в глазах стоит, -весело говорит Знаменский.

Все входят в подворотню. Тут тон Знаменского делается казен-ным: началась официальная процедура, следственный экспери-мент.

-- Будьте добры, Тобольцев, укажите место, где, по вашим словам, вы совершили убийство.

Тобольцев осматривается, как бы сверяясь с внутренним пла-ном. Арочная подворотня выводит в небольшой дворик. Справа и слева от подворотни -- две двери, перед ними ступеньки, над ступеньками двускатные навесы, крытые железом, -- бывший "собственный дом, вход со двора".

Между сумрачной пещерой подворотни и одной из дверей перпендикулярно к стене в две шеренги выстроены шесть мусорных баков -- те самые, которыми в соседнем дворе прошлый раз любовался Знаменский.

-- Вон там, у подъезда, -- говорит Тобольцев.

-- Подойдите ближе. И понятых прошу. Где упал Киреев?

Тобольцев огибает мусорные баки, не обращая на них внима-ния.

-- Тут вот... слева от дверей.

-- И как лежало тело?

Тобольцев неопределенно поводит рукой.

-- Поточнее, пожалуйста. Куда головой? На спине, на боку?

-- Лицом вниз.

-- Параллельно стене или под углом?

-- Нетрезвый я был... Кажется, вот так.

Он очерчивает над землей силуэт. Знаменский и следователь Панюков переглядываются.

-- А место происшествия имеет прежний вид? -- продолжает Знаменский. -Чего-нибудь не хватает? Что-то лишнее?

Тобольцев растерянно переступает с ноги на ногу.

-- Я правильно показал, где лежал-то он?

-- Не совсем. Кроме того, тут кое-что нарочно изменено, чего не заметить нельзя.

Тобольцев вскидывает на Знаменского печальные карие глаза:

-- Эх, Пал Палыч, напрасно вы...

x x x

Пользуясь записной книжкой, ластиком и карандашом, Зна-менский изображает для Кибрит картину места происшествия.

-- Подворотня. Стена дома. Дверь. Мусорные баки мы постави-ли вот так. Их приходится огибать по дороге к подъезду.

-- Очень хорошо!

-- Хорошо, да не совсем. Сегодня получаю от Тобольцева письменное заявление...

Входит Томин.

-- Привет, Саша, как раз вовремя. Тобольцев сумел связаться с Холиным. Теперь он припомнил, что баков раньше не было!

-- Связь у меня в кармане! -- Томин усмехается, довольный произведенным эффектом. -- Но прежде вынужден огорчить -- при всех твоих симпатиях к Тобольцеву он вульгарно куплен! Складчина -- выдумка, опросил сослуживцев и ручаюсь.

-- Между прочим, вариант с подкупом выдвинула я! -- вворачи-вает Кибрит. -- Только Пал Палыч отверг.

-- И продолжаю отвергать. Давай связь!

-- Паша, ты непрошибаем. -- Сдвинув в сторону построение Знаменского из ластика и карандашей, Томин разворачивает свои заметки. -- Круг знакомых Тобольцева. Круг друзей-прияте-лей Холиных. Одну фамилию обнаруживаем в обоих списках.

-- Грибеник Кира Михайловна, -- читает Знаменский.

-- Да, гражданка Грибеник. Отбывает срок, работая в медчасти Бутырки. В прошлом -- комбинации с бюллетенями. А ее муж -- сослуживец Дмитрия Холина, старшего брата.

-- Шурик, умница...

-- Погоди, Зинаида, сольный номер инспектора Томина не кончен. -- Он достает новый листок. -- Это график посещений Тобольцевым врача, а это даты, когда Грибеник имела свидание с мужем. Что-нибудь просвечивает?

Знаменский подсчитывает в уме.

-- Ярким светом! Саша, ты своротил гору!

-- Еще бы! Но предстоит еще покрутиться в медчасти. Поедем вместе?

-- Поехали. Возьму Тобольцева в оборот.

Повеселевший Знаменский открывает сейф, чтобы убрать папки, но спохватывается:

-- Да, Зина, ведь ты с чем-то пришла!

-- Это по поводу следов крови. Я выписала из протокола осмотра. Видишь -- форма капель, высота падения, дорожка брызг... а тут снова... По пути прочтешь и разберешься.

x x x

На сей раз кабинет обычный, следователь с допрашиваемым сидят друг против друга как пришитые.

-- И не надоело со мной возиться, Пал Палыч? -- безучастно спрашивает Тобольцев.

-- Надоело. Сегодня решил твердо: я не я, но докажу, что ваша история -- чистейший самооговор!

-- Я буду стоять на своем.

-- Не устоите, Василий Сергеич. Начнем с картины преступле-ния. Вы ударили. Он упал. Вы ушли. Так?

-- Так.

-- А вот и не так! У меня в руках копия документа, которого Холин, по счастью, не видел. Беднягу Киреева сначала, оказыва-ется, били в подворотне. Он, вероятно, упал на колени -- кровь капала с небольшой высоты. Затем тянется редкая цепочка ка-пель к подъезду -- человек вскочил и пытался убежать. Его настигли и добили. И все это сделали вы? С досады, что привязал-ся безобидный старик?

От сознания, что все рушится, Тобольцев вскипает:

-- А если я хотел его убить?.. Да вот, хотел!.. Понимал, что сегодня-завтра арестуют, все вокруг ненавидел!

-- Полно, Василий Сергеич, Вы же дома сидели. Возились с ребятами, помогали теще стирать. Не выпивали. Никуда не выхо-дили. Это называется алиби. Прошу -- показания Прасковьи Андреевны.

Тобольцев берет протокол, читает, закусив губу, шепчет:

-- Она меня выгораживает.

-- Да откуда ей знать, что нам важно ваше поведение четырнад-цатого июня?

-- Могла напутать... -- Он хватается за последнюю надежду. -- И я мог напутать. Ошибся же про мусорные баки! Вспомнил -- поправился!

-- Потому что держали связь с Холиным. Через Киру Михай-ловну. -Знаменский невольно улыбается, видя глубокую расте-рянность Тобольцева. -После выезда в Товарищеский переулок немедленно побежали в медчасть -- зуб заболел. Ну и, естествен-но, "вспомнили" и поправились... Все, Василий Сергеевич. Вам остается только объяснить, ради чего вы рвались в убийцы. Ни один суд не признает вас виновным!