Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
– Уф! Я подумал, правда уже успела!
Четыре узницы зашлись хохотом. Только Танька не издала ни звука. Она спала. Она и от хохота не проснулась. Убрав айфон, офицер достал пачку "Кента". Ленка, Рита и Сонька поспешно встали.
– Давай на всех, – требовательно топнула Рита ножкой, – твой айфон всем понравился, даже Таньке!
– Только не мне, – пропищала Ленка, ловко вытягивая из пачки три сигареты, – я эту всю электронную херотень не воспринимаю! У меня нет мобильника. И не будет. Микропроцессорные устройства делают человека глупым, доступным и уязвимым. Мобильник вместо башки! Поэтому я сильно ненавижу всякие там компьютеры, ноутбуки, планшеты, мобильники, интернет и прочее им подобное.
– Так ведь ты мозги пропила ещё в девяностые, – снисходительно щёлкнул двухзвёздочный полицейский Ленку по лбу, после чего вышел на улицу. Не успели девушки закурить, как он прибежал обратно и разразился такими воплями про украденный у него айфон, что мигом сбежалось всё отделение. Риту выволокли из клетки и обыскали – сперва поверхностно, а затем раздев догола. Айфон не нашли. Тогда обыскали также и Свету, вопившую, что её отец – прокурор, после неё – Соньку, твердившую, что она презирает продукцию фирмы «Apple», а затем – Таньку, которая вовсе не поняла, чего от неё хотят, так как её сдёрнули с лавки во время сна. Телефона не было. И тогда уж решились обеспокоить Ленку, которая продолжала распространяться о вредоносности интернета и связанных с ним устройств. Ей дали по морде. Она разделась. Айфон нашёлся, да на такой глубине, что женщине-офицеру с длинными пальцами пришлось выполнить весьма сложную гинекологическую манипуляцию, чтобы его извлечь.
– Да я, …, не знаю, как он там оказался! – вытаращив глаза на айфон, пропищала Ленка, – честное слово! Дура я, что ли – совать в себя всякий хлам?
– Какая же ты овца! – сокрушалась Сонька, натягивая трусы, – на три года сядешь.
– На пять! – орал лейтенант, старательно протирая айфон носовым платком, – на пять посажу, паскуда!
Рита, одевшись, что-то ему шепнула. Он поглядел на неё внимательно, а затем разозлился ещё сильнее. Но его злость вылилась лишь в то, что Ленке досталось резиновой полицейской палкой по голой заднице. Ленка вскрикнула и сказала:
– Я, может быть, мозги пропила ещё в девяностые годы, но воровать научилась в восьмидесятые!
Очень быстро составив на всех задержанных девушек административные протоколы за мелкое хулиганство, их отпустили. Сонька, Ленка и Танька, тепло простившись с сокамерницами, отправились на вокзал, чтоб ехать домой, в Коломну. Рита и Света пешком потопали на Арбат.
Киоски и павильоны варварски демонтировались близ всех центральных станций метро. Повсюду, где это происходило, толпилось много народу. Предпринимателей, возмущённо размахивающих документами, урезонивали чиновники и полиция. Глядя на экскаваторы, доламывающие эпоху больших надежд и невероятной свободы, Света рыдала. Рита была безжалостна.
– Как чудесно, Светка, в этой стране заниматься бизнесом! И культура тоже растёт! И можно по всем направлениям идти в гору! Гляди, какое великолепие! Что ревёшь? Я ведь была дурой, когда ещё восемь лет назад твердила тебе, что с учениками Феликса Эдмундовича возможен только один разговор – сковородкой по лбу!
– В жопу иди! – истерила Света, – ты просто тварь!
Так они дошли до Арбатской площади. Там уже доломали. Перекусить было негде. Инга и Малика сиротливо стояли возле метро, глядя на руины и на людей, проходящих мимо.
– Что не играете? – обратилась к скрипачкам Рита. Они взглянули на неё жалобно.
– Так нельзя, – объяснила Инга, а Малика прибавила:
– Запретили!
– Кто запретил?
– Как кто? Полицейские! И ещё какие-то женщины с ними были. Грозились скрипки отнять.
– По какому праву?
– Вы, говорят, налогов не платите! И людей собираете. А людей собирать нельзя.
Уже вечерело. Но было ещё светло. Торговцы шутливыми документами, аудиопродукцией, книгами все куда-то исчезли. Также исчезли и продавщицы цветов, обычно стоявшие близ подземного перехода. Бронзовый Гоголь, сделанный неталантливо, был ужасен, как никогда.
Выйдя на Арбат, подруги увидели, что он пуст. Это показалось невероятным, но после смаргиваний картина открылась прежняя – ни лоточников, ни художников, ни поэтов, ни музыкантов, ни шаурмы. Одна лишь брусчатка. Вплоть до Садового, что шумело транспортными потоками вдалеке.
Закат был краснее взбешённой Светы. Город, облитый тёплым его румянцем, казался чёрным, даже обуглившимся. Увидев двух полицейских, Рита и Света к ним подошли.
– Что здесь происходит? – спросила Рита.
– Стекляшка, тебя здесь только не видели, – отмахнулся один. Другой объяснил:
– Всех тут решено легализовать.
– Так они вернутся?
– Те, кто согласен поклоны бить в префектуре, в налоговой да в патентном бюро – может быть, вернутся. А остальные – едва ли. Раздолье кончилось.
Побрели две подруги дальше. Прохожих было немного. Как-то особенно звонко цокали шпилечки по брусчатке. Тоскливым был этот звон. Рита заглянула в парочку магазинов, попросив Свету побыть на улице. Оба раза вышла она с деньгами. Их было не до хрена.
– Волненку бы встретить, – чуть-чуть просветлела Света, глядя на театр. Но Аньки не было.
– Без неё нажраться нельзя? – поинтересовалась Рита.
– Почему? Можно. Но только надо её хотя бы предупредить, что мы без неё нажрёмся.
У Риты вырвался нервный смех. Но бывшая бизнес-леди, как оказалось, шутить даже и не думала. Вытащив из перчаточного кармана своего крепового пальто мобильник за сто девяносто тысяч, она позвонила Аньке.
– Да, – отозвалась та досадливым шёпотом и в ладонь, – говори быстрее, мы уже в зале!
– Кто это – мы? – удивилась Света, – и в каком зале?
– В Рахманиновском, …, зале! В консерватории! Я и Сонька. Тут Верка должна играть! В первом отделении.
– Верка будет в консерватории выступать, – прошептала Света, глядя на Риту. Та удивилась не меньше.
– Да как она пролезла туда?
Света повторила вопрос. Анька заорала:
– Ты Верку, что ли, не знаешь? Она без мыла в любую жопу пролезет! Мне бы так научиться! Тут, типа, вечер-концерт, посвящённый памяти Ситковецкого. Был такой великий скрипач. Верочка – в программе. Ты сейчас где?
– Да я на Арбате, с Риткой.
– Ну, так бегите сюда! Конечно, вы опоздаете, но я Верке сейчас попробую написать сообщение. Если она попросит, вас точно впустят! Зал, правда, уже битком, но вам, если что, стульчики поставят.
– Да, напиши ей незамедлительно!
Нажав сброс, Света объяснила Рите расклад. Они понеслись к Новому Арбату, с огромным риском для жизни пересекли его поверху и помчались к Большой Никитской, срезая путь дворами и переулками. На высоких, тоненьких каблучках бежалось не очень, однако голуби и коты, уже ощущавшие близкий март, еле успевали шарахаться.
– Эй, Стекляшка! Что сшиздила? – прозвучал вдогонку где-то уж за бульварами крик патрульных. Рита, не оборачиваясь, ответила:
– Ничего!
– А куда несёшься?
– Моцарта слушать!
Возле консерватории околачивалась толпа туда не попавших, но ждавших чуда. Когда взмыленные Рита и Света остановились перед ступеньками отдышаться, все устремились к ним, спрашивая, нет ли лишних билетиков.
– … вам всем! – объявила Рита. Именно в тот момент лучше всего было её не
