Андрей Кивинов - Вторжение в частную жизнь
– Меня, кстати, зовут Кирилл.
– А меня – Аня.
Познакомились. В непринужденной такой атмосферке. Аня сняла «велюровый кошмар». Ничего у нее бантик.
– Такое ощущение, что вы раздеваете меня взглядом.
Это она мне. Человеку, умеющему сдерживать любые порывы и эмоции. Железному, можно сказать, Ларину.
– Я вас уже раздел.
И всем в голову лезут всякие непотребные мысли. Во работка у милиции! Романтика. Бар, музыка, девочки… Когда на улицах беспредел и разгул. Разгул и беспредел. «Только пули свистят по мозгам…» Гоните такие мысли прочь. Во-первых, рабочий день у меня закончился в восемнадцать тридцать, во-вторых, девочка сама напросилась, и в-третьих, такие вот «стрелочки» бывают не чаще одного раза в пять лет. Основная работа – это огурцы в колясках.
– А чем, Анна, мы занимались до секретарской стези?
– Я гидом была в турфирме. Немного знаю английский. Потом фирма закрылась, я попыталась найти что-нибудь со знанием языка. Долго не удавалось. К Вите я случайно попала. Его возле ТЮЗа задели. Я имею в виду его машину. Он не виноват был, я все видела. Когда ГАИ приехала, я подтвердила. Там так разобрались, без протокола. Ребята отстегнули на ремонт, извинились. Гаишникам тоже лишняя работа ни к чему. Витя меня подвез, познакомились. Он как раз секретаря искал. Предложил…
В ход пошло зеленое «Мальборо». Анечку вывеска не смутила. Ментол отбивает запах колбасы, витающий в бистро.
– Жалко Витю. Он хороший человек… Страшно.
Только тут я заметил, что она плачет.
Не, я действительно дурак. Циник и дурак. Кофе, «Мускат». Она же сразу поняла. Сволочи вы, мужики. Одно на уме. «Чупа-Чупс».
– Мне надо идти. Если я найду еще что-нибудь, позвоню.
Она затушила окурок о торец стола и бросила в угол.
– Тебя проводить?
– Как хотите.
Намек понят. Вы, товарищ Ларин вторгаетесь в личную жизнь. О чем вас никто не просит. Дойдем сами, несмотря на гололед и на уличную преступность. Аня открыла сумочку, достала изящное зеркальце, поднесла к глазам и платочком вытерла слезы.
– До свидания.
– До встречи.
Она одернула черное пальто, подхватила шляпку и пошла к дверям. Я повертел бокал с «Мускатом», рассматривая его деревянным взглядом, затем перелил содержимое внутрь самого себя и тоже поднялся.
Анечка уже остановила белый «Скорпио». Напрашиваться в попутчики я не стал, отправившись в противоположном направлении, к метро. Теперь в мою сторону головами никто не крутил. Соглядатаев и коварных шпионов тоже не было. Я никому не интересен. Даже где-то обидно. Когда ты никому не интересен, пора уходить со сцены. Закон конкуренции и рынка, о котором мы мечтаем и грезим. Хотя, может, это и к лучшему, что неинтересен. Вот Куракин был интересен, поэтому теперь в морге, а я вроде неинтересен, зато иду, отражаюсь в витринах. Во, симпатяга какой. Так что, куда ни глянь – кругом Эйнштейн со своей теорией. Но все-таки где-то там, в квадратном корне собственного «я», что-то гложет и пытается выскочить наружу. Хочется интереса. И понимается это не разумом и здравой личиной, а чем-то, что и назвать не знаешь как.
Нет, к черту эту заумную философию. Интересно – не интересно… Смело шагайте верной дорогой, не обращая внимания ни на какие трещины на асфальте! Вы нормальный человек. Как все.
Информацию о долгах-разборках покойного Куракина я слил в убойную группу. Поделился по-братски. Теперь у них появится рабочая версия, над которой они, возможно, и будут корпеть.
Я же работал над жуткой историей о краже пальто из гардероба и вспоминал вечерние глазки Анечки. Такие вечерние-вечерние. Такой невидящий взгляд. Сквозь тебя, в пустоту. Глазки, глазки. «Мне надо идти. Если я узнаю, то…»
Я скомкал испорченный лист и полез за новым. Лист, как оказалось, был последним, придется идти клянчить у соседа за стенкой. Нас тут трое.
Евгений снова был трезв. Он стоял в коридоре и что-то усиленно доказывал начальнику отдела. О, знакомые словечки… Вы, наверное, опять не то подумали. Никакого мата. Почти. Так, иногда, для связки. А словечки другие – «сводка», «информация», «выезжали».
Известный спор за право первой ночи. Кто первый должен передать информацию на телетайп о раскрытом преступлении – Главк или район? Завтра эту информацию прочитает высокое руководство и скажет: «Молодцы, ребята, отметим».
Честно говоря, судя по тому, что они тут обсуждали, отмечать было не за что. Муж зарезал жену и сам сдался. Но это по сути. А по форме, конечно, надо было отметить. «Проведенными оперативно-следственными мероприятиями… группой в составе… задержан и изобличен… Выезжали…» Во, у ребят проблемы. В сводку попасть. Попадешь в сводку – будешь с водкой. Ха-ха, ничего цитата, непременно повешу в кабинете.
– Евгений, хватит делить славу.
Женька мельком взглянул на меня, потом выдал последний веский аргумент в виде всем известного итальянского «бабена мать» и на этой возвышенной ноте закончил спор.
Узкий коридор нашего отдела, право, не лучшее место для светской беседы двух интеллигентных людей. Поэтому мы молча идем в гости к моему сейфу.
– Тебе передали распечатку?
– Да.
– Ну и каково?
– Не знаю. Вполне возможно. Насчет Калининского района не знаю, такой мок-рухи там нет. Ну, чтоб в машине. А Соловьева ребята сейчас «пробивают». К вечеру узнаем, что за юноша.
– Больше ничего нет?
– Допросили Олега, мать. Они не в курсе этого долга.
– А другое?
– На, сам читай.
Женька протянул папку с протоколами. Я пробежал глазами допрос куракинского компаньона. Да, все как и ожидалось. Документы в портфеле все целы, зачем убили, понятия не имею, был хорошим человеком и другом.
Теперь мать. Она уже в городе. Сын звонил, ни на что не жаловался, жениться не собирался, что касается дел, то, естественно, она не в курсе. Ах да, вот вспомнила. Собирался меняться. Квартирой. Любой хороший вариант. Где-то в центре. Поэтому предупредил, что скоро сменится номер телефона. По характеру – человек добрый, спокойный, положительный. Ну, тут все ясно, мать есть мать.
– Все?
– А ты что хотел? Чтоб мы за сутки убийцу нашли? Орел! У нас еще тридцать таких вариаций. До конца года дотянуть бы с нынешним процентом.
Для непосвященных поясняю, это он про процент раскрываемости.
– А бухгалтер?
– Не знаю. Если б с лета в их бухгалтерию врубиться. Лично я даже дебет от кредита отличить не могу. Так что попробуй, влезь туда. А на словах – хороший человек, веселый, жизнерадостный.
– А остальные? Агенты там какие-то, младший бухгалтер?
– Алиби есть не у всех, если считать, что Куракина завалили около полуночи.
– Что значит «если считать»?
– Ну ты ж знаешь нашу медицину?! Плюс-минус три часа. Медики иногда сами спрашивают у нас время смерти. Мы говорим – они в заключении пишут. Агент Женя проживает один и алиби себе обеспечить не может. Остальные ссылаются на родственников. Те подтверждают. Ладно, я в отдел поехал, надо крутиться. Ух, да, кстати… хм… у тебя нет?
У меня, кстати, хм, не было. Опять-таки для непосвященных объясняю – речь идет о горючем.
Я покачал головой.
– Да? Ну ладно. Пока.
Евгений помчался курировать.
Я вспомнил, что ходил за бумагой и не дошел. Но вылезать из-за стола не хотелось. Я откинулся на стуле, прикидывая, где мы с Викой будем встречать Новый год. Хорошо бы поехать на Катары, нарядить Санта-Клаусом пальмочку. Или в Париж. Там тоже красиво. Нет, туда, пожалуй, не стоит, слишком шумно. Хочется чего-нибудь поспокойней. Типа моей од-нокомнатки. Купим елочку за полташечку, нарядим побрякушками, дернем «шампусика», взорвем пару гранат-хлопушек, посмотрим телик. Весело. У Куракина тоже однокомнатка. Интересно, кому она теперь отойдет? Ничего интересного. Она отойдет нашему любимому государству, если таковая структура еще существует. А если в адресе еще кто прописан, то кукиш государству. Прописанному и отойдет.
Я взглянул на крышку стола, где на листочке под стеклом были выписаны телефоны находящихся на моей территории организаций, и меньше чем через минуту соединился с паспортной службой.
– Леночка, это Ларин. Почему гад? Шоколадка, шоколадка… Брось ты взятки брать. Ах, сам обещал? Может быть. Извини, закрутился. Но в следующий раз непременно. Сладкую парочку… Умница, догадливая. Конечно же… Что-что? Какой допуск? Какой вкладыш? С ума, что ль, спятила? О, извини, вырвалось. Кто это придумал такое? Наши с вашими? Понятно. Ладно, кончай. С меня еще «Милки Уэй». Пиши адрес.
Я продиктовал. Леночка начала рыться в картотеке. Артисты, теперь удостоверения или моего нежного голоса недостаточно. Теперь вкладыш к удостоверению будьте любезны. Что вам разрешено в домовом столе смотреть, кто где прописан. Прекрасная идея. Как всегда отличающаяся остроумием и принципиальным подходом. Чтобы вы, лелея злой умысел, не смогли получить совершенно секретные сведения из жилконторы. И как всегда забыли маленький пустячок – обладай я таким умыслом, таких вкладышей в канцелярии навыписывал бы себе полные карманы. Или на «ксероксе» наштамповал. И все, что мне надо, выяснил бы. И со вкладышем, и без вкладыша. И формулировочка в распоряжении небось соответствующая: «В связи с ростом преступлений в области приватизации жилья и недопущением утечки сведений в мафиозные структуры… тыры-пы-ры… – учреждаем вкладыш». Вот так и боремся с мафией вкладышами.
