Анатолий Безуглов - Черная вдова
А в машине, возвращавшейся в горуправление внутренних дел, Богданов рассказывал следователю о том, что ему удалось выяснить у соседей. Никто из них не видел, чтобы к Ярцевым заходили посторонние, когда хозяева были на концерте. И вообще не заметили подозрительных людей ни возле дома, ни в подъезде.
- И Король оплошал, - вздохнул Воеводин. - След не взял.
Васильев сконфуженно хмыкнул.
- Не думаю, чтобы эта Леночка не похвасталась перед кем-нибудь своими драгоценностями, - сказал эксперт-криминалист. - Такого не бывает. Женщина есть женщина. Вы верите, что действительно наследство? - спросил он у следователя.
- А зачем ей врать? - ответил Воеводин. - Проверить не трудно. Меня сейчас занимает другое. Я почти уверен, что похититель знал о существовании драгоценностей. Вероятно, тщательно готовился к краже.
- Похоже, что так, - согласился Баранчиков. - Ключи... Потом, ему было известно, что в этот вечер Ярцевы поедут на концерт.
- Обратите внимание, - сказал оперуполномоченный уголовного розыска, он больше ничего не взял из квартиры. А там было чем поживиться. Хотя бы радиоаппаратура.
- Тысяч на десять, не меньше, - подтвердил эксперт-криминалист.
- Больше! - сказал следователь.
- И откуда столько добра? - покачал головой кинолог Васильев. - Ведь они совсем молодые. Мой пацан давно просит хотя бы самый дешевый магнитофон, а я не могу себе позволить.
- Ты же не директор универмага, - усмехнулся Баранчиков.
- Ярцев, Ярцев, - вспомнил Богданов. - Не папаша ли этого Глеба? Ну, начальник облсельхозтехники? - спросил он у Воеводина.
Тот пожал плечами и задумчиво произнес:
- Ох, чует мое сердце, придется поломать голову с этим делом.
Глеб проснулся в начале одиннадцатого. Он даже не слышал, как ушла жена. Сон у Глеба был чуткий. Его всегда раздражал по утрам скрип дверей, возня Лены у трельяжа. А тут - не помнит ни звука.
Легли они в четыре часа, и Глеб словно провалился в бездну.
В спальню лился яркий солнечный свет. В комнате стоял запах французской туалетной воды.
Глеб босиком пошел в ванную комнату. Привычка ходить по дому босиком осталась с детства.
Чувствовал он себя разбитым после кошмарной ночи. Полез под душ, пуская попеременно то горячую, то холодную воду - это всегда отлично помогало.
Действительно, контрастный душ взбодрил тело. Но на сердце было скверно. Он вспомнил объяснение с работниками милиции. Ощущение - словно тебя увидели голым...
Глеб сварил крепчайший кофе, с трудом проглотил холодную котлету без хлеба и с удовольствием убрался из квартиры - тянуло скорее на люди.
Выйдя на улицу, он зажмурился от ослепительного сверкающего снега. Дорога - словно каток. Глеб решил не выводить машину - гололедица, еще вмажут по его новенькой "Ладе".
В университет он поехал на городском транспорте. И сразу пошел в библиотеку.
Люся Шестопалова за столом выдачи зарумянилась при виде Глеба, заулыбалась (он уже привык к обожанию) и протянула ему книгу и две тоненькие брошюрки.
- Вчера весь день пролежали, - с укоризной сказала библиотекарша. Сделали заказ, а не пришли.
- Эх, знал бы, что на выдаче вы, обязательно пришел бы! - одарил ее улыбкой Ярцев и вручил японский календарик с лукаво подмигивающей девицей: Люся коллекционировала карманные календари.
Она смутилась еще больше, горячо и бессвязно поблагодарила за подарок.
Он нашел свободный столик в читальном зале, углубился в чтение, но сосредоточиться не мог - все время прокручивал в голове ночное событие. Обрадовался, когда на его плечо легла чья-то рука.
- Покурим?
Это был Аркадий Буримович, аспирант кафедры философии.
- Айда, - поднялся Ярцев.
В курительной комнате стояла холодина: форточка была открыта настежь. Глеб достал "Космос", и Аркадий тут же полез за сигаретой. Он, как персонаж из пьесы Островского "Без вины виноватые", курил один лишь сорт - чужие...
- Ну что, румяный мой философ? - шутливо спросил Глеб.
- Да так как-то все, братец историк, - в тон ответил Буримович словами из "Ревизора".
Он был небольшого роста, кругленький, с распадавшейся посередине головы пышной шевелюрой и розовыми пухлыми щечками. По его виду нельзя было подумать, что он занимается такой серьезной наукой. Разве что умные пытливые глаза за сильными линзами очков.
Болтать с ним - одно удовольствие. Аркадий чуть ли не каждый день делал очередное открытие - гениальное, как он выражался. Однако оно жило недолго: его или быстро опровергали, или же выяснялось, что подобная идея давно была высказана кем-то другим.
Если этого толстяка что-нибудь увлекало, то он непременно стремился зажечь кого-нибудь еще. Кто попадется под руку.
Сегодня это был Ярцев.
- Слушай, старик, это грандиозно! - теребя Глеба за рукав пиджака, горячо начал Аркадий. - Я понял...
- С какого конца есть сваренные всмятку яйца? - сыронизировал Глеб.
- Не скалься! - не обиделся Буримович. - Ну, вот скажи мне, почему неистребим шабашник?
- Проще пареной репы. Налево больше платят.
- Фу! - поморщился Аркадий. - Рассуждаешь как обыватель. А тут политэкономия! Целая научная система!
Глеб улыбнулся.
Приняв улыбку Глеба на свой счет, Буримович покачал головой:
- Я серьезно, старик.
- Давай, давай, я слушаю, - сказал Ярцев.
- Понимаешь, шабашничать экономически выгодно, - стал развивать свою мысль Аркадий. - Смотри, - он начал загибать пальцы. - Строитель какого-нибудь СМУ из каждой заработанной десятки отдает государству в виде налога и других удержаний - на содержание управленческого аппарата, армии, милиции, на здравоохранение, образование и прочее - определенную сумму. Скажем, рубля три...
- Ну, а как же иначе?
- Верно, все это надо, - согласился Буримович. - И что же? В результате, работая в государственной системе, строитель получает на руки, допустим, семь рублей из десяти. А шабашник? Армию он не содержит, милицию - тоже, больницы, школы... В больницу же ходит, как и мы, детей своих учит бесплатно! Заметь, на мои и твои деньги! Выходит, что десятка, которую он получает у частника, остается целехонькой. Да плюс еще те рубли, которые он должен был отдать врачу и учителям своих детей. То есть он получил все тринадцать целковых за тот же труд, который потратил бы на государство.
- Ты хочешь сказать, эти три рубля он украл из общественного фонда? проявил знание предмета Глеб.
- Скажем - вocпoльзовался, - пoпрaвил Аркадий. - А я хочу сказать насчет этого общественного фонда потребления. Видишь ли, старик, по моему глубокому убеждению, тут у нас перегиб. Так сказать, забегание вперед. За счет общественных фондов выплаты и льготы населению выросли с тысяча девятьсот сорокового года почти в двадцать раз. С двадцати четырех рублей до четырехсот семидесяти пяти на душу населения. Вникни!
- Это же хорошо, - сказал Глеб.
- Сам рост - да, - кивнул Буримович. - Но вот как происходит распределение? И потом, нужно ли продолжать этот курс? Не забывай, что основной принцип социализма - каждому по труду. Однако принцип этот, увы, соблюдается далеко не всегда. Например, построили дом, как сейчас говорят, с улучшенной планировкой. Очередь в исполкоме подошла для академика и шофера. Оба получили одинаковые квартиры. Справедливо?
- Демократия...
- Погоди! - остановил собеседника жестом Буримович. - Общественная значимость, вклад обоих разве равен?
- Нет, - согласился Глеб.
- Вот именно! Принцип - каждому по труду - нарушен! Более того, уменьшается степень непосредственного стимулирования. Зачем какому-нибудь изобретателю ломать голову, не спать по ночам, проталкивать на нервах свою идею, если он за свои муки получит такую же квартиру, путевку в такой же дом отдыха, что и безынициативный коллега? Горишь ты на работе или делаешь ее тяп-ляп, все равно получаешь те же блага из общественного фонда потребления.
- Ну и что же ты предлагаешь? - спросил Глеб.
- Сократить общественные фонды потребления! - рубанул воздух рукой Аркадий.
- Позволь, позволь, - возразил Ярцев. - Это одно из важнейших достижений нашего общества! Бесплатное лечение - а значит, доступное всем, понимаешь! А жилье? Копейки...
- А зачем? - с вызовом спросил философ. - Объясни, почему за жилье установлена символическая плата?
- Потому что это одна из основных потребностей человека! Как хлеб! Как одежда! Их должны иметь все. Умные и не очень, здоровые и больные, многодетные и одинокие.
- Позволь, позволь! - распалился Аркадий. - Я не спорю, квартиры должны иметь все. Но вот какие - это вопрос!
- Нормальные! Со всеми удобствами!
- Я не о том. Смотри, что получается. У нас в семье шесть человек. Живем в двухкомнатной квартире. Правда, стоим на очереди. А соседка напротив - одна в трехкомнатной! У нее умер муж, а дети давно ушли, получив свою площадь.
- Что же делает соседка одна в трех комнатах?
- Сдает! А вот если бы она платила не символическую плату, а реальную - черта с два занимала бы три комнаты! Переехала бы, миленькая, в однокомнатную!
