Вера Русанова - Букет для будущей вдовы
- Галина Александровна Баранова из Москвы, - проговорила я с нажимом, боясь поверить в то, что Леха прав и это - лишь нелепое, странное совпадение.
- Вот видите, из Москвы! А Павел сам из Свердловска был. Екатеринбург по-нынешнему.
- Галина Александровна! Та женщина, которую задушили в профилактории!
- Ах, вон вы к чему? - Виктор даже покачал головой. - Так приходили уже, спрашивали! Все в протоколе записано. Не родственница она нам и даже не знакомая. Я её на фотографии только в первый раз и увидел. В мертвом состоянии... Сколько можно про одно и то же узнавать? У вас что там, в прокуратуре, никакой централизованной системы нет?
- Извините, - наконец, открыл рот Митрошкин, - но нам необходимо было проверить.
За сим мы и откланялись. А уже у подъезда, вдоволь настоявшийся с идиотским видом Леха, легонько встряхнул меня, взяв за плечи, и медленно, чуть ли не по слогам повторил:
- Слушай, что тебе говорят, и запоминай! Нельзя быть ни в чем уверенной просто так, на основании одних догадок. Вот это, - он указал пальцами на окна четвертого этажа, - тебе конкретный и красочный пример... К сожалению, в жизни случаются и ещё более странные совпадения. Поэтому я совсем не уверен в том, что Марина не посмотрит на нас, как на конченных идиотов и не предложит сходить провериться в ближайший психодиспансер!..
Но она не стала смотреть на нас, как на идиотов. Она просто отступила назад, пропуская нас в квартиру, и сломала в пальцах сигарету. Длинную, коричневую сигарету с золотистыми буковками возле фильтра.
- Марина, - спросила я, не зная с чего начать и, как всегда, начиная с самого неподходящего, - Андрей жив, да?
- Нет, - ответила она слишком твердо и слишком резко. - Нет. Он умер.
И я поняла, что мы правы.
- Проходите, - Марина пожала плечами. - Не знаю, что за странные фантазии вас посещают, но, вообще, это уже начинает меня раздражать...
- Тебе не нужно ничего опасаться, - Леха попытался обнять её за плечи. - Да, мы знаем, но мы никому ничего не скажем. Он, наверное, имел на это право. Он из-за тебя, да? Из-за тебя и из-за Иришки?
И тогда она разрыдалась и закричала:
- Нет, нет, нет! Он умер! Не смейте в это лезть! Вы все равно ничего не докажете! Никто ничего не докажет!
Марина беспрерывно плакала минут десять, усевшись прямо на голый пол, опустив лицо в колени и обхватив голову руками. Митрошкин неловко суетился вокруг, метался с ненужным никому стаканом воды и ещё более ненужными словами утешения. А я почему-то стояла, как истукан, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и только смотрела на бронзовые Маринины пряди, подпрыгивающие на вздрагивающих плечах, и на её пальцы, судорожно и нелепо вцепляющиеся в затылок. Счастье, что Иришка была в школе!
Она прекратила рыдать совершенно неожиданно. Резко распрямилась, встала и молча пошла на кухню, сжимая в руках стакан, принесенный Лехой. В раковину плеснулась вода. Хлопнула форточка.
- Идите сюда, - спокойно позвала Марина. - Идите сюда, раз уж пришли... Родственнички.
Когда мы зашли на кухню, она сидела на подоконнике и курила, стряхивая пепел в ладонь. Курила как-то странно, жадно, щурясь от дыма и каждый раз бросаясь на сигарету, как голодный младенец на соску. Так обычно курят в кино партизаны или уголовники. Дым тянулся в окно, сизым туманом клубился перед её лицом.
- Значит так, - она в очередной раз щелкнула указательным пальцем по тонкому коричневому столбику, - даже если вы что-то и знаете, вы, на самом деле, никому ничего не скажете. Я вам этого сделать просто не позволю... И доказательств никаких нет. Для всех он мертв. Для всех!.. Я, кстати, сразу поняла, что надо ждать беды, когда Ксения мне сказала, что ты приходила, теперь уже Марина смотрела только на меня.
- Сказала все-таки?
- Ну, а ты как думаешь? Еще спросила, где такую необразованную невесту для моего брата нашли? Странная, говорит, ты, вроде как ненормальная немножко... Н-да... Странная... И чего вы теперь хотите?
- Ничего, Марин! - Леха неуверенно подался вперед, но остановился. Просто ты будь спокойна насчет того, что мы никому ничего не скажем... И еще... Та женщина из профилактория, и девушка, которую возле хлебозавода задушили - они тоже имели отношение к смерти Найденова?
Она побледнела. Совсем чуть-чуть, но все-таки побледнела. Если бы не красно-розовая, сморщенная кожа на месте ожога, эта внезапная бледность и вовсе не была бы заметна. Мне вдруг захотелось убежать, пока Марина не успела сказать ни слова, и ничего-ничего больше об этом деле не знать.
Но она сказала, прикрыв глаза и взмахнув длинными темными ресницами. Вернее, спросила:
- Что ж вы так, красные следопыты? Все разведали, а это - нет! Я думала, вы мне скажете, при чем тут девушка и женщина из профилактория? Потому что Большаков, Найденова и Протопопов - это Андрей, и он имел на это право. Но ни Силантьеву, ни Баранову он не убивал. Они к этому делу не имеют никакого отношения. До того, как они умерли, я о них ничего не слышала.
- Но Ван Гог.., - неуверенно начала я.
- Да, Ван Гог, - жестко оборвала Марина. - У бабы Тани удивительно хорошо с памятью. Правда, "Подсолнухи" висели в са-амом дальнем углу, а видела она, скорее всего "Цветы в синей вазе" и "Спальню в доме Винсента". Ну, уж так получилось... Да, это Ван Гог. И кто-то очень ловко пристроился вслед за Андреем, тоже поняв, что это - Ван Гог и уловив систему.
- О, Господи! - сорвалось с моих губ.
- Значит, он все-таки подавал тебе знаки? - пробормотал Леха. - А я ещё чувствовал: что-то во всем этом не то. Зачем оставлять такие явные и такие странные следы?.. Оказывается, он давал тебе понять, что жив, и что убийцы получают то, что заслужили?
- Да, - она глубоко затянулась и, продолжая держать ладонь с пеплом "лодочкой", села на табуретку. - Только я тоже поняла не сразу. Когда узнала, что Большакова зарезали, подумала: "Есть же справедливость на свете!" На картошку даже внимания как-то не обратила... Потом Тамара. Бинт. Трубка... Я почему-то как чувствовала, что следующими будут "Подсолнухи". Знала, и все тут!
Я тоже села на свободный табурет и осторожно спросила:
- А почему все-таки Ван Гог? Потому что Андрей его очень любил?
- Любил. И я любила. На лекции по искусству ходила. У нас в институте их профессор Санталов отлично читал... Но, честно говоря, это уже все потом... Мы ведь с Андреем в Пушкинском музее познакомились. Странно, да? Учились в одном ВУЗе, а познакомились в музее. Он, правда, потом говорил, что давно меня заметил, ещё в коридорах институтских внимание обращал. Но так, чтобы первый раз друг с другом заговорить - это в музее. На первом этаже. Я ходила с умным видом, каких-то испанцев или итальянцев семнадцатого века разглядывала, а Андрей подошел сзади и спрашивает: "Девушка, неужели вам это нравится? Какой-то Франс Снейдер! "Мясная лавка", "Рыбная лавка"... Фу! Живодерня пополам с гастрономией! Пойдемте наверх, я вам кое-что получше покажу". И за руку меня взял. Сразу. У меня сердце так и замерло. Я каждый бугорок на его ладони чувствовала. Иду по лестнице, а сердце колотится... Пришли прямо к Ван Гогу. Андрей на "Пейзаж в Овере после дождя" показывает и спрашивает: "Вам плакать не хочется? Не от того, что плохо, а от того, что хорошо?".. Ой, как мне хотелось плакать! Не от Ван Гога, конечно... Ну, в общем, вот так все и получилось... А что там Ксения наболтала? Наверное, что я преступную халатность допустила и кого-то убила?
- Нет, - я помотала головой. - Она подумала, что Андрей вас приревновал, поэтому пошел в отделение проверять. А вы потом про любовницу Большакова узнавали, чтобы перед мужем оправдаться. Якобы, чтобы доказать ему, что Константин Иванович с Тамарой развлекался, а не с вами, когда больного одного в палате оставили и пропали все неизвестно куда.
- Дура Ксения, - она спокойно перевернула ладонь и высыпала пепел прямо на пол, чуть разведя колени, чтобы серая пыль не осела на джинсы. Никто никого не оставлял. Совсем не так все произошло. И уж, естественно, никто никого не ревновал... Какие у нас тогда прекрасные отношения были! Да, Господи, они все время были прекрасными. Все вре-мя! Мать, помню, бесилась... А в отделение он ко мне пошел, чтобы цветок отдать... Да-да! Орхидею купил в коробочке и спрятал. Приятное хотел сделать. Когда Найденова мужа своего привезла, я как раз с лекарствами назавтра разбираться закончила и хотела уже к Ксении спуститься...
Она уже хотела спуститься к в приемный покой, когда на столе затренькал телефон внутренней связи.
- Марин, попроси Константина Ивановича вниз спуститься, - со своей особенной, ленивой растяжечкой проговорила Ксения. - Больной приехал своим ходом. Жена привезла. Аритмия, стенокардия. Вроде, ничего страшного, но пусть уж лучше Большаков посмотрит, а то супруга сильно нервничает, - и добавила быстрым шепотом, явно прикрывая трубку ладонью. - Крутые какие-то, на иномарке на здоровой! Не дай Бог что - проблем потом не оберемся!
