Перо бумажной птицы - Елена Ивановна Михалкова
После уроков Наташа и Оля спрятались в актовом зале. Когда школа опустела, выбрались из укрытия. Ключ от гримерки Наташа украла еще пару лет назад, решив, что может пригодиться.
Они отперли гримерку и распихали костюмы ведущих солистов по пакетам, которые заранее захватили с собой. С остальных оборвали перья, обстригли бусины. Косметику сунули в рюкзак: коробочки с яркими, как крылья бабочки, тенями, помады, подводка…
Кунжиха мыла полы во втором корпусе. Они пробрались в ее каморку и сунули украденную косметику в щель между стеной и матрасом.
Техничка крепко выпивает. Она решила поживиться тем, что плохо лежало, – разве это удивительно? Для полноты картины Наташа разбросала по полу несколько перьев. Пусть все выглядит так, будто Кунжаева уже загнала костюмы. А косметику не успела, припрятала…
Девочки выбрались из школы через окно и убежали.
На следующий день уроков не было, однако новости о происходящем разнеслись быстро. В двенадцать «Глория» собралась на генеральную репетицию, с костюмами. Едва увидев разоренную гримерку, Лиля вызвала милицию.
И покатилось, как снежный ком.
Быть может, никто и не стал бы обыскивать комнатушку уборщицы, но Кунжаева с растерянным лицом вынесла косметику сама: заправляла кровать и наткнулась на припрятанное. Ее расспросили о костюмах, но она только мычала и мотала головой. Кунжаева выглядела как человек с жестокого похмелья, не помнящий, что натворил накануне. Тут кстати вспомнилось, что сын ее сидит за кражу.
Заведующая учебной частью суетилась, милиция заполняла бумаги, Лилия пыталась поговорить с техничкой и выяснить, где могут быть костюмы, но на половине буксующего разговора Кунжаева вдруг махнула рукой, словно окончательно решив сдаться, сказала: «Я сейчас» и вышла с такой твердостью, словно она была здесь главной. Некоторое время все сидели со смутным, ничем не подтвержденным ощущением, что техничка вот-вот вернется и вывалит перед ними ворох пропавших костюмов. Первой спохватилась Лилия.
Если бы не она, все закончилось бы плохо. Но Лилия пошла искать Кунжиху, открывая подряд все двери, и дошла до спортивного зала. Там под высоким турником женщина висела в петле.
Лилия закричала. Прибежали люди, вынули техничку из петли. Позже выяснилось, что Кунжаева, несмотря на полную дезориентацию, действовала удивительно осмысленно. В учительской она взяла капроновые колготки, которые лежали в ящике стола, в спортзале подтащила «козла» к турнику, закрепила колготки и повесилась.
Когда Кунжаева очнулась, к ней вернулась речь. Она заплакала и стала твердить, что ни сном ни духом ни о каких тряпках, косметику увидела только этим утром, не виновата она ни в чем… И такой была жалкой, тихой и несчастной, что внезапно все пришли в себя.
Техничку знали как человека кристальной честности. Грубая, крикливая, с утра до вечера отмывающая туалеты-подоконники-полы в двух корпусах, выполняющая обязанности и уборщицы, и сторожа, и няньки самым младшим детям, в глубине души она считала себя хозяйкой школы. Перед Лилией благоговела, не пропускала ни одного выступления.
Даже предположить было глупо, что она может обокрасть студию.
После этого все раскрутилось очень быстро. Лилия вспомнила, как Асланова и Овчинникова приходили к ней, как сначала просили, потом требовали, а затем стали угрожать… К девочкам отправилась милиция.
Те не успели ни продать, ни уничтожить костюмы. Они лежали у Наташи. На глазах ужаснувшейся Аслановой-старшей вытащили туго набитый пакет из-под кровати, и из него посыпались скомканные тряпки в птичьих перьях.
У Оли Овчинниковой не нашли ничего. Но перепуганная Наташа сама сдала подругу. Точно тряпки из пакета, из нее сыпались подробности: как придумали, где прятались, чем срезали бусины, через какое окно выбрались… Под окном нашли следы двух пар обуви. У Оли даже не осталось возможности сказать, что подруга ее оболгала.
Уголовному делу не дали ход. Лилия Маркова настояла на том, что это внутришкольное дело. С формальной стороны девочки не пострадали. Их даже не поставили на учет.
Однако в общественном мнении произошел полный и окончательный перелом.
Кражу им бы простили. Но образ технички, мертвым кулем висящей под турником, рухнул с оборвавшихся колготок и придавил обеих девочек.
– Довели!
– Едва человека не убили…
– А зачем они так?
– Да от зависти и злости!..
Перешептывались дети, обсуждали случившееся взрослые. На Оле и Наташе был окончательно поставлен крест.
Подкинуть украденное невинному, выставить его вором – это был особенно гнусный проступок, после которого с совершившим его и говорить не о чем, словно он не человек, а какая-то мерзкая волосатая муха.
Разговаривать с ними перестали. Одноклассники не здоровались при встрече. Взрослые оплывали их взглядами, словно пустое место. Даже Тамара Даниловна, старательно воспитывавшая в себе непредвзятость, не могла пересилить себя и поговорить с девочками. Хотя должна была, как классный руководитель.
Этой неприязни она потом не могла себе простить.
Наташа Асланова ходила тихая, как побитая. Хотя бить ее было некому. В тот день, когда воровок разоблачили, мать увезли в предынфарктном состоянии в больницу.
Оля Овчинникова пыталась воспользоваться преимуществами, которое давало их нынешнее положение. Плевала в чужие портфели, опрокинула графин с водой на классный журнал… Ее даже не отвели к директору. Молчаливо обходили, сторонясь, – и все. Это дружное общее невысказанное отвращение оказалось сильнее любых сговоров.
Оля вела себя по-прежнему дерзко. Носила в школу не форму, а свое единственное красивое платье. Ей никто не делал замечаний.
Четырнадцатого мая в два часа дня Наташа и Оля возвращались из школы. Они громко переругивались – это слышали мамы, сидящие в скверике возле школы. Оля пошла на крышу, где они часто загорали той весной. Наташа отправилась к себе. Дома она собрала вещи, нацарапала записку, что жить в этом городе больше не хочет, ненавидит их всех и уезжает с Русланом – и захлопнула дверь, даже не закрыв на ключ. Жарким днем город опустел. Некому было остановить ее и расспросить, куда она бежит с большой спортивной сумкой.
Оля поднялась на крышу девятиэтажного дома. Постояла на краю в белом платье с красными цветами, которое развевал ветер. Шагнула вперед.
– С той стороны, где она прыгнула, место тихое, глухое, – сказала Тамара Даниловна. – А еще стояла удушающая жара… Страшный был май, знойный. Как на море, только без моря. Все сидели по домам. Олю нашли вечером, около семи. Платье заметили сквозь заросли. Оно у нее яркое было. Хоронили ее в закрытом гробу. Много людей пришло на похороны, никто такого не ожидал. Может быть, чувствовали свою вину… Или хотели поддержать родителей. Ника собиралась уезжать в Москву, но осталась в городе. Вот и вся история. У нас
