Юлия Винер - Красный Адамант

Ладно, говорю себе, нечего. Плакать будешь в других обстоятельствах. Посиди немного, отдохни и выберешься.

Тут мой телефончик запищал. Алексей.

— Папа, папа, где ты, тебя нет дома!

— Факт, что нету.

— Где ты, папа?

— По пути в больницу. А ты где?

— Я тоже по пути. Иду пешком. А ты как?

— И я пешком.

— Ты с ума сошел! Тебе же нельзя!

— Я твоего позволения не спрашивал. В больницу звонил? У меня с собой номера нет.

— Папа, не ходи! Возвращайся обратно! Я минут через сорок там буду, все тебе сообщу! Не ходи!

— Ты в больницу звонил или нет?

— Звонил, сказали, они по-прежнему в реанимации, состояние стабильное.

— Хирургов вызвали? Оперировать будут?

— Я не спросил… сказали, состояние стабильное…

— Эх ты… а туда же, «папа, папа, не ходи»…

— Папа…

— Пока, там встретимся.

И я закрыл телефончик. На него только батарейку зря переводить.

По-прежнему в реанимации… Значит, еще не оперировали? Почему тянут? Скорей надо, скорей туда…

Встретимся мы там с Алексеем или нет, это еще большой вопрос.

Не надо было мне садиться. И сидел-то всего несколько минут, но нога затекла так, что держать не хочет. И рука, которая с папкой, набрякла и болит до самого плеча. Про шею и говорить нечего. Едва встал, а уж идти…

Куда ни ткнусь, везде либо канава, либо барьер, либо механизм. Как же я сюда забрался? Значит, должен быть проход, но где он?

И ведь не то чтобы я куда-то далеко ушел, в незнакомые дебри. Все та же улица, вон там где-то то место, где я с тротуара сошел, метров всего сто, не больше, но вот, как-то я незаметно сюда залез, а обратно — сплошные препятствия. И время уходит…

Слава Богу, по тротуару идут люди. Разглядеть их толком в хамсине не могу, но слышу голоса.

— Алё! — кричу.

Отвечают весело и с типичным русским произношением:

— Алё-алё!

— Помогите мне пожалуйста отсюда выбраться!

— Откуда? — Не видят меня, улица в этом месте широкая, в середине совсем темно.

— Здесь я, на мостовой.

Слышу, смеются и переговариваются между собой:

— Псих какой-то… Не, верно пьяный… Или удолбанный…

— Не пьяный я! И не у… У меня нога больная!

Хохочут, гады.

— Йом-Кипур сегодня, дядя! Какого же ты хера шляешься ночью с больной ногой?

— Да я…

— Ничего, как забрался, так и выберешься.

Плечо той руки, где палка, прямо отрывается. Попробовал взять в другую, шагнул, нарушил равновесие и чуть не упал. Лед в груди и в голове весь растаял, осталось одно головокружение.

Может, и лучше бы упасть. Не упасть, конечно, а осторожно так опуститься наземь, и все. Нога никак не отходит, подламывается, дрожит крупной дрожью. И четко дает мне понять, зря надрываешься. Ты знаешь, сколько еще идти? Ты и десятой части не прошел. И не дойдешь никогда. Туда на автобусе чуть не час ехать, а ты на палке своей с четырьмя лапками думал доскакать… Послушай лучше, чего хочет весь организм. Приляг. Прямо вот тут, вон между кучами ровное местечко, песочком присыпано, мягко. Никто сюда не придет, никто тебя не тронет…

А что, в самом деле.

Почему бы и не прилечь.

Я ведь больной. И слабый еще. Какой с меня спрос? Разве кто-нибудь требует, чтобы я шел в больницу? Кто-нибудь ожидает этого от меня? Да смешно даже подумать. И чего я туда поперся? Чего мне там нужно в этот судный вечер? Это ведь я инвалид, это за мной надо ухаживать, меня надо навещать в больнице… Хотя нет… Меня уже выписали, и я успешно выздоравливаю, в больнице мне делать совершенно нечего. Значит, и не надо никуда идти. Дома мне надо находиться, лежать в чистой постели и капать капельки под язык, а не крутиться ночью среди ям и труб…

И Татьяна будет сердиться, что я один ушел… нет, не сердиться, моя Танечка на меня никогда не сердится, а беспокоиться будет. Она вообще теперь боится, чтоб я по вечерам один выходил, да я и сам не стремлюсь… Предпочитаю дома сидеть, плести свои коврики и ее поджидать. Мне и дома хорошо, куда я пойду, да еще один, да ночью… Надо бы ей позвонить, чтоб не беспокоилась. Сейчас позвоню. Вот он, телефончик, в кармане под боком, почему он так давит на больное бедро? Шевелиться только неохота, а надо бы вытащить и позвонить…

Ну, не дурья ли голова?

Потому и давит, идиот, что ты на нем лежишь! Разлегся посреди улицы и мечтаешь, будто тебе и спешить некуда!

Надо вставать. Попробовал — жуткая боль в бедре. А уж спина… Эх, Ириску бы сюда, она бы меня с минимумом боли подняла! Но про Ириску можешь вообще забыть, а тут тем более. Хотя… вот позвонила же… Ну, чрезвычайное положение, вот и позвонила.

Не думать, не думать ни о чем, полностью сконцентрироваться на вставании. Повернулся на другой бок, снова попытался. Еще больнее, и никак.

Без паники. Рассмотрим создавшееся положение спокойно. Срочно нужно добраться до больницы, а ты упал и лежишь посреди раскопанной мостовой, и людей вокруг почти нет. Вполне можно пролежать до утра, ничего не случится, а утром кто-нибудь поможет. К тому времени, возможно, и в больницу незачем будет идти. И живи после этого.

Надо встать.

Не можешь? Не могу.

Больно? Трудно?

Очень больно и трудно.

И что? А сила воли человеку зачем дана? Затем и дана, чтобы преодолевать трудности и действовать через не могу. Напряги ее и вставай.

Опять слышу, где-то близко проходят люди. Но звать никого не буду, позориться только.

Вот рядом какая-то нетолстая труба торчит из земли, а из нее висят провода. Взялся за нее обеими руками, избегая проводов. Стал подтягиваться, постепенно подтянулся до сидячего положения. Переждал основную боль, подтянулся еще немного и встал на здоровое колено. Больная нога орет: больно, больно! — и отказывается сгибаться. Напряг усилие воли и согнул. Одновременно слежу, чтобы самому не кричать. Вместо этого произвожу гудение в груди, как тогда в приемном покое. Немного помогает.

Стою на коленях, держусь за трубу. Теперь вопрос, какую ногу выдвинуть вперед и встать. Если попробовать на больную, она меня не подымет. А если на здоровую, то, пока начну подыматься, вся тяжесть на колено больной, может не выдержать.

Сел на пятки, подтянулся немного на трубе и перешел в позицию на корточках. А как же палка? Руки заняты, палка останется на земле, мне потом не поднять?

А на то у нее четыре лапки. Отпустил одну руку, поднял ее и поставил стоймя — стоит как миленькая.

Набрал в грудь воздуху, запер дыхание и пустил в ход силу воли. Перебрал руками по трубе и подтянулся сколько мог. Приготовиться к боли, раз, два!

М-ма-ам-м!

И встал.

Постоял, переждал, пока боль слегка уляжется, взял палку и сделал шаг. И еще один.

Ну, больно, подумаешь, новость.

И еще шаг, и еще, а дальше уже полегче. И почти сразу нашел тропинку, по которой сюда забрел, и постепенно вышел на тротуар. На тротуаре плохо, но с мостовой не сравнить. И света больше.

Видишь, Михаил, человек всегда может больше, чем думает.

Иду, тороплюсь, дыхания тоже начинает не хватать. Сколько времени зря потерял!

А в больнице кто их знает, вызвали они кого надо или вообще не шевелятся. Судный день, Судный день.

Что же это Алексей не звонит? Неужели еще не дошел? Молодой, здоровый, и так медленно. А я вообще хорошо, если к утру дойду… На Алексея вообще надежда плоха. Самому надо, самому. Уж я бы добился, чтобы вызвали доктора Сегева.

А может, он и дежурит? Сразу бы легче на душе…

И почему я, идиот, не записал в мобильник номера больницы! Поискал — нет, нету.

Но зато Сегев есть!

— Доктор, вас беспокоит Чериковер Михаэль.

— Кто-кто?

Нет, не на дежурстве он. Голос хриплый, сердитый. Наверно, и он пораньше спать залег, врачи ведь всегда недоспанные ходят…

— Михаэль! Спондилайтис! Шейка бедра!

— А, герой… как дела…

— Я вас разбудил, простите…

— Не совестно тебе в такой вечер звонить? Не мог сутки подождать?

— Не мог, доктор! Вас, значит, в больницу не вызывали?

— И не вызовут, слава Богу. Сегодня не я на подхвате. Да ты чего так сипишь?

— Нет, это я просто дышу так.

— Плохо дышишь. Простудился, что ли?

— Не простудился, а иду в больницу.

— Как это — идешь?

— Вот так, ногами.

— Сдурел, спондилайтис? Всю мою работу хочешь испортить? Чего тебе там понадобилось в такое время? Что с тобой стряслось?

— Не со мной.

Кое-как объяснил ему.

— Так вы приедете, доктор? Там же сегодня никого нет!

Слышу, зевает. Длинный-длинный зевок, из самого нутра.

— Там есть врачи… — бормочет. — И мы не знаем характера травм… может, не по моей части…

— Доктор! — кричу. — Умоляю! Это их кто попало будет резать! Студенты какие-нибудь! А вы все умеете, я знаю!

— Ладно, — опять зевает. — Сейчас позвоню в реанимацию.