Елена Яковлева - Блефовать, так с музыкой
Мне бы остаться один на один с этим новым знанием о Парамонове и пошевелить на досуге извилинами, но прилепившийся как банный лист, Самуил Аркадьевич не выказывал ни малейшего желания освободить меня от своего общества. Больше того, он продолжал доказывать, будто я ему чем-то обязана, не впрямую, конечно, а в мягкой, завуалированной форме.
- Только не подумайте, уважаемая Галина Антоновна, будто я вас к чему-то принуждаю, - завздыхал этот фарисей, - я просто призываю вас к сотрудничеству, и только. Я ведь не располагаю полномочиями официального следствия, все, что я могу, - так это убеждать вас и взывать к вашим чувствам. Все-таки Парамонов не чужой вам человек, иначе он не пришел бы к вам буквально на второй день после приезда из Штатов...
Я открыла рот: так этот пройдоха даже в историю несостоявшегося визита моего экс-любовника посвящен. Однако! Я вдруг поняла, чего он от меня добивается, - чтобы я устроила вечер добрых воспоминаний о Парамонове, с соплями, слезами и всем, что полагается в подобных случаях. Черта с два я доставлю ему такое удовольствие. И ему, и майору Сомову.
- Знаете что, - я выбрала самый что ни на есть смиренный тон, - зря вы стараетесь. Какие бы отношения ни связывали меня с Парамоновым, я не собираюсь обсуждать их с вами. Ищите его, если хотите, но на меня не рассчитывайте. Здесь вам нечего вынюхивать!
Если мой отказ в плодотворном сотрудничестве и опечалил вездесущего Самуила Аркадьевича, вида он не показал, больше того, сохранил умильное выражение лица:
- Галина Антоновна, по-моему, вы не совсем правильно меня поняли, я ничего не вынюхиваю, я...
Жирная точка в этом порядком затянувшемся бессмысленном разговоре просто сама собой напрашивалась, и я ее наконец поставила:
- Сожалею, но у меня нет времени на приятные беседы. Видите - у меня уборка, которую я никак не могу закончить по вашей милости, а еще есть планы на вечер, которые я не собираюсь менять. Буду откровенна, исчезновение Парамонова, или его похищение, как вам больше нравится, меня совершенно не волнует, и я преспокойно отправлюсь в гости к подруге. Мы поболтаем, выпьем немного вина, посмотрим телевизор, посплетничаем, ну знаете эти женские посиделки...
Судя по тому, с какой покорностью Самуил отклеился от кресла, ему крайне невыгодно было портить со мной отношения.
- Понимаю, понимаю, не смею вас задерживать... Но вы не торопитесь мне отказывать, лучше подумайте на досуге, а я оставлю вам карточку со своим телефоном, и когда вы примете решение...
Надо же, сколько волнения - можно подумать, он предлагал мне руку и сердце.
- Конечно-конечно... - Я бросила карточку на журнальный столик, не потрудившись на нее взглянуть.
В прихожей Самуил Аркадьевич так долго прихорашивался, повязывая кашне и разглаживая морщинки на модном плаще, что у меня возникло острое и труднопреодолимое желание дать ему пинка под зад, дабы ускорить этот процесс. И когда он наконец выкатился, я была просто счастлива.
Захлопнув за ним дверь, я бросилась к телефону и набрала номер Алки.
- Шлушаю, - прошамкала она после второго гудка, видно, что-то жевала.
- Ал, это Галка. Что ты делаешь? - тоскливо спросила я.
- Да нишего, телик шмотрю, а што?
- Можно, я к тебе приеду? - потерянно заскулила я в трубку.
- А што шлушилось? - Алка продолжала жевать.
- Да ничего! - Я так сжала трубку, что пальцы побелели. - Всего лишь хочу знать, могу я к тебе приехать или нет?
- Приезжай, конешно, - растерянно протянула Алка.
Глава 4
ДОНЖУАН ПАРАМОНОВ
Строго говоря, Алка никогда не была моей закадычной подружкой, скорее - хорошей приятельницей. Алка работала в том же ДК, что и я, только я вела театральную студию, а она хоровую. Ходили к ней одни пенсионеры, точнее, пенсионерки, с которыми Алка никак не могла найти общий язык, потому что они хотели петь частушки и романсы, а она подсовывала им молодежный репертуар. Пенсионерки то и дело жаловались на, Алку заведующей Зинаиде Терентьевне и просили, чтобы она назначила им новую руководительницу. Может, та и пошла бы им навстречу, только кого поставить на Алкино место? Не потому что она такая незаменимая, а потому что сколько-нибудь квалифицированные хормейстеры не пойдут на ту мизерную зарплату, которой довольствуется Алка. Хотя и ругается при этом, как последний сапожник.
Алка встретила меня в розовом шелковом халате, в каких щеголяют героини бразильских сериалов. На этот халат Алка ухлопала кучу денег, даже в долги залезла, а зачем? Кто его увидит? Ведь у нее на сегодняшний день даже любовника нет. Зато есть запросы. Как говорится, много амбиции и мало амуниции.
- Проходи скорее, - Алка зябко повела своим шелковым плечом, сквозняк.
Я послушно нырнула в сумрачную прихожую и, прислонившись к дверному косяку, стала сосредоточенно разматывать шарф.
- Продрогла? Пошли пить чай, а то еще заболеешь. - Алка сразу поволокла меня на кухню. - А хочешь коньяку?
- С чего это ты шикуешь? - удивилась я.
- Один раз живем, - отозвалось это ходячее легкомыслие.
Наверняка на недавний аванс гуляет, а до зарплаты еще две недели. Что она себе думает, интересно?
Пока Алка накрывала на стол, я лицемерно восхищалась новшествами в кухонном интерьере, в которых она не знала удержу, с маниакальным упрямством украшая свой одинокий быт разнообразными причиндалами, не всегда сочетающимися по стилю. Вот и сегодня в глазах у меня зарябило от обилия керамических урыльничков, плетеных кашпо и лоскутных прихваток. А вот и нечто новенькое: с тех пор как я была у нее в последний раз, неугомонная Алка успела пополнить свою коллекцию художественных несуразностей связками репчатого лука, развешанными по стенам.
- Нравится? - самодовольно спросила она, ревниво оглядывая свою пеструю "икебану".
- Ага, - подтвердила я без энтузиазма, притом что язык у меня чесался от желания сказать: "Угомонись ты наконец. Твоя квартира похожа на склад забытых вещей, за которыми никто никогда не придет".
- У тебя что-то случилось? - осведомилась Алка, разливая коньяк в крошечные хрустальные рюмочки.
Чайник в это время миролюбиво посапывал на плите, настраивая меня на нужный лад, а именно - лирический. Ведь я всего лишь женщина, а потому время от времени испытываю острую потребность в жилетке, в которую можно было бы выплакаться с мало-мальским комфортом.
- Какой букет! - Алка сунула в рюмку с коньяком свой довольно длинный нос и шумно втянула воздух. - Ну так что там у тебя случилось? - снова пробормотала она.
- Это длинная история, - выдала я обтекаемую фразу, попутно соображая, с чего бы мне начать. Зря я так переживала, ведь Алка относится к довольно распространенному типу людей, которые спрашивают у вас "как здоровье?" только для того, чтобы немедленно обрушить на вашу голову подробный перечень собственных болезней. В Америке, например, она нипочем не прижилась бы, так и осталась бы инородным телом. Потому что там на вопрос: "Как поживаете?" - принято отвечать: "Спасибо, хорошо". Даже с намыленной веревкой на шее. Гм-м, а Парамонов, выходит, прижился?
- У меня тоже ничего хорошего, - немедленно проиллюстрировала мою мысль Алка. - Бабки заели напрочь, скоро отчетный концерт, а мы все репертуар утвердить не можем. Им бы только про валенки горланить, а у меня, между прочим, консерваторское образование. Хоть и незаконченное.
Вот именно. Очень даже немаловажное уточнение, потому что Алка, как и я, недоучка. Ушла в академический отпуск со второго курса консерватории, да так и не вернулась. Если спросить почему, Алка придумает тысячу причин, причем довольно убедительных. Прискорбно, но в этом мы с ней похожи. Однажды в припадке меланхолии мне даже пришло на ум, что смысл моей жизни только в том и состоит, чтобы искать оправдания собственным неудачам.
- А Зинка, Зинка-то какова! - Алка обрушилась с критикой на нашу заведующую Зинаиду Терентьевну. - Бабки бегут к ней жаловаться, а она, вместо того чтобы промыть им мозги, на меня собак спускает. "Вы должны прислушиваться к их мнению", - передразнила Алка. - А если они в глубоком маразме? - Итэдэ, и тэ пэ. От меня она не требовала ни слова, ни вздоха. Достаточно было одного моего присутствия.
Какое-то время я прилежно исполняла роль ее жилетки (притом что по моему первоначальному замыслу эта роль отводилась как раз таки Алке), отхлебывала из чашки горячий чай и терпеливо поджидала, когда поток Алкиных жалоб на жизнь иссякнет и я наконец поменяюсь с ней местами. Но, убедившись, что ее несчастьям несть числа, я приуныла. Ради чего, спрашивается, я тащилась через всю слякотную Москву? Выходит, только для того, чтобы выслушать Алкино нытье. И когда я это поняла, у меня начисто пропало настроение посвящать ее в перипетии нашей с Парамоновым "лав стори".
В конце концов я отключилась и ушла в себя. Не знаю, сколько я отсутствовала, зато когда "вернулась", Алка уже не плакалась, а молча помешивала остывший чай. Грустная-грустная и ужасно нелепая в своем розовом халате, предназначенном для бразильских миллионерш.