Патриция Вентворт - Дело Уильяма Смита

Патриция Вентворт

Дело Уильяма Смита

Анонс

В «Деле Уильяма Смита», очередном романе о мисс Силвер, не случайно то к дело упоминаются старые времена — роман явно носит ностальгический характер. Несмотря на довольно поздний срок его выхода — «Золотой век» детектива заканчивался, — он весьма соответствует требованиям того времени. Дело в том, что англичане, тяжело пережившие Вторую Мировую войну, тогда запоем читали детективные романы как эскапистскую литературу. Детективы с участием мисс Мод Силвер были именно из тех, которые изо всех сил старались воссоздать в памяти читателей довоенное время, и от которых, несмотря на упоминание о войне, веяло обаянием тридцатых. («Каким-то способом, известным лишь ей самой, она овладела искусством поворачивать стрелки часов назад до тех пор, пока чувство напряжения и страха, терзавшее столь многих ее посетителей, незаметно не уступало место ощущению классной комнаты.»)

Поэтому «Дело Уильяма Смита» (кстати, не случайна распространенность самого имени, даже во времена Диккенса выбирали более оригинальные имена для беспризорных) не случайно создает впечатление мозаики, сотканной из элементов ранних романов писательницы. Отсутствие убийства явно не добавляет ему интереса, и возникает впечатление, что в ранних романах сюжет был гораздо динамичнее, а пространные описания каждого появление мисс Силвер — более сдержанны. Роман явно не причислишь к творческим удачам писательницы, тем не менее это довольно занимательная, легко читающаяся история, построенная на скрытой взаимосвязи между двумя семьями.

К несомненным удачам романа относится весьма реалистическое изображение творческой личности, а также неожиданные филиппики в адрес женского пола, увенчанные почти классической фразой: «Женщины всегда так уверены в себе, пока не разобьют носы об очередное препятствия». Ну что ж, это неплохо отражает то, что произошло на страницах романа.

Лондон на его страницах производит впечатление весьма авантюрного города, во всяком случае в размышлениях некой неопознанной, но повидавшей виды личности, а заодно городом с самой невозмутимой полицией, которую долго приходится убеждать в том, что кого-то могут столкнуть под колеса машины. Впрочем, это тоже чисто английская черта. Характеристика «неприкрытые факты шокировали его» вполне может относиться и к самому Уильяму Смиту. А блестящий сюжетный ход, когда все преступники погибают, да так, что ничего не всплывает на дознании, а все более-менее порядочные люди, включая даже Сирила Эверзли, отделываются легким испугом, настолько английский по своей природе, что данный роман определенно можно рассматривать как сказку для взрослых, где Бог Абеля успевает позаботиться обо всех (за исключением двух невинных мух).

Впервые роман вышел в Англии в 1948 году.

На русский язык переведен Е. Александровой специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Пролог

Концентрационный лагерь в Германии. Рождество тысяча девятьсот сорок четвертого года.

Уильяму Смиту снова снится тот же сон.

Как и другие заключенные, он провел это рождественское утро, больше пяти часов стоя на площади в истрепанном белье под колючим северо-восточным ветром. Некоторые из тех, кто были там вместе с ним, падали, чтобы больше никогда не подняться… Уильям же выдержал. Он был сильным и крепким, и он не был измучен тревогой о семье, как другие. Смит не помнил, кто он такой, и значит, не знал, есть ли у него семья. Комендант, обращаясь к заключенным, сказал: «Если у вас есть жены и дети — забудьте их: вы никогда больше их не увидите». Эти слова разозлили Уильяма, хотя его лично они не касались. Ведь теперешняя жизнь началась для него всего два года назад, когда он вышел из больницы. Его снабдили табличкой, удостоверяющей, что он — Уильям Смит. Там стоял еще и номер, но он никак не мог свыкнуться с тем, что это имя и номер принадлежат ему. В лагере он был зарегистрирован под этим именем, а после того, как сбежал и был схвачен СС, его поместили в концентрационный лагерь. С тех пор его дважды переводили в другие места, и каждое из них было хуже предыдущего. В этом лагере он был единственным англичанином. Он немного говорил по-французски и начал учить немецкий. Старый чех иногда одалживал ему нож, украденный с риском для жизни, и они вырезали животных. Чех был мастером в этом деле, а Уильям восполнял недостаток мастерства множеством оригинальных идей. Вскоре он сравнялся со своим учителем.

Время шло — день за днем, ночь за ночью. В жизни заключенных ничего не менялось — голод, холод, плохая пища, жестокость и обволакивающий все вокруг густой туман человеческого страдания. Уильяму было легче, чем остальным, ведь ему не нужно было беспокоиться ни о ком, кроме себя. Он вообще был не из тех, кто беспокоится. И иногда по ночам ему снился один и тот же сон.

Так было и сейчас. Его тело, зажатое между другими телами, лежало на голом грязном полу. Но самого Уильяма там не было. Он спал и во сне поднимался по трем ступеням к дубовой двери — видение всегда так начиналось. Ступеньки были старые, истертые ногами множества поколений, ступавших по ним. Вели они с улицы к парадному входу дома. Уильям точно знал, что дом стоит на улице, хотя никогда не видел ничего, кроме лестницы и обитых гвоздями дубовых створок.

Потом он открывал дверь и входил. Наяву он мог вспомнить только ступеньки и эту дверь, все остальное представлялось очень смутно — как всегда бывает в снах. Оставалось только четкое ощущение, что он возвратился домой. Там был темный холл, а справа — лестница, по которой он поднимался. Но воспоминание это было таким неясным, темным, расплывчатым, как отражение на воде, колеблемой ветром. Уильям знал лишь одно: это — счастливый сон.

До пробуждения видение выглядело так четко, что казалось даже реальнее, чем жизнь в лагере. Холл затемняют деревянные панели на стенах. Из того же дерева сделана винтовая лестница справа. Ее столбы покрыты резьбой в виде символов четырех евангелистов — лев и телец в начале ступенек, орел и ангел — наверху. Головы тельца и ангела изображены на внутренней стороне лестницы, львиная грива спускается с верхушки до подножия столба. Орел вырезан целиком, со сложенными крыльями и огромными когтями — наверху слева. В стенных нишах на всем протяжении лестницы и внизу в холле висят портреты. При слабом освещении казалось, что это люди, притаившиеся в темноте, и в детстве Уильям пугался их.

Он поднимался по лестнице, которая каждый раз выглядела одинаково. Что-то изменилось, когда он впервые дошел до вершины. Воспоминание обрывалось вместе со сном, поэтому невозможно было понять, что именно изменилось. Когда видение исчезало, в памяти Уильяма оставались лишь три ступеньки, ведущие с улицы к двери, тенистый холл с винтовой лестницей и чувство, что он вернулся домой.

В эту рождественскую ночь его тело лежало в окружении других грязных тел, но сам он в это время, перепрыгнув через ступеньки, входил в тепло и свет холла с темной улицы. Все лампы зажжены, занавеси на окнах задернуты. Среди мрачных портретов выделялось светлое пятно напудренного парика, бледно-розовое женское платье и белая кисея детского платьица. Лев и телец у подножия лестницы украшены листьями падуба, а над ними висит бледный пучок омелы. Необычайное чувство счастья нахлынуло на Уильяма. Оно было таким сильным, что он едва удержался на ступенях. Нет времени оглядываться на старые связи, ушедшие в тень прошлого, взгляд его прикован только к одному человеку — тому, кто ждет его на верхней ступеньке, между орлом и ангелом, под омелой…

Глава 1

Бретт Эверзли в который раз просматривал одно и то же письмо. Его содержание было так неприятно, что странным казалось желание вновь и вновь перечитывать его. Письмо пришло с утренней почтой. Бретт с улыбкой распечатал конверт, но радость его мгновенно сменилась отчаянием. С тех пор он постоянно перечитывал эти несколько строк, пытаясь в каждой фразе, в каждом слове найти новое значение — ибо с настоящим смыслом он не мог смириться… Женщины говорят одно, а думают другое — это же прописная истина! Они хотят, чтобы за ними ходили по пятам, окружали их вниманием, лестью. Они любят проверять, на что ради них способен мужчина. Подвергают его испытаниям.

Мистер Эверзли был красив и всегда при деньгах. Женщины за ним бегали, и он был не против. В сорок лет он сохранил свободу, хорошую репутацию и прекрасную фигуру. Но сейчас его красивое лицо побагровело, брови сошлись в одну линию, взгляд темных глаз стал мрачен. Когда он выглядел так, становилось ясно: еще десять лет — и правильные черты огрубеют, подбородок станет слишком тяжелым, а кирпичный румянец так и останется на щеках. Правда, вполне возможно, седина только украсит Бретта и в его внешности появится колорит восемнадцатого века — у него было некоторое сходство с неким благородным сквайром эпохи королей Георгов.