Клайв Баркер - Книги Крови (Книга 5)
Тень и ее служитель занимались своим делом, которое совершенно занимало их внимание.
Фигура Билли была меньше, чем возможно в пределах камеры, так, будто бы он шагнул через стену в какую-то другую область. И только теперь, глядя широко раскрытыми глазами, Клив узнал то место. Тьма, из которой был сделан посетитель Билли, состояла из клубящейся тени и пыли, за ним, едва различимый в колдовском сумраке, но узнаваемый для любого, кто там был, лежал город сновидений Клива.
Билли достиг своего хозяина. Созданье возвышалось над ним, изодранное в лохмотья, длинное и тонкое, но жаждущее власти. Клив не знал, как и почему мальчик шел туда, и он боялся за безопасность Билли изо всех сил, но страх за собственную безопасность приковал его к койке. В тот момент он осознал, что никогда никого не любил, ни мужчину, ни женщину, так сильно, чтобы последовать за ними в тень этой тени. Мысль родила ужасное чувство одиночества, и в то же время он знал, что ни один увидевший, как он идет к своему проклятию, не сделает и шага, чтобы оттащить его от края. И он, и мальчик - оба они потерянные души.
Теперь повелитель Билли поднимал свою разбухшую голову, и беспрерывный ветер с тех голубых улиц вдувал в его лошадиную гриву яростную жизнь. И с ветром прилетали те самые голоса, что Клив слышал и прежде - всхлипы сумасшедших детей, нечто среднее между слезами и воем. Будто подбодренное этими голосами, существо потянулось к Билли и схватило его, мальчик подернулся дымкой. Билли не боролся с объятиями, а скорее отвечал на них. Клив, не в силах наблюдать эту ужасную близость, зажмурил глаза, и когда секунды или минуты спустя? - опять открыл их, объятия, казалось, кончились.
Существо разгоняло ветром, оно дробилось на части, куски шелушащегося тела летали по улицам, словно мусор, гонимый воздушными порывами. И это будто дало сигнал, рассыпалась вся сцена, улицы и дома были уже поглощены пылью, удалялись. И еще до того, как последние лоскуты тени пропали из поля зрения, город исчез. Клив обрадовался его исчезновению. Реальность, какой бы мрачной ни была, предпочтительней такой опустошенности. Крашеная стена, кирпич за кирпичом, проявлялась вновь, Билли, освобожденный из объятий хозяина, снова был втиснут в прочную геометрию камеры, стоял и глядел на свет в окне.
Клив той ночью опять не спал. А правда, размышлял он, лежа на своем несминаемом матрасе и глядя вверх, откуда нависали сталактиты краски, застывшей на потолке, сможет ли он когда-нибудь обрести утерянную безопасность во снах.
Солнечный свет обладал истинным артистизмом. Он светился и блистал, подобно всякому продавцу мишуры, страстно желая ослепить и сбить с толку. Но под сверкающей поверхностью, которую он освещал, было иное, то, что солнечный свет - вечный забавник для толпы - думал утаить. Оно было отвратительным, ужасающим и безнадежным. Ослепленное зрелищем большинство даже мельком никогда это не видело. Но Клив знал теперь и что такое бессолнечность, даже прочувствовал в сновидениях, и хотя оплакивал потерю своего неведения, он также знал, что не сможет вернуться вспять, в зал, где стоят зеркала света.
Он чертовски пытался скрыть произошедшую перемену от Билли, менее всего ему хотелось, чтобы мальчик заподозрил, что он подслушивал. Но утаивать было почти невозможно. Хотя на следующий день Клив, изо всех сил крепился и делал вид, будто ничего не произошло, свое беспокойство скрыть совсем он не мог. Беспокойство невозможно было контролировать, оно источалось подобно поту из пор. И мальчик знал, без сомнения, он знал. И не медля высказал свое подозрение. Когда после полуденных занятий в Мастерской они вернулись в камеру, Билли живо взял быка за рога.
- С тобой сегодня что-то не так?
Клив принялся перестилать постель, боясь даже взглянуть на Билли.
- Ничего особенного, - сказал он. - Чувствую себя не очень хорошо, вот и все.
- Плохо спал ночью? - спросил мальчик. Клив чувствовал, как взгляд Билли обжигает его спину.
- Нет, - ответил он, отмерив нужное время, чтобы ответ раздался не слишком быстро. - Я принял твои таблетки, как обычно.
- Хорошо.
Диалог прервался, и Клив закончил приводить в порядок постель молча. Но растянуть это занятия надолго ему не удалось. Когда, покончив с работой, он отвернулся от койки, Билли сидел за небольшим столом, держа в руках одну из книг, принадлежавших Кливу. Мальчик небрежно пролистывал том, какие-либо признаки подозрительности исчезли. Однако Клив знал, что внешнему виду лучше не доверять.
- Зачем ты все это читаешь? - спросил мальчик.
- Время проходит, - ответил Клив, залезая на верхнюю койку и вытягиваясь там, что, естественно, уничтожило результаты его труда.
- Нет. Я спрашиваю не зачем ты читаешь книги вообще. Я спрашиваю, зачем ты читаешь именно эти книги? Всякие глупости о грехе?
Клив едва расслышал вопрос. Здесь, на койке, он слишком остро вспомнил впечатления нынешней ночи. Вспомнилось ему также, что тьма и сейчас наползает опять на край мира. При этой мысли ему показалось, будто содержимое желудка подступило к горлу.
- Ты меня слышишь? - окликнул его мальчик.
Клив пробормотал, что слышит.
- Ну тогда зачем книги? О проклятии и прочем?
- Кроме меня их в библиотеке никто не берет, - ответил Клив с трудом, потому что боялся проговориться, ибо другие, невысказанные слова были куда значительней.
- Значит, ты в это не веришь?
- Нет, - ответил он. - Нет, я не верю ни единому слову из этого.
Мальчик некоторое время молчал. Хотя Клив и не смотрел на него, но слышал, как Билли переворачивает страницы. Затем раздался другой вопрос, произнесенный более спокойно.
- Ты когда-нибудь боялся?
Вопрос вывел Билли из транса. Разговор перешел от чтения к чему-то более подходящему. Почему Билли спрашивает про страх, если сам не боится?
- А чего мне пугаться? - спросил Клив.
Краем глаза он заметил, что мальчик слегка пожал плечами, перед тем как ответить.
- Происходящего, - сказал он безразличным голосом. - Того, с чем ты не можешь совладать.
- Да, - произнес Клив, не ведая, куда заведет этот обмен репликами. Да, конечно. Иногда я боюсь.
- И что ты тогда делаешь? - спросил Билли.
- Ведь тут ничего не поделать, так ведь? - сказал Клив. Голос его звучал приглушенно, подобно голосу Билли. - Я перестал молиться в то утро, когда умер мой отец.
Он услышал мягкий хлопок - Билли закрыл книгу, - и Клив удобнее наклонил голову, чтобы видеть мальчика. Билли не смог скрыть свое волнение полностью. Он боялся. Клив видел, что мальчик не желает, чтобы снова настала ночь, даже больше его самого. Мысль о совместном страхе ободрила Клива. Возможно, мальчик не полностью подчинен тени, возможно, удастся даже упросить мальчика указать выход из этого все накручивающегося кошмара.
Он сел прямо, голова его была в нескольких дюймах от потолка камеры. Билли прервал свои размышления и взглянул наверх, лицо его представляло мертвенно-бледный овал подрагивающих мышц. Пришло время говорить, Клив знал, что именно теперь, до того как свет на этажах выключат и камеры заполнятся тенями. Тогда не будет времени для объяснений. Мальчик затеряется в городе, недостижимый для убеждения.
- Мне снятся сны! - сказал Клив. Билли ничего не ответил, просто смотрел назад пустыми глазами. - Мне снится город.
Мальчик не вздрогнул. Он явно не собирался по собственной воле что-либо разъяснять, его следовало подтолкнуть.
- Ты знаешь, о чем я говорю?
Билли покачал головой.
- Нет, - сказал он легко. - Мне никогда не снятся сны.
- Всем снятся.
- Тогда я не могу их вспомнить.
- А я помню, - сказал Клив. Он решил, что пора приступить к обсуждению, нельзя позволить Билли вывернуться. - И в них ты. Там, в городе.
Теперь мальчик вздрогнул чуть заметно, но достаточно, чтобы убедить Клива - он не зря растрачивал слова.
- Что это за место, Билли? - спросил он.
- Откуда мне знать? - произнес мальчик, готовый рассмеяться, а затем оставивший это намерение. - Я не знаю, понятно? Это - твои сны.
Прежде чем Клив смог ответить, он услышал голос дежурного, тот двигался вдоль камер, напоминая, что надо укладываться на ночь. Очень скоро свет погасят, и Клив будет заперт в этой узкой камере на десять часов. Вместе с Билли и призраками.
- Прошлой ночью... - начал он, боясь без подготовки упоминать то, что увидел и услышал, но еще больше боясь провести еще одну ночь в пределах города, один, в темноте. - Прошлой ночью я видел... - он запнулся. Почему не приходят слова? - Видел...
- Что видел? - требовал мальчик, лицо его теперь ничего не выражало, трепет мрачного предчувствия, бывший в нем прежде, исчез. Возможно, и он слышал слова дежурного и знал, - тут ничего не поделаешь, нет способа устоять перед наступлением ночи.
- Что ты видел? - настаивал Билли.
Клив вздохнул.
- Я видел мою мать", - ответил он.
Мальчик выдал свое облегчение легкой улыбкой, которая пробежала по его губам.
