Патриция Вентворт - Дело Уильяма Смита
Повисла долгая пауза. Огни фонарей проносились мимо, вспыхивая и вновь пропадая. Собеседник Уильяма то появлялся на мгновение в их свете, то скрывался в темноте.
И лицо его было совершенно незнакомо Смиту, хотя на другой стороне пропасти, разбившей его жизнь на две части, они встречались и разговаривали. У них, вероятно, были общие знакомые. Когда он подумал об этом, голова его закружилась — видимо, от удара. Так должен был чувствовать себя Робинзон Крузо, увидев следы на песке необитаемого острова. Уильям взглянул на Фрэнка и подумал, что он не из тех, кого легко забываешь — человек образованный, с хорошим воспитанием. Светлые волосы причесаны так гладко, что в них можно посмотреться, как в зеркало, — он вспомнил это в участке. Длинный нос на длинном лице. Прекрасно сшитый костюм…
Любопытно, но именно в этот момент в сознании Уильяма зашевелились, хоть и слабо, какие-то воспоминания. Кажется, он не всегда носил такую одежду, как сейчас… Не добротное готовое платье, а… В голове его смутно возникло воспоминание о Сэвил Роу.
Фрэнк Эбботт произнес:
— Боюсь, что ничего, кроме Билла, на ум не приходит.
Глава 4
На следующее утро оказалось, что единственное последствие вчерашнего происшествия, всего лишь внушительных размеров шишка на голове Уильяма. Он даже не стал бы ничего рассказывать миссис Бастабл, но к несчастью, она выглянула из окна своей спальни как раз в тот момент, когда Смит подъезжал к дому в такси. Сразу же подняв раму, она услышала, как сержант справляется о самочувствии молодого человека, после чего вышла встречать его на лестницу, сгорая от любопытства. Если оскорбительное предположение и зародилось в ее голове, оно моментально улетучилось. Она была само участие, суетилась, предлагала тысячу способов лечения и даже подумать не могла о том, чтобы лечь спать самой или позволить лечь ему прежде, чем ей не будет подробно доложено о происшедшем. Она без конца прерывала рассказ восклицаниями вроде: «Только представьте!» и «Боже мой!»
Когда Уильям закончил, миссис Бастабл тряслась от волнения.
— Какое чудесное спасение! Сначала мистер Таттлкомб, а теперь… Что бы мы стали делать, если бы вы тоже нас покинули?
— Но я же здесь.
Экономка глубоко вздохнула.
— Но могли и не вернуться! У меня от всей этой истории мурашки по телу. Только представьте: полиция приходит сообщить ужасные новости, а мистер Таттлкомб все еще в гипсе! Ах, боже мой, что бы тогда было?
У миссис Бастабл — маленькой женщины с пушистыми, не очень чистыми волосами — в момент волнения краснел нос. Он и сейчас был розового цвета и нервно подергивался. Она безотчетно схватила себя за голову, неловко задев прическу, из-за чего из волос выпали три шпильки. Уильям нагнулся, чтобы поднять их, но сразу же пожалел об этом. Сказав, что хочет лечь в постель, он наконец покинул свою собеседницу.
Едва опустив голову на подушку, он уснул и сразу же погрузился в свое видение. Теперь оно приходило все реже и реже — всего дважды в прошлом году и только один раз летом этого года. И вот снова вернулось. Но теперь оно утратило свое спокойствие и гармонию, словно отражение в потревоженной воде. Уильям вновь видел ступеньки перед входом, но дверь не открывалась. Он толкал ее, но безуспешно. Ее удерживал не засов, не железный болт, не замок: кто-то подпирал ее с другой стороны. Затем сон изменился. Уильям услышал чей-то смех и решил, что это Эмили Солт. Ему казалось, что это она, хотя смеха ее никогда в жизни не слышал. Он увидел, как она украдкой разглядывает его из-за двери — не в доме его сна, а в доме Эбби Солт. Тут Эбби сказала: «Бедная Эмили! Она не любит мужчин», и Уильям проснулся. Повернулся на другой бок и опять заснул. Теперь он был на необитаемом острове в окружении бесчисленных Псов Вурзелов, стай Буйных Выпей и множества плавающих в пруду Уток-Растяп. Этот сон был умиротворяющим, и утром Уильям проснулся в хорошем настроении.
Разобравшись с почтой и подождав, пока все примутся за работу, он прошел через мастерскую, устроенную в комнате, которая раньше служила гостиной, и расположенную позади нее сильно обветшавшую оранжерею. Конечно, во время войны все стекла были выбиты, но их снова вставили, и теперь это было уютное светлое помещение, хотя зимой там было не слишком тепло. С холодом пытались бороться с помощью двух керосиновых горелок: одна в гостиной, вторая — в оранжерее. Пока за ними следила миссис Бастабл, они не производили ни какого эффекта, кроме сильной вони. Уильям решил сам заняться горелками, когда заметил посиневшие руки Кэтрин. Кроме того, ему пришло в голову, что в ее присутствии запах керосина совершенно неуместен — может быть, роза или лаванда, но только не керосин! Он отобрал у миссис Бастабл горелки, хотя и пришлось долго уговаривать ее не обижаться, что-то там подвернул — в результате запах полностью исчез, а температура в комнатах ощутимо повысилась.
Когда Уильям появился в мастерской, в одном конце комнаты пожилой мужчина и мальчик делали каркасы для собак и птиц, а Кэтрин Эверзли, сидя за большим кухонным столом в гостиной, наносила последние штрихи на радужное оперение и алый клюв выпи.
Уильям подошел и остановился возле девушки.
— Хорошая птица.
— Да. Она кричит, правда? Я ее только что закончила, а сейчас буду грунтовать уток. Они получатся очень красивыми, если сверху нанести ту краску цвета металла. Ну вот, готово!
Кэтрин повернулась и посмотрела на него снизу вверх.
— С вами все в порядке? Мисс Коул сказала, вас кто-то пытался вчера ограбить.
— Ну, я не знаю, что он пытался сделать. Он ударил меня по голове, когда я возвращался от мистера Таттлкомба.
Она быстро спросила:
— Вам очень больно?
— Нет, у меня всего лишь шишка на голове. Главный удар приняла на себя шляпа.
— Вам удалось схватить его?
— Нет, я потерял сознание. Детектив из Скотленд-Ярда подобрал меня и привез домой на такси. Очень хороший парень.
— И вы не знаете, кто вас ударил?
— Нет. Эбботт сказал, он мгновенно ускользнул.
Кэтрин отодвинула выпь и взяла неуклюже переваливающуюся утку. Открыв баночку с краской, она начала накладывать телесно-розовый первый слой. Уильям подвинул табурет к другому концу стола и принялся за свою утку. Немного помолчав, Кэтрин произнесла:
— Это довольно странно — с вами и с мистером Таттлкомбом одновременно случилась беда…
Уильям улыбнулся.
— Мистер Таттлкомб уверяет, что его сбили. Про меня-то точно можно так сказать!
— Как это «его сбили»? Что он имеет в виду?
— Он убежден, что кто-то толкнул его. Говорит, вышел из дома, почувствовал, что на улице сыро, и, не закрывая двери, прошелся до обочины. Тут показалась машина, и кто-то толкнул его на землю.
Кэтрин подняла глаза, ее кисть замерла. На ней был выцветший зеленый халат, закрывающий платье. Щеки и губы не подкрашены, лицо бледно. Взгляд ее потемнел Теперь Уильям хорошо знал, какими бывают ее глаза: темными, как тени в неподвижной воде пруда, сверкающими, как коричневая речная вода в солнечных лучах, затуманенными, как облаком, печалью. Знал он и самый прекрасный взгляд ее, который даже не мог описать — взгляд, полный трепетной нежности, словно водная гладь, потревоженная крыльями ангела. Мысли влюбленных иногда так романтичны!
Кэтрин взглянула на Уильяма и спросила:
— Это случилось вечером?
— Да.
— Он вышел, оставив дверь открытой? В коридоре горел свет?
— Да, именно поэтому он понял, что на улице сыро — мокрый тротуар заблестел на свету.
Девушка вернулась к раскрашиванию.
— И вы тоже вышли вчера поздно вечером?
— Да.
— Дверь была открыта и в коридоре горел свет?
На лице Уильяма отразилось удивление.
— Да. А что?
— Да мне пришло в голову… Это очень странно…
— Что вам пришло в голову?
Она не ответила. А потом спросила:
— Как выглядит мистер Таттлкомб?
— Как выглядит?
— Какой у него рост? — уточнила Кэтрин.
— Почти такой же, как у меня — около пяти футов десяти дюймов.
— И он примерно такой же комплекции?
— Да, похожей.
Теперь он пристально разглядывал Кэтрин. Она продолжала длинными, ровными мазками водить кисточкой по дереву.
— Какие у него волосы?
Уильям сдержанно ответил:
— Очень густые, седые. Что вы хотите сказать?
— Я подумала, что вас обоих ударили — он ведь так сказал?
— Сбили.
— Да. Так я подумала, может быть, кто-то затаил на него злобу или завидует ему. У вас тот же вес и все остальное, и вы выходите из парадной двери его дома — а волосы у вас такие светлые, что их можно спутать с седыми, — вы выходите, освещенный сзади светом из холла. Возможно, человек, толкнувший мистера Таттлкомба, повторил свою попытку.
— Или наоборот: парень, который ударил мистера Таттлкомба, думал, что он — это я, — попробовал пошутить Уильям.
