Александр Хабаров - Случай из жизни государства (Эксперт)
Именно эта предпоследняя "застава" у иерея вышла боком: приход подвернулся хороший, но весьма беспокойный.
Начиналось, правда, как у всех: приезжали научные сотрудники из закрытого московского КБ, помогали восстанавливать храм. Лица такие хорошие, открытые. Русские лица... И руководил ими симпатичный мужик коренастый, лысоватый, немногословный. Кто на литургии отсутствовал, того мужик записывал в красную книжечку. Но некоторые его не боялись, вместо храма посещали пивной бар "Пильзенец"...
Потом вдруг сотрудники, выдохнув вчистую энтузиазм, исчезли; контингент, то есть приход, стал прежним: богомольные старушки, местные мужики с раздумьями, да бандиты из райцентра П., давно уже перешагнувшего в криминальной славе за пределы России - поговаривали, что им Бельгия платит за "боюсь".
С них, бандитов, все и началось...
Как-то батюшка Василий, отпев очередного упокойника, вышел на паперть - порадоваться майскому солнышку. И увидел, как к ограде храма подъезжает большое черное авто, знаменитый "мерседес-600". Когда красавец остановился, то на нем сразу сошлись все солнечные лучи, поглощаемые глянцевым мраком. А из бездны вышли трое: блистающие одеждами и здоровьем недобры молодцы. Двое - почти близнецы, с детскими лицами, а третий - постарше, почему-то в старой кепке-восьмиклинке и в костюме от Версачи вместо обычной в таких случаях кожаной куртки.
Этот "старший" поздоровался издали с поклоном, а затем поднял глаза вверх и сказал удивленно:
"Батя, а кумпол где?"
"Нету", - ответил батя с грустным юморком в голосе, - не заработали..."
"Как - не заработали?" - ещё энергичней удивился "старший". - "Мы ж ещё в марте пахану десять штук "зеленых" на кумпол отстегнули!"
"Какому пахану?" - в свою очередь удивился отец Василий.
"А тому, что в вашем ларьке сидит...".
В ходе скоротечной разборки выяснилось, что приходскому старосте Леониду Петровичу были отпущены средства на "кумпол". Он же средства сии утаил и использовал для поездки в Арабские эмираты за "видаками" и золотыми цепочками.
"Щас я эти рамсы разведу", - процедил "старший" и хотел было направиться в храм, где в это время староста руководил церковной лавкой, но батюшка преградил ему дорогу.
"Здесь нельзя," - добавил он веско и показал на крест.
"Старший" от креста отступил, но, в свою очередь, показал батюшке висящий под пиджаком, в красивой кобуре, "макар":
"Ничего, в другом месте можно..."
Видно было, как вырываются из юных утроб его спутников похабные матерные булыжники, как они сдерживают камнепад неимоверными усилиями воли. "Все, поехали, - сжалился над молодняком "старший". Они исчезли в темноте салона. Дверцы мягко закрылись. И сразу грянул гром внутри. Батюшка перекрестился.
Когда авто растворилось в пыльном пространстве, иерей поспешил в храм, где попытался объяснить плутоватому старосте его ошибку. Леонид Петрович вдруг заупрямился, стал решительно отказываться от всего: мол, никто ничего не давал, ничего, мол, не брал. В эмираты ездил, но с познавательной целью. Батюшка на это отвечал, что с познавательной и христианской целью надо было бы в Палестину, к святым местам стопы направить. Но Леонид Петрович поджал губы и замолчал.
Вскоре сребролюбивый староста исчез на целую неделю. А появился измочаленный, с черными тенями под глазами, будто некий пустынножитель, борец с плотским... Шея у старосты была в гипсе.
Вслед за этим батюшку Василия вызвали в епископат, где показали бумагу. В бумаге красивым почерком были расписаны фантастические связи настоятеля с организованной преступностью. Батюшка оправдался тем, что окормляет всех; что и Христос, Господь наш, не оставил разбойника без своего участия и ввел его в Царствие Небесное.
Оправдание приняли, но предложили, не искушая врага, немного пострадать: поехать в дикое место и взять на себя трудное бремя просвещения таежных охотников, бывших колхозников, буровиков и столь любимых иереем преступников - заключенных пятнадцати лесных зон общего, строгого и особого режимов.
Так отец Василий очутился в Злоямово, да не в самом, а в семи километрах от него, в обезлюдевшем сельце Кишкино. Храм свв. Флора и Лавра, 17 прихожан, из них 9 старушек, 3 старичка, остальные - мужички-боровички, разными путями забредшие в одинокий населенный пункт. Вот и вся "застава"...
Впрочем, окормление вдруг оказалось намного обширней самого прихода. В один прекрасный день к отцу Василию явился человек в форме - прапорщик внутренних войск Окоемов - и предложил отбыть на автомашине с фургоном в расположение ИТК строгого режима.
"По просьбе граждан осужденных... ну, и нас, кто, значит, с другой стороны..."
"Да это настоящий "воронок"!
"Автозак", - вежливо поправил батюшку Окоемов.
И началась служба.
Вскоре батюшка "обслуживал" уже все пятнадцать зон, в том числе и два "особняка", где содержались "самые-самые", в полосатых робах. К "полосатикам" особого режима батюшка и ездил с особым удовольствием: люди были степенные, спокойные, матом не ругались даже в исключительные минуты. Разве что однажды, когда отец Василий рассказывал о предательстве Иуды, выматерился вполголоса высокий голубоглазый зек с вытатуированными на веках словами "Вор спит. Не буди."
Храм (св. Моисея Мурина) был лишь в одной зоне строгого режима. Проектировал его мошенник с архитектурным дипломом, а строили - карманники, домушники, хулиганы, убийцы и грабители.
Вышел дом Господень на славу: как говорится, живого места не было, чтоб без украшения. А перед папертью оборудовали "граждане осужденные" фонтан с пляшущими вокруг мраморными детками и лебедем. Отец Василий вначале едва смех сдержал, а потом призадумался и умилился... Он уже видел, с каким старанием раскрашивают зеки, например, новогодние открытки. Есть специалисты-каллиграфы с запасом "золотых" чернил; эти умельцы выписывают нехитрые фразы типа "желаю успехов" на любой вкус: от готики до славянской вязи, позавидовал бы монах-летописец... А шкатулочки какие режут, какие записные книжечки мастерят для обмена на чай! хоть сейчас на выставку.
В каждой зоне батюшка начинал свое служение со знакомства. Зеков собирали в клубе, отец Василий выходил на сцену и спрашивал: "А нужен ли вам недостойный иерей, детки?" (Он всех называл детками - и стариков, и молодых, хотя и сам был ещё совсем молодой, сорокалетний). Реагировали по-разному: бывало, хором одобряли батюшку, а иногда авторитетный некто отвечал за всех, как в седьмой строгой - поднялся с первого ряда здоровенный медведеподобный мужик, синий от татуировок, и, старательно проглатывая жаргон, сказал:
"Я, батюшка, в Бутырке ещё привык, там к нам каждое воскресенье в хату-камеру отец Глеб захаживал. Так что, будьте любезны, значит..."
Этот же мужик, по прозвищу Кувалда, авторитетный и т. н. "воровской", после службы поинтересовался у отца Василия - какой, мол, у него крест? золотой или серебряный? Простой, отвечал батюшка... Это непорядок, посетовал Кувалда и сообщил, что у него на воле есть этого серебра "вот тако-ой оковалок", из него и надо батюшке сделать козырный крест, а ювелира он, Кувалда, найдет, за базар отвечает, порожняк не гонит... Отец Василий от "оковалка" вежливо отказался, пошутив, что его, может, за безупречную службу впоследствии наградят золотым крестом с каменьями... На что Кувалда резонно заметил, что каменьями светить перед нашим (ихним) братом тоже ни к чему, стремное дело...
В храме преп. Моисея Мурина, эфиопа и разбойника, принявшего покаяние, подвизавшегося в пустынном Египетском монастыре и убитого разбойниками же, батюшка Василий отпел за год служения более сотни своих "деток". Они умирали от туберкулеза, от болезней сердца, от ножей и иных острых предметов, от тоски... Крестин поменьше: большинство прихожан были крещены в младенчестве. И венчал иерей с дюжину пар: кто заочно обрел свою сокровенную любовь, а кто тянул с воли под тюремный венец давнюю суженую.
МОСКВА: ОГЮСТ ФЕРЬЕ
Далеко от Зимлага, от Злоямово и Безрыбья, в Москве, в высотном доме у Красных ворот бодрствовал в предутренние часы Огюст Ферье, легкий французский гражданин. Но нелегкая занесла его в российские пространства: жажда денег и счастливая любовь. И то и другое однообразно воздействовали на огненную натуру романца, вызывая в душе волнительные вибрации.
Россия почти понравилась Ферье: что-то среднее между Китаем и Бразилией, мрачно-веселые люди, вонючие клошары в метро, всеобщая бандитская мода (трудно отличить простых людей от криминальных), смесь роскоши и разрухи, цивилизации и марсианства. Всюду храмы, в которые страшно заходить: торжественно, как в Лувре, стены увешаны шедеврами, но глазеть нельзя, разговаривать нельзя, курить нельзя, стой и умирай от жажды, от всего...
Впрочем, в храмы француз не часто заглядывал. Зато каждый вечер ужинал в Бизнес-Центре, роскошном (во Франции такого нет) тусовочном обиталище иностранцев, гангстеров, бизнесменов, артистов и писателей. Здесь можно было встретить великую Эллу Буслаеву в обществе знаменитого педераста или королеву детектива Арину Вайнер под руку с балашихинским "беспредельщиком", может быть, ещё неделю назад втыкавшим пыточный электропаяльник в задницу вон того офраченного бизнесмена, что так мило беседует с колумбийским послом. Менее частыми гостями были враз обнищавшие корифеи советской литературы; редкие исключения лишь подтверждали общее правило. Появлялись Аркадий Вселенский и Евгений Тищенко, экс-барды коммунизма. На их лицах лежала печать несостоявшейся преждевременной смерти - именно этого не хватало в натуре. Евгения Тищенко убивали несколько раз - во франкистской Испании в 1965 году фашисты били его ногами; в США ударил головой пьяный расист; совсем недавно на Кубе выбил четыре фарфоровых зуба здоровенный мулат, поклонник Че Гевары. Вот тебе и братский Остров Свободы!
