Фридрих Незнанский - Конец фильма
Грязнов двинулся им навстречу:
— Добрый день, Людмила Андреевна.
— Здравствуйте! — Успенская развернулась так, будто хотела врезать и ему. Но вовремя узнала.
— Я по поводу пленок хотел спросить. — Грязнов с интересом разглядывал здоровенного мужика, который, кажется, уже готов был расплакаться. Его он уже видел на площадке. — Как, не проявили еще?
— Какие пленки? — Успенская напряглась. — А, эти… Нет, пока не проявили. — И, развернувшись к мужику, неожиданно вежливо попросила его: Коленька, сходи в павильон, проверь камеру.
— Что проверить? — то ли не расслышал, то ли не понял ее «Коленька».
— Камеру, — повторила она чуть ли не по слогам. — Проверь ка-ме-ру! Иди, Коленька.
И «Коленька» послушно ушел.
— А когда будут готовы? — поинтересовался Грязнов, проводив его взглядом.
— Не знаю. — Успенская пожала плечами. — Дня через три-четыре, а может, и позже.
— Позвоните мне, пожалуйста, когда напечатают. — Грязнов вынул из кармана визитную карточку и протянул ей: — Вот. Это рабочий, а это мобильный.
— Я позвоню, конечно, только вам зачем? — Женщина пожала плечами. Там же нет ничего такого.
— Ну если нет, значит, нет. Но вы все равно позвоните, хорошо?
— Конечно, раз это так важно! — Она опять дернула плечами и, кивнув, быстро зашагала ко входу в корпус.
Мимо, тихо шурша колесами, проплыла машина Варшавского. На заднем сиденье лежал траурный венок. А вслед за машиной ехал милицейский «уазик».
— Взрыв был примерно грамм на сто в тротиловом эквиваленте, — сказал эксперт, парень в толстенных очках, в которых глаза казались непропорционально большими. В резиновых перчатках он что-то очищал кисточкой и оклеивал пленками. И, буквально его толкая, двое дюжих оперов пытались ломами вскрыть огромный железный шкаф, вмонтированный в стену.
— Но кроме того, имеются вон там и вон там пулевые отверстия, эксперт ткнул пальцем в стену, — стреляли от двери.
— Нашли что-нибудь кроме этого? — Грязнов вертел в руке три гильзы.
— Нет. Пока ничего. Вот сейчас шкаф взломаем и…
В этот момент дверь шкафа со скрежетом распахнулась и один из оперов, потеряв равновесие, полетел на пол…
Когда отхохотали и отчистились, начали настоящий обыск.
— Два газовых пистолета с распиленными стволами, третий нетронутый. — Эксперт, как фокусник, помахивал оружием перед глазами понятых. — Коробка с боевыми патронами к пистолету системы «макаров», три коробки с газовыми патронами к пистолету той же марки.
Грязнов тем временем внимательно рассматривал следы от выстрелов на стене.
— Как думаете, откуда стреляли? — спросил он у эксперта.
— Ну, судя по всему, вон оттуда. — Парень кивнул на дверь. — Гильзы нашли вон там на полу, так что если предположить, что это именно те, то стреляли как раз от двери.
— А как давно?
— Не позднее вчерашнего вечера. Если судить по запаху гильзы. К завтрашнему утру скажем точнее.
— Нашли Гарипова! — крикнул кто-то.
Грязнов умоляюще посмотрел на следователя, и тот благосклонно кивнул.
Они долго шли быстрыми шагами по длинным и гулким кафельным коридорам больницы. Денис, следователь, двое оперов и длинноногая, с пышным бюстом медсестра в белом халатике, который совсем ничего не прикрывал, а даже скорее наоборот.
— Привезли вчера около половины первого ночи, — бормотала она, стараясь шагать рядом с Денисом, которому казалось, что она явно симпатизирует ему. — Привезли на серой «ауди», машина осталась стоять на стоянке.
— Сколько форм одного слова. — Денис улыбнулся. — «Осталась стоять на стоянке». Богат великий русскому языка!..
— Вова, проверь, — приказал следователь.
— Есть. — Оперативник развернулся и так же быстро зашагал в обратном направлении.
— Кто привез? — Денис галантно подхватил медсестру под ручку. Документы проверили? С кем они разговаривали?
— Со мной. Я тогда только заступила. — Девица свернула в очередной коридор, увлекая за собой Грязнова. — Ввалилось двое черно…
— Кавказцев?
— Ну да, кавказцев… Сказали, что на улице подобрали раненого и привезли. Ключи от его машины бросили и ушли. Я даже спросить ничего не успела.
— Как они выглядели, описать сможете?
— Ну-у… постараюсь. — Девушка пожала плечами и остановилась у одной из дверей: — Вот его палата.
— И последний вопрос.
— Какой?
Грязнов улыбнулся и многозначительно подмигнул.
— В смысле? — не поняла медсестра. — А-а… — догадалась наконец. Нет, спасибо, у меня уже есть бойфренд.
— Сами не знаете, что теряете. — Грязнов вздохнул и открыл дверь.
Гарипов лежал на кровати, весь перебинтованный и обвешанный капельницами. Рядом тихонько пикал монитор.
— Он что, без сознания? — тихо спросил Грязнов, глядя на красное от ожогов лицо.
— Ну скажем так — он в полуобморочном состоянии. Потерял слишком много крови, думали, что вообще вряд ли выживет.
— Так что ж вы сразу не сказали? — следователь удивленно посмотрел на медсестру.
— Но вы же не спрашивали, — невинно улыбнулась та.
— Когда его можно будет допросить?
— Не раньше чем через день-два. Пока врач не разрешит.
— Понятно. — Денис снял со спинки кровати историю болезни. — А когда он будет в состоянии передвигаться?
— Это вообще не скоро. — Девушка тоже перестала улыбаться и теперь говорила серьезно. — Два пулевых ранения — одно в грудь, второе в руку. Лицо обожжено. И потом, он слишком слаб. Ничего определенно сказать не могу.
— Понятно. — Грязнов повесил планшет с историей болезни на место.
— Никого к нему не пускать, не давать ни с кем разговаривать, никаких посетителей, никаких звонков, — приказал следователь.
— Как скажете. — Девушка поправила на Гарипове одеяло. — Вернее, как прикажете…
— Взрывпакет? — Следователь навис над перепуганным Линьковым, который порывался подняться со стула, но никак не мог. — Ты говоришь, взрывпакет? А два пулевых ранения?
— Какие еще ранения?
— Пу-ле-вые! — прокричал следователь Линькову в самое ухо два раза подряд. — Пу-ле-вые! Откуда?
— А я почем знаю?
— По рублю с полтиной! Где пушка? Я спрашиваю, пушку куда девал?
— В пруд выкинул! — не выдержал Линьков и опять разревелся. — Не виноват я, правда, не виноват.
— Сейчас как… — замахнулся следователь, но Денис остановил его движением руки.
— Так что же, получается, у тебя это все само собой вышло? — Денис достал сигарету. — Мы, конечно, проверили тебя. Двадцатилетний радикально настроенный парубок, состоящий в полуармейской организации профашистского толка…
— Неправда, мы не фашисты! Мы…
— Бабушек через дорогу переводите, конечно! — Денис сурово посмотрел на него. — Так вот, состоя в фашистской организации, ты устроился в пиротехнический цех и сделал себе пушку, так? Давай лучше сразу колись. К тебе поедем, весь дом перевернем. Вот мать обрадуется! Мать у тебя есть?
— Ну мой это был, мой! Сделал себе года два назад.
— С целью?
— Да по банкам я стрелял. В смысле по стеклянным банкам. Выезжал за город и по банкам стрелял.
— Еще оружие есть? — спросил следователь.
Линьков замолчал и опустил голову.
— Уснул, гитлерюгенд? Есть или нет?
— Шмайссер дома на чердаке.
— Боевой?
— Да, боевой.
— А из него по чему стрелять? По посольствам?
Линьков промолчал.
— Ну вот видишь. — Денис хлопнул его по плечу. — Когда сознался, и самому легче стало. Ведь стало?
— Ну…
Денис жестом показал следователю, что парень, дескать, сдался.
— Рассказывай, как на самом деле было, — тут же вступил следователь.
Линьков закурил новую сигарету.
— Я пушку не в цеху держал, а дома, на чердаке. Пока матери не было, забрался и достал. Ваши приехали уже, но они ж в квартиру ломились, а я тихонько по крыше в соседний подъезд перебрался и ушел. Потом, когда на «Мосфильм» пришел, а эти меня дубасить в цеху начали, я пушку выхватил и пальнул несколько раз. Ильяс на пол упал. Остальные двое сначала тоже отскочили, но у меня заклинило.
Денис внимательно слушал.
— Эти двое сначала шуганулись, но как сообразили, что пушку заело, опять на меня поперли. Тогда я взрывпакет, за которым и пришел, кинул в них.
— Дальше мы знаем. Смотри, Линьков. Завтра-послезавтра Гарипов оклемается, и мы его тоже допросим. Вот здорово было бы, если бы он то же самое сказал, как думаешь? А то про бабки какие-то байки рассказываешь…
— Не знаю, чего он вам наговорит. — Линьков сердито пожал плечами. — Я в туалет хочу.
— Сейчас пойдешь. Только еще на один вопрос ответь. Ты Максимова грохнуть хотел или Медведева?
— Никого я не хотел грохать, гражданин следователь… Я и сам не знаю, как это все приключилось.
