Евгений Сухов - Валютная могила
– …и стала тебя обольщать…
– …поскольку завалила и пересдачу…
– …и обольстила тебя, в конце концов…
– …а я подумал, что все это серьезно…
– …и влюбился в нее…
– …и был от счастья на седьмом небе…
– …о чем стало известно твоей жене…
– …которая потребовала от меня объяснений…
– …и ты честно признался, что любишь другую…
– …после чего я ушел из семьи, оставив жене и трехлетнему сынишке квартиру…
– …и взяв с собой только один чемодан личных вещей и три любимые книги…
– …а именно: «Похождения бравого солдата Швейка»…
– …«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»…
– …и «История Битлз»…
– И мы с Алиной стали проживать на съемной квартире. Однако счастье мое оказалось недолгим, – начал я новый виток мозговой атаки, – и буквально через полгода…
– …нет, через три месяца…
– …Алиса…
– …нет, Алина…
– …ну, пусть Алина, изменила мне…
– …с доцентом…
– …нет, с профессором Засуньским…
– …а по факультету пополз слух, что Алина…
– …изменила не только с Засуньским, но еще с доцентами Шавалеевым и Корнейчуком…
– …а также преподавателем физкультуры Стасом Потапенко…
– …и я после этого стал попивать… А лучше откровенно бухать…
– …и не раз был замечен выпивши в университете…
– …после чего меня попросили с кафедры периодической печати…
– …а затем и заставили написать заявление по собственному желанию…
– …после чего я запил еще больше, к тому же Алина ушла жить к физкультурнику Потапенко…
– …ты пил, нигде не работал, пробавлялся случайными заработками и крепко задолжал за съемную квартиру…
– …аж за восемь месяцев…
– …можно и за десять. После чего к тебе пришли крепкие ребята, избили тебя и выкинули из квартиры…
– …а паспорт у меня отобрал за долги хозяин квартиры… Нет, лучше вытянул ночью из кармана, когда я спал.
– …и ты очутился на улице…
– Все верно, – отсмеявшись, сказал я, и на этом мы закончили «мозговую атаку». Легенда для меня была готова…
– А вы откуда знали, что я стану бомжом? – спохватился я.
– Ну-у, предполага-а-ал, – протянул шеф. – Ты же у нас творческая натура. А характерная роль как раз для тебя.
– А вы очень умный, шеф. И вообще я считаю, что нам всем крупно повезло с вами.
– Ты не заигрывайся больно-то, – усмехнулся шеф. – В «Авокадо» не все так считают…
В общем, легенда моего появления в нестройных, но многочисленных рядах бомжей была придумана, мой план «мероприятий» был шефом одобрен, и оставалось только начать действовать. К чему я и приступил, начиная с сегодняшнего вечера…
Уборщица бутика «Азимут», принадлежащего Герману Юрьевичу Возницыну, Евдокия Кондратьевна Концова оказалась женщиной еще не старой и весьма сообразительной. Правда, вначале она с некоторой опаской отнеслась к моим вопросам. Но когда узнала, что задаю я их с ведома и благословения Германа Юрьевича, то прониклась ко мне доверием и некоторым уважением.
Она подробно и в красках описала бомжа, что был со своей «дамой» возле отделения Сбербанка на Лесной седьмого мая. Я бы вряд ли так запомнил…
– У него еще шишка была на щеке такая… жировик. Питаются они нерегулярно, отбросами всякими, обмен веществ в организме нарушен, вот вам и жировик, – по-деловому пояснила она мне. – Вот, собственно, и все. Больше про него ничего вспомнить не могу…
– А женщина? – спросил я. – Ее вы можете описать?
– Могу. – Евдокия Кондратьевна брезгливо поморщилась: – Если ее, конечно, можно назвать женщиной… Ну, что, одета она была в шерстяную юбку и кофту. Под кофтой у нее была мужская рубашка. На ногах – мужские ботинки с порванными шнурками. Лет ей тридцать с чем-нибудь, а может, и меньше. Их ведь не разберешь… Под правым глазом – синяк лиловый, плохо замазанный пудрой или даже помадой. Волосы русые, немного вьются. Наверное, в молодости она была довольно хорошенькой. Пока пить не начала. Держится независимо, и вообще в этой паре она была главной. Голос пропитой, довольно хриплый. Грудь большая. Такая, что мужчинам нравится… – добавила она, кинув на меня быстрый взгляд.
– Ну а какие-нибудь особые приметы вы припомнить не можете? Вот вы сказали, что на щеке мужчины имелся жировик. Это уже особая примета. А на лице женщины ничего такого особенного не было?
– Кроме синяка – нет, – ответила Евдокия Кондратьевна. – Ну, может, скулы у нее были широковаты…
– Это уже кое-что.
– Да, еще когда я ей деньги передавала, то на руки посмотрела, – припомнила уборщица. – Холеные руки, работы деревенской не знали. Грязнущие были, правда…
– Хорошо, Евдокия Кондратьевна. Ну, подошли они к вам, значит, и попросили поменять евро на рубли.
– Да. Паспортов-то ведь у них нет, а для обмена валюты в банках паспорта требуют.
– Это ясно, – сказал я. – Вы сразу согласились?
– Нет, – ответила уборщица. – Только когда вознаграждение за это пообещали.
– Пять тысяч?
– Да, – удивленно посмотрела на меня Концова. – А вы откуда знаете?
– Ну, вы же рассказали об этом вашей управляющей, – пояснил я, – Лидией Григорьевной, кажется, ее зовут.
– Ну… да.
– А Лидия Григорьевна, – продолжил я, – рассказала об этом случае и бомже, который пришел в ваш бутик «приодеться», своему боссу, Герману Юрьевичу. А он, в свою очередь, рассказал об обоих случаях мне и еще одному человеку…
– Который раз убеждаюсь в том, что бабам ничего рассказывать нельзя, – с чувством произнесла Евдокия Кондратьевна, недовольно покачав головой.
– Это точно, – подтвердил я, почему-то вспомнив об Ирине. Интересно, как она воспримет мое перевоплощение в бомжа и отсутствие дома. Не хотелось бы, чтобы она начала сомневаться в искренности моих чувств к ней. Ведь у нас только-только все наладилось…
– Да, – говорила тем временем уборщица. – Они пообещали мне пять тысяч дать, и я согласилась. А что? – посмотрела она на меня с некоторым вызовом. – Они эти деньги все равно пропьют, а мне хорошая прибавка к пенсии…
– А я ничего не имею против, – успокоил я Концову. – Вы оказываете им услугу, даже в достаточной степени рискуете – а вдруг эти евро окажутся фальшивыми? – стало быть, имеете полное право на вознаграждение. К тому же не вы просили за обмен денег вознаграждение, а они сами добровольно предложили.
– Вот именно! – расслабилась Евдокия Кондратьевна. – А вдруг бы эти евро оказались фальшивыми? И меня за шкирку – хвать! А ну, говори, старая, откуда у тебя такие евро? В общем, поменяла я им их евро.
– Сколько? – спросил я, чтобы просто уточнить.
– Восемьсот.
– Неплохо. И все евро были новенькими?
– Именно. Как будто их только что из новенькой пачки вынули. Даже складочек на них не было.
– Ясно, – резюмировал я. – А что было дальше?
– А дальше я забрала себе свой гонорар, а остальное отдала бомжихе.
– И что та сказала?
– Она сказала, что завтра они принесут на обмен целую пачку евро, а если я помогу ее им обменять, то получу за это десять тысяч. Я подумала и снова согласилась…
– В котором часу у вас была назначена встреча у отделения Сбербанка? – спросил я.
– В двенадцать.
– Вы пришли?
– Пришла.
– А они?
– А они не пришли, – печально посмотрела на меня Концова. – И обещанные десять тысяч от меня уплыли…
– Ну, может, вы как-то разминулись? – предположил я.
– Нет, – ответила уборщица. – Они просто не явились. Я ведь ждала их на ступеньках этого Сбербанка, никуда не отходила. Целый час ждала. Да еще с четвертью. Не пришли они…
Все. Спрашивать у Концовой было больше нечего. И я отправился домой рядиться… тьфу ты, становиться бомжом…
Интересно, почему не пришли к Сбербанку бомж с бомжихой?
Глава 3. Клим и его команда, или Похороны Космоса
Вы думаете, что, если нарядитесь в грязную поношенную одежду, перестанете умываться, накопите грязь под ногтями и станете рыться в помойках и собирать бутылки, сразу сделаетесь похожи на бомжа?
Ошибаетесь.
Всего этого мало. Бутылки, к примеру, может собирать и старушка, которой недостает пенсии на оплату квартиры и коммунальных услуг. Или на еду после этой уплаты.
Шариться в помойке может и мастеровой домохозяин, надеющийся найти нужную для хозяйства или недостающую для какой-нибудь поделки вещицу. Или человек, выбросивший в уже вынесенное мусорное ведро старый дерматиновый кошелек, в котором, оказывается, лежало пять тысяч заначенных им год назад рублей.
Грязь под ногтями может быть у работящего крестьянина или даже у горожанина, только что выкопавшего картошку со своего садового или дачного участка.
Неумытым может быть рядовой лентяй. Ну а поношенная или грязная одежда вполне может принадлежать пожилому работяге, который продолжает «пахать» на родном заводе за семь или восемь тысяч целковых, вместо того чтобы плюнуть на него да растереть.
