Колдуны - Адам Нэвилл
«Это на твоей совести. Тупой ублюдок!»
Том представляет лицо Грейси таким, каким оно было. И у него снова перехватывает дыхание. Мысли туманятся, в голове стирается все, кроме воспоминания о живых зеленых глазах дочки.
«Глаз».
Они могут ее спасти. Эти маги. Колдуны. Они могут все исправить. Их магия – это шантаж. Они могут снять проклятие, которое сами наложили!
Том у их двери. Руки стучат точно молотки. Ладони бьют по дереву снова и снова, заглушая горе.
– Пожалуйста! Пожалуйста!
Наконец, его руки проносятся по пустоте. Дверь открыта.
Том поднимает взгляд и видит ее, Медею, чье наполовину освещенное лицо искажает жуткая, торжествующая усмешка. На тощем теле висит белая ночная рубашка.
Том падает перед каргой на колени.
– Она потеряла столько крови. Ее глаз! Проклятие. Убери его. Я умоляю вас. Деньги, все деньги. Все, что у нас есть. Это ваше. Мы уйдем. Уедем. Мы уйдем. Пожалуйста. Только не моя малышка. Не моя Грейси. Нет. Нет. Как вы могли? Ребенка?
Том резко обрывает свои рыданья и мольбы. Он потрясен ухмылкой, которая расплывается на лице Медеи и освещает ее полные злобы глаза. Безгубый рот обрамляет сероватые квадратные зубы.
– Глаз за деревья.
Ошарашенный и потрясенный нечеловеческой бессердечностью, Том вскидывает голову выше, но не может придумать, что ответить.
– И кто же теперь в заднице? – шепчет Медея так сдавленно, что ее слова вырываются с шипением.
Раздается слабый скрип петель, и дверь захлопывается перед носом Тома.
44
Удар, удар, удар в дверь черного хода.
Со стороны темного сада шишковатая голова, покрытая рыжеватой шерстью и грязью, толкает стекло в нижней половине двери. Жуткая морда и пара розовых глаз на мгновение приближаются, а затем исчезают, когда существо встает на задние лапы.
Щетинистое брюхо проходится по стеклу, обнажая множество морщинистых бугорков. Они окружают две пухлые человеческие груди. Молоко у свиньи черное.
Том отворачивается, его крик зреет, как чих, который никак не может вырваться наружу. И тут же сталкивается со вторым незваным гостем, чье ужасное лицо ухмыляется уже в доме.
Покрытый всклокоченной белой шерстью жилистый ужас, покачиваясь, стоит на двух ногах перед сломанной плитой, его бурые когти царапают линолеум. От бугристой морды доносится тихое ржание.
Они – люди. Они – животные.
– Отвернись. Не смотри на них, – говорит Том Грейси. Дочка в школьной форме стоит у кухонного стола. Позади нее, там, где когда-то был холл, уходит в небытие черная бездна с мокрыми кирпичными стенами. Внутри нее бьет копытами страшное существо.
Том пытается обнять дочку и защитить ее от вида хрюкающей твари у кухонной двери и от той, что копошится на кухне, но не может дотянуться до малышки. Онемевшие ноги успевают сделать лишь один шаг, прежде чем их парализует.
Том смотрит вниз и видит, что пола почти нет. В щелях между оголенными балками ползают высохшие кошки.
Без глаз Грейси все равно не может увидеть своего папу. И мама ей ничем не поможет. Фиона появляется в своем лучшем платье и на самых высоких каблуках, она никогда не выглядела красивее. С порога посылает воздушный поцелуй дочке и говорит:
– Когда я вернусь, мы спустимся вместе. Это как пижамная вечеринка. В пещере. И мы больше не выйдем. Это так интересно. У тебя будут новые мамы и папы, и у одного из них длинный хвост.
Задняя дверь со щелчком открывается.
Свинья на четвереньках вбегает в дом, наполняя воздух запахом пропитанной мочой соломы и жирного свежего помета.
Кряхтя и визжа, визитеры обступают Тома. Ему остается лишь дрожать перед пустыми глазницами дочки. Грейси смеется.
Выцветшие зубы рвут его плоть. Два пальца ломаются в горячей пасти свиньи, как хлебные палочки.
И тут к Тому возвращается способность кричать.
* * *
Ритмичный стук. Снаружи. По ту сторону закрытых глаз и отрешенного разума. Тук-тук-тук. Звук медленно выводит его из жуткого сна.
Том выныривает из тягучего видения. Последнее воспоминание об аде, который он пережил, – это мокрые кости на кухне, превращенной в бойню. Но хватка сновидения, к счастью, слабеет. Всепоглощающая тоска кошмара и острое ощущение боли отступают, когда он вздрагивает в полудреме.
Его веки разлепляются, на лице следы порожденной ужасом соли. Том смутно осознает, что находится в спальне.
Голый по пояс, грязный и истощенный, он один полулежит на кровати. Мокрые простыни клеймами отпечатались на его лице.
В замешательстве Том вспоминает, как зашел в спальню и напился ромом. А потом… Потом завернул череп, кошку и бутылку в газеты, сложил в пакеты и бросил в багажник своей машины. Затем поднялся наверх. Позвонил Фионе. Дважды. Ответа не было, и ему никто не перезванивал.
Должно быть, после он отключился.
Сейчас снаружи раздается скрежет острых когтей по кирпичу – что-то карабкается по стене. Мимо окна проносится тень, направляясь на крышу. Нога случайно ударяется в окно, и раздается звон кости о стекло.
Внизу отчаянно дергают ручку двери черного хода.
Том глядит в потолок. Над ним раздается топот по крыше, словно какое-то животное бегает взад и вперед, пытаясь проникнуть внутрь. Черепица срывается и соскальзывает вниз, и только отдаленный грохот во внутреннем дворике полностью погружает Тома в его мысли.
«Сколько сейчас времени?»
Вопль свиньи. Снаружи чудовище визжит от ярости. Старая ручка кухонной двери дребезжит, бьет вниз, скрипит вверх. Вверх и вниз, вверх и вниз.
Кожа сжимает череп Тома резиновой шапочкой. Том перекатывается по кровати на половину жены, чтобы оказаться подальше от окна. Сбивает с тумбочки пустую бутылку рома, та катится, падает, ударяется об пол.
Тварь на крыше прочищает нос, затем издает сухой кашель, который вскоре перерастает в визг – совершенно человеческий по тону, как кажется Тому.
Он встает с кровати, но его ведет, качает из стороны в сторону, пока плечо не упирается в стену. Том все еще пьян и помнит, как прикончил половину бутылки. Яростно моргая, чтобы избавиться от невнятицы вязкого кошмара, он подходит к открытой двери и выходит на лестничную площадку. Прислушивается, покачиваясь. Хватает с верстака молоток.
Бам! По двери внизу. Тяжелое тело бьется
