Эдуард Хруцкий - Сто первый километр
– Я сказал – подойди, – рявкнул чекист.
– Потрудитесь выйти из машины, когда разговариваете со старшим по званию, – холодно ответил Данилов.
– Я начальник райотдела МГБ, – грозно произнес капитан.
– Вы для меня всего-навсего капитан.
– Ишь ты. – Капитан открыл дверцу. – Ты видел, Чепкин, – повернулся он к шоферу, – какие московские милиционеры гордые, а?
Он вылез из машины. Маленький, с короткими, толстыми ногами, на которых чуть не лопался хром сапог, собранных в гармошку. Он стоял перед Даниловым в расстегнутом кителе, засунув руки в карманы галифе.
– Потрудитесь, капитан, привести себя в порядок, когда обращаетесь к старшим офицерам. Потом, вы пьяны, о чем я немедленно доложу руководству вашего управления.
Данилов сказал все это холодно, не меняя интонаций, повернулся и пошел к райотделу.
– Неужели доложите? – спросил Никитин.
– А как же, Коля. Иначе эта скотина меня каждый день доставать будет.
Дежурный встретил их прямо у райотдела:
– Товарищ полковник, квартирная кража.
– Где?
– На улице Жданова, в доме семь.
– Группа выехала?
– На мотоцикле уехали лейтенант Шелков и эксперт.
– Давно?
– Минут пять назад.
– Транспорт есть? – автоматически спросил Данилов. По привычке спросил. Не мог привыкнуть после МУРа к райотдельской бедности.
Дежурный развел руками:
– Вас милиционер проводит коротким путем.
Ну что ж. Надо идти пешком, тем более что все их имущество – пистолеты в кобуре под пиджаками.
Улица Жданова была не так далеко, но милиционер знал самый короткий путь через тайные лазы и проходные дворы.
Они пролезли в дыру забора, прошли по краю огорода, потом проскочили в калитку и вышли на маленькую тихую улицу. Между двумя домами был узкий, как дупло, проход. По нему они вышли на полянку. Удивительную, совсем не городскую, всю заросшую желтыми цветами. Прошагали по ней и выскочили на зады райкома партии, прошли через двор Дома Советов, так здесь называли дом, в котором проживало все местное начальство, и вышли на улицу Жданова.
Идя по проходным дворам и щелям, Данилов подумал о том, что нужно будет облазить весь город, чтобы знать все лазы и проходняки.
Дом номер 7 притаился за высоким зеленым забором. Прямо на дощатом тротуаре стоял райотдельский обшарпанный мотоцикл, на коляске которого красовалась подправленная надпись «милиция».
Милиционер-водитель сидел на лавочке и пытался развинтить какую-то деталь. Увидев начальство, он встал.
– Шелков там?
– Так точно, товарищ полковник.
Они вошли во двор, уложенный красным кирпичом, за домом виднелся сарай, из которого доносились возмущенные крики некормленых поросят.
– Неплохо живут хозяева, – сказал Никитин.
– Так, товарищ майор, – пояснил милиционер-провожатый, – здесь Мария Наклейкина живет. Буфетчица с вокзала. Она этот дом в прошлом году купила.
– Значит, знали, куда шли.
На крыльцо выскочил Шелков:
– Товарищ полковник, уркаганы Машку связали, в подвал засунули. Она развязалась…
– Пойдем посмотрим.
Богато жила Наклейкина по местным понятиям. Три комнаты, обставленные добротной мебелью, на стенах ковры, буфет, забитый немецким хрусталем. Именно такие бокалы и рюмки вывозили из Германии в качестве трофеев. В комиссионках и с рук они стоили вполне прилично.
Мебель была разномастная, но тоже из комиссионки. Вполне приличная мебель.
Эксперт Тимохин отпаивал Наклейкину водой. Она ничего не говорила, только мычала.
В углу сидел паренек лет шестнадцати и крупный мужик в форме железнодорожника.
– Это свидетели, – показал на них Шелков.
– Хорошо, вы пока хозяйку в чувство приводите, а я со свидетелями поговорю.
– Пошли, сердечная, – Никитин подхватил под руку хозяйку, – пошли, приляжешь и расскажешь мне все.
– С кого начнем? – Данилов присел на стул.
– С Леши начинайте, – степенно ответил железнодорожник.
– Значит, ты – Леша?
– Да.
– А полностью?
– Наклейкин Леонид Петрович.
– Вот и славно. Начинай по порядку, Леонид Петрович.
– Я к тете Маше пришел. Мы договорились, что я в одиннадцать приду, помогу ей по огороду.
– Ты говори спокойнее. – Данилов поощрительно улыбнулся. – Не спеши.
– Я в дверь постучал – никого. Обошел дом, окна открыты, никого нет. Я удивился: тетя Маша, когда уходит, всегда окна закрывает и ставни запирает. Тогда я в комнату залез.
– В комнате все так и было?
– Да, я заметил, что все шкафы раскрыты, вещи на полу, посуда побита… Я тогда начал тетю Машу искать… На кухню забежал, слышу – в погребе стонет кто-то… Я хотел открыть, а на крышке шкаф стоит…
– Дальше я расскажу, – степенно сказал железнодорожник. – Сосед я. Лагутин Сергей Фролович, работаю машинистом тепловоза. Когда ко мне Лешка прибежал, я сразу недоброе почуял.
– Почему?
– А потому, товарищ…
– Зовите меня Иван Александрович.
– А потому, Иван Александрович, что повадился к ней ходить один фармазон.
– Кто?
– Фамилию не скажу, а имя ему – Колька. Он всю дорогу в буфете на станции крутился или в ресторане. Да в горклубе я его в бильярдной встречал. Люди на работу, а он – шары катать. Из урок он, сюда высланных.
– Так, интересно. – Данилов задумался. Если этот урка Колька шел на грабеж открыто, значит, решил рвать с поселения.
– Можно продолжать, Иван Александрович? – спросил Лагутин.
– Да-да, конечно.
– Мы сюда прибежали. Шкаф отодвинули, Марию полуживую из подвала вытащили. Я велел Лешке к телефону бежать, а сам топор взял и караулить стал.
– Спасибо. Наш товарищ запишет ваши показания, а пока побудьте в качестве понятых.
– Иван Александрович, – в комнату заглянул Никитин, – дело срочное.
На кровати в спальне сидела Наклейкина. Она уже пришла в порядок. На тумбочке стояла початая бутылка водки. Никитин успокаивал потерпевшую старым способом.
– Вы послушайте, что она говорит. Давай, Маня, расскажи товарищу полковнику то, что мне говорила.
– Они… Товарищ… Они…
– Глотни-ка, Маня, еще пять капель. – Никитин плеснул в чашку водки.
Наклейкина выпила, сморщилась и посмотрела на Данилова вполне осмысленными глазами:
– Манто взяли… Чернобурки две… Часов мужских трое…
– Ты, Маня, разговор их нам поведай. – Глаза у Никитина горели охотничьим азартом.
– У них наганы…
– Сколько? – спросил Данилов.
– Три.
– Зачем?
– Они, я подслушала, сберкассу сегодня грабить будут.
– Когда?
– В перерыв.
Данилов взглянул на часы – в его распоряжении оставалось тридцать пять минут.
У него два милиционера, Никитин, Шелков и он. Всего пять. Вполне хватит.
– Шелков!
В комнату вошел лейтенант.
– Ты сберкассу городскую знаешь?
– Так точно, моя сестра там заведующая.
– Тем лучше. Второй вход в нее есть?
– Есть. Задний ход в палисаднике. А что случилось, товарищ полковник?
– Брать ее будут сегодня в тринадцать.
– Как «брать»? – не врубился Шелков.
– Грабить то бишь.
– Да не…
Данилов не дал ему договорить:
– Сколько ходу до сберкассы?
– Минут семь.
– Значит, десять. Пять – восемь минут на переговоры.
– Надо в райотдел позвонить, – перебил его Шелков.
– Вы, Шелков, пока что мой подчиненный.
– Виноват, товарищ полковник.
– Звонить не будем. Никаких разговоров через коммутатор. У меня в вашем городе уже был печальный опыт. Ровно десять лет назад. Тимохин, бегом в райотдел, передай: пусть незаметно блокируют подходы к сберкассе. Пусть все щели закроют. Давай.
Эксперт бросился к мотоциклу.
– В здание проникаем незаметно. Все остальные подробности операции на месте.
Ходики на стене неумолимо подвигались к часу. Данилов сидел в маленьком зальчике лицом к входу и делал вид, что проверяет облигации. Пистолет лежал рядом, прикрытый газетой. У входа, на стремянке, пристроился Никитин, он нацепил старый синий халат, нахлобучил какую-то немыслимую кепку.
За барьером укрылся Шелков с милиционерами.
Тик-так. Тик-так. Стучали ходики, и звук их был похож на шаги времени.
До перерыва осталось семь минут. Дверь распахнулась, и в сберкассу вошел паренек лет семнадцати.
Был он юркий, со стрижечкой «бокс», с челочкой. И одет по последней московской блатной моде: желтые туфли, серые коверкотовые брюки тридцать сантиметров, двухцветная курточка, воротник рубашки выпущен. Он зыркнул глазами. Ничего подозрительного. В углу седой фраер облигации проверяет. Монтер на стремянке.
Он подскочил к барьеру:
– Деньги-то есть?
