Эдуард Хруцкий - Сто первый километр

Эдуард Хруцкий

Сто первый километр

(Москва, 1952-й год)

© Хруцкий Э. А., наследники, 2014

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Отступление 1

Конверт из МГБ лег на стол личного секретаря Сталина комиссара госбезопасности третьего ранга Поскребышева с вечерней почтой.

На конверте было написано: «Лично товарищу Сталину И. В.». Отправителем письма был подполковник МГБ М. Рюмин. Поскребышев аккуратно вскрыл конверт, прочитал письмо.

Скромный подполковник доносил на своего могущественного шефа – министра государственной безопасности генерал-полковника В. С. Абакумова.

Поскребышев посмотрел на часы. Через пять минут Абакумов должен был появиться в приемной со своим ежедневным докладом вождю.

Конечно, письмо это – типичный донос. И Поскребышев, просидевший всю жизнь в этом кабинете и прочитавший неисчислимое количество подобных бумаг, сам сортировал эти документы.

Одни попадали на стол к Самому, и тогда судьбы людей решались стремительно и страшно, другие личный секретарь Вождя до времени прятал в сейф, иные просто отправлял в органы для проверки.

У Поскребышева не было ни друзей, ни близких, но существовали люди, которым он симпатизировал. Один из них – начальник личной охраны Сталина комиссар госбезопасности Власик.

Они оба были далеки от кремлевских интриг, от закулисной борьбы Берии и Маленкова с другими членами Политбюро. Во-первых, потому, что не вышли чином, во-вторых, они обладали властью тайной, так как пользовались доверием Сталина в той мере, в которой этот больной и мнительный старик вообще мог кому-то доверять.

Абакумов, как всегда, вошел в приемную за пять минут до указанного времени. Высокий, русоволосый, затянутый в безукоризненный мундир, он не здороваясь спросил:

– Примет?

– Сейчас узнаю, Виктор Семенович.

Всесильный министр госбезопасности не внушал Поскребышеву ни страха, ни почтения.

Ему довелось пропускать в кабинет Хозяина почти всех его предшественников: Ежова, Берию, Меркулова.

Секретарь Вождя помнил все данные на любого видного государственного деятеля. И сейчас, глядя, как Абакумов меряет шагами приемную, Поскребышев восстановил в памяти его анкету.

Родился в 1908 году в Москве, русский, член ВКП(б) с 1930 года, отец рабочий, мать уборщица, образование низшее, работал грузчиком на складе Центросоюза, в 1932 году по путевке партии был направлен на работу в НКВД и попал пом. оперуполномоченного в СПО (секретно-политический отдел), там дослужился до оперуполномоченного. В 1939-м назначен по ходатайству начальника СПО Богдана Кобулова начальником Ростовского НКВД.

Тот же в 1940-м двинул Абакумова с помощью Берии в замнаркомы только что созданного НКГБ, а потом его назначили начальником Управления особых отделов РККА, позже переименованного в Смерш. И тут Абакумов совершил главную ошибку. Перейдя в армию, став начальником армейской контрразведки и замнаркома обороны, он решил, что больше не зависит от Берии.

Сталин не доверял никому. Поэтому постоянно тасовал колоду. Так, в 1946-м он убрал Меркулова с поста наркома госбезопасности и назначил Абакумова.

Тогда-то и возник первый серьезный конфликт между ним и Берией.

Абакумов отказался подписать приемо-сдаточный акт. И Берия матерно орал на него прямо в кремлевских коридорах.

Приняв наркомат, а позже министерство, Абакумов начал избавляться от людей Кобулова и Берии, перетягивал в аппарат МГБ сотрудников военной контрразведки. Поэтому возможно, что письмо Рюмина было не просто обычным доносом, а бумагой, инспирированной в окружении Лаврентия Павловича…

– Так примет меня Хозяин? – переспросил Абакумов.

Поскребышев встал и исчез за дверью сталинского кабинета.

Появился он через минуту и сказал:

– Ждет.

Абакумов одернул китель и, словно пловец, прыгающий в ледяную воду, шагнул к двери.

Когда Абакумов уехал, Поскребышев вновь прочитал письмо.

В нем говорилось, что министр госбезопасности вместе со своими приближенными покрывает террористические замыслы вражеской агентуры, направленные против членов Политбюро и лично товарища Сталина, пытается поставить органы госбезопасности вне партийного контроля. Поэтому от ВКП(б) утаивается дело еврейского националиста Этенгера и руководителя антисоветской молодежной организации СДР (Союз борьбы за дело революции), английского шпиона Юдина.

Не оставил без внимания Рюмин и факты разложения и буржуазного перерождения министра госбезопасности. Оказывается, Абакумов присвоил себе трофейное имущество. Разойдясь с первой женой, оставил ей пятикомнатную квартиру в Телеграфном переулке, а в Колпачном оборудовал себе новую, жилой площадью в 300 квадратных метров, для чего 16 семьям из фонда МГБ были выданы квартиры, а на ремонт и благоустройство этой квартиры было истрачено 800 тысяч рублей казенных денег.

Наверное, если бы Поскребышев знал, что Рюмин написал это письмо по собственной инициативе от мелкого страха, опасаясь, что тяжелая рука Абакумова в скором времени выкинет его из следственного кабинета в камеру внутренней тюрьмы, он бы не доложил о нем Сталину.

Но, зная о сложных отношениях Берии и его дружка Маленкова с Абакумовым, он посчитал, что письмо инспирировано ими.

Поскребышев сунул его в папку самых важных документов и положил на стол Сталину.

Судьба Абакумова была решена. 4 июля его отстранили от работы, а 12 июля арестовали.

Новым министром госбезопасности был назначен С. Д. Игнатьев, пришедший на этот пост с партийной работы. На беседе со Сталиным он честно признался, что незнаком с чекистской наукой.

На что Сталин сказал ему:

– Научишься. Твое дело искоренять врагов, проводить линию партии и точно выполнять указания.

Берия немедленно посадил к новому министру двух советчиков: братьев Кобуловых, Богдана и Маяка.

Началась чистка органов.

МОСКВА. ИЮЛЬ 1952 ГОДА

Комиссар госбезопасности третьего ранга И. Муравьев

Он приказал шоферу остановиться на шоссе. Раньше, несколько лет назад, он приезжал на дачу в Раздоры, шел по дорожке в густых зарослях орешника к дому.

Теперь дача у них была на берегу реки, над самым откосом. Она нынче полагалась его тестю по рангу. Фролов стал генерал-полковником и зампредом Совета министров, курирующим оборонку.

Квартира у них тоже была новая. В пятом Доме Советов, как когда-то называли правительственное обиталище на улице Грановского, Игорь с Инной и дочкой жили вместе с тестем и тещей в огромной десятикомнатной квартире. Она была настолько большой, что встретиться в ней можно только по предварительному сговору.

Вообще, жизнь Муравьева складывалась как надо. В далеком сорок пятом он получил сразу две должности: сначала замначальника, а затем начальника ОББ[1] и досрочно звание подполковника.

А в сорок шестом, когда Абакумов забрал милицию в систему МГБ, он перешел на работу в грозное министерство и получил полковничьи погоны.

Он попал в оперативное управление, обеспечивающее работу Особой следственной части.

Что и говорить, плохая это была служба. Поганая. Но тесть опять помог, и его отправили советником службы безопасности сначала ГДР, а потом Польши.

В пятьдесят первом он вернулся на генеральскую должность в идеологическую службу МГБ. То есть в подразделение, ведущее оперативную работу среди интеллигенции.

Так Игорь получил генеральские погоны и достаточно непыльную и комфортную службу. С писателями, актерами, учеными, священнослужителями проводить опермероприятия и разработки было несложно и даже приятно.

Если в особой следчасти ему самому приходилось ездить на обыски и задержания, то теперь он разрабатывал ювелирные комбинации, встречался с агентурой, чьи фамилии знала не только вся страна, но и Европа.

Но после ареста Абакумова в министерстве постоянно происходили пугающие перемены. До их службы пока карающая рука Сталина не дотянулась, тем более что «план» по раскрытию заговоров идеологических диверсантов выполнялся и перевыполнялся.

Но не чувствовал Игорь себя спокойно, совсем не чувствовал.

Об этом с ним сегодня и начал разговор тесть.

Они сидели на террасе, повисшей над обрывом у реки, и пили чай.

– У вас положение в конторе пока неустойчивое, – сказал Фролов. – Я сегодня на заседании Совмина с Семеном Даниловичем пошептался…

– С Игнатьевым? – спросил Игорь.

– А у вас в конторе еще один Семен Данилович есть? – засмеялся тесть.

– Если покопаться, то найти можно.

– Найти все можно, главное, чтобы вопросы решал. – Фролов закурил.