Геннадий Паркин - Уран для Хусейна
Сегодня Лена решила провести вечер в обществе «Бетховена» — четырехлапого героя одноименной очень доброй комедии. Но едва на экране возникла хитрющая морда гигантского сенбернара — любимца идеальной американской семьи, в прихожей раздался настойчивый дребезжащий звонок. Лена запахнула халат и, приглушив звук телевизора, подошла к двери. В «глазке» радостно оскалилась физиономия Мишки, иногда навещавшего бывшую половину и надежде перехватить деньжат. Впрочем, наведывался он нечасто и долги всегда возвращал, но сюда, на Калиновского, никогда не заглядывал, находил Лену на работе. Тащиться через весь город его могло вынудить лишь что-то невероятное, и заинтригованная Лена поспешила открыть дверь.
— Принимай дорогих гостей. — Мишка ткнул ей в руки бутылку французского шампанского и вывернул из-за спины огромный букет роз. — Это вам, мадам, от вашего старого поклонника.
За Мишкиной спиной возникла фигура сконфуженно улыбавшегося Бэбика, с которым Лена познакомилась еще на собственной свадьбе. Но самое удивительное заключалось в том, что Бэбик — по мнению всех знакомых, убежденный трезвенник, — едва держался на ногах. Однако охапку фирменных бутылок с яркими этикетками прижимал к груди достаточно крепко.
— Эдик? — Лена широко распахнула глаза. — Ну, Мишка, ты даешь! Зачем ты его напоил?
— С кем поведешься — с тем и наберешься. Девятнадцатый закон Кир-Буха… — Мишка подтолкнул Бэбика вперед и прикрыл входную дверь. — Понимаешь, у него, оказывается, день рождения. Ну, мы и вспрыснули юбилейную дату, тридцатник все-таки. Эдик о тебе вспомнил, давай, говорит, и к Ленке заедем. Посмотрим, как она горе мыкает. Вот мы и нагрянули, извини, без приглашения. Согласно восьмому закону Кир-Буха… Незваный гость с бутылкой лучше татарина, тем более что от татар бутылки не дождешься. Им Коран пить не велит.
В действительности все выглядело несколько иначе. Когда первая волна алкоголя схлынула и проснувшиеся под кухонным столом собутыльники оклемались, Бэбик попытался выставить искусителя Мишку за дверь. Но чудом уцелевшая бутылка «Смирновской» мигом излечила хозяина квартиры от синдрома негостеприимства, последователь великого теоретика Кир-Буха сгонял за подогревом, и уже через час Бэбик, слезно и сопливо расчувствовавшись, поведал о своей давней и глубокой любви. Оказалось, бывшая Мишкина жена с первой минуты знакомства пробудила в нем неслыханное чувство, сохранившееся доныне. Все эти годы Бэбик тайно страдал, мечтал о Лене и не смел даже заикнуться об этом кому бы то ни было. Переопохмелившись, он начал читать Мишке нотацию по поводу безобразного отношения того к святой женщине, каковой Лена ему представлялась, разрыдался, проклиная собственную слабохарактерность и закомплексованность, и Мишка в конце концов проникся к спонсору состраданием. Тут, правда, примешался и практический интерес, появился повод раскрутить Бэбика на дополнительные субсидии.
Пообещав в лепешку разбиться, но составить другу протекцию в любви, он нарисовал страшную картину безысходного и унылого существования бывшей супруги без мужской ласки и праздников, сочинил легенду для Бэбика — день рождения, отличный повод! — вскрыл «именинника» на сто баксов и теперь довольно взирал на выставленную вдоль подоконника батарею высококачественных напитков. Скромно икавший на диване Бэбик любовался суетившейся с закусками девушкой своей мечты, а Лена… Лена визиту лихих гостей почему-то даже обрадовалась. Когда-то ей нравилось точно так же суетиться, принимая очередных Мишкиных друзей, которых тот таскал в гости днем и ночью, нравились кухонные посиделки с гитарой, бесконечные умные и пьяные рассуждения о смысле жизни. Потом это надоело, но с недавних пор Лена начала испытывать ностальгию по тем безалаберным временам, канувшим в Лету, казалось бы, безвозвратно. И на Мишку не сердилась, а посматривала в его сторону с благодарностью, полагая, что все это затеяно только ради нее.
К полуночи снегопад прекратился, слегка подморозило, и опустевшие городские улицы живо напомнили Сашке давнюю новогоднюю ночь. Когда-то, тысячу лет назад, он точно так же поднимался безлюдным проспектом от цирка к Центральной площади, снежок мирно поскрипывал под ногами, в душе смешались возбуждение и горечь несостоявшегося праздника, и хотелось только одного — зашиться в темный уютный уголок маленького кабачка и нарезаться до невменяемого состояния.
Тогда его обманула любимая девчонка, теперь обманывала жизнь. Хотя Зуб давно убедился, что мечты и реальность — вещи не всегда совместимые. Сколько раз представлял он этот вот вечер на свободе, но издалека вечерняя прогулка по родному городу казалась удивительным праздником, океаном положительных эмоций, наделе же все выглядело просто и обыденно. Ледяной ветер в лицо, суровая чернота беззвездного неба над головой и жавшиеся к стенам домов такие же угрюмые запоздалые прохожие.
Сашка начал сожалеть, что не сумел убедить Сэта составить компанию. Вдвоем шагать неизвестно куда все-таки веселее. Но Сергей от предложения посетить какое-нибудь развеселое место отказался. Афганистан вообще здорово его изменил, в придачу, оставаясь на свободе, он давно уже не находил в сутолоке кабаков ничего привлекательного, и Зубу пришлось пуститься в путь одному. Поэтому возвращаться к Сергею не хотелось — перед уходом Сашка закатил другу целую обвинительную речь, упирая на слишком уж раннюю усталость от жизни и душевную старость, и потом, он надеялся отыскать-таки какой-нибудь оазис веселья, существующий даже в городе мертвых, на который Минск почему-то начал сильно смахивать.
Перебравшись подземным переходом через проспект, Сашка миновал ярко освещенные витрины ГУМа и вспомнил, что где-то рядом должен находиться маленький подвальный ресторанчик. Об этом бандитском гнезде, замаскированном под вполне приличное заведение, ему прожужжал все уши знакомый домушник, оставивший за стойкой тамошнего бара львиную долю денег, вырученных от реализации наворованного по минским квартирам барахла. Серые ступеньки круто сбегали к массивной дубовой двери, украшенной изящно выполненной надписью «Добро пожаловать». Однако добром здесь встречали не всех. На пороге возвышался здоровенный вышибала. Из-за его широкой спины доносился ровный ресторанный гул и тихая красивая мелодия.
— Мест нет, — внимательно оглядев обогнавшую Зуба парочку молодых студентов, прогудел вышибала и хотел было прикрыть дверь, но Сашка успел упереть в косяк ногу:
— И для меня?
Определить, где человек заполучил бледно-серую окраску лица, волчий огонек в глазах и матерую седину криво подстриженных волос, для вратаря труда не составило.
— Давно откинулся? — Он посторонился, пропуская Зуба в теплый маленький холл. — Нет мест, говорю! — Мощная лапа в синих наколках перекрыла путь сунувшейся за Сашкой парочке. — Ну, не понимают по-русски! — Однако студенты по-русски понимали. Вырвавшиеся следом из уст вышибалы матюги заставили их мгновенно испариться.
— Где торчал? — Гигант прищурился, пытаясь опознать гостя.
— Глубокое.
— Рецидивист. — Мордастое лицо вышибалы погрустнело, сам он вряд ли дотянул до строгача. — Не заводись там, — последовал кивок в сторону зала, — с молодежью… если неприятностей не хочешь.
Предупреждение имело смысл. В зале, освещенном тусклыми настенными светильниками, преобладало именно подрастающее поколение. Зуб отыскал место у стойки, подозвал высокого быстроглазого бармена и спросил сотку коньяку.
— Какого? — Бармен оценивающе пробежался глазами по одежде клиента. Сэт одел друга что надо, недавно ездил по делам в Германию, там и подобрал гардеробчик в фирменном «боссовском» шопе. Бармен оценил Серегин вкус по достоинству, снял с полки пузатую фляжку «Мартеля» и сунул Зубу под нос тарелочку с солеными орешками. Сто грамм и арахис аккуратно потянули на выданное хозяином пособие, но Сэт предусмотрительно субсидировал друга двумя сотнями долларов.
Хлопнув виноградной радости с неуловимым цветочным запахом, Сашка огляделся. Домушник-сокамерник был прав — по рассевшейся за столиками публике давно и безутешно плакала тюрьма. Хотя, если разобраться, рыдать бы ей следовало по руководству республики, чья несостоятельность вынудила молодых здоровых ребят удариться в криминал — иных возможностей оплачивать астрономические счета заведений, подобных этому, современная жизнь им просто не предоставила. И все же свободно ощущавшим себя здесь парням и девчонкам Сашка даже позавидовал. Появилось в них что-то такое, чего ни он, ни его ровесники, будучи молодыми, не имели. Какая-то внутренняя раскованность и раскрепощенность — нечто подобное он приметил, познакомившись однажды с молодыми американцами.
Одному пьянствовать расхотелось и, углядев за угловым столиком двух скучающих девиц, Зуб взял у бармена бутылку испанского шампанского и двинул на смычку с молодежью.
