Загадка Красной Вдовы - Джон Диксон Карр
– Эй, парни! – сердито взревел Г. М. – Разве я не просил вас помолчать? Есть догадки – держите их при себе.
Терлейн пожал плечами, никаких догадок у него не было. Рядом с домом Мантлинга на Керзон-стрит, когда они подъехали, уже стояла еще одна синяя машина, из которой только что вышли двое. Пока Г. М. звонил в дверь, Мастерс успел коротко переговорить с ними. Потом Г. М. отвел в сторонку одного из одетых в штатское полицейских и отдал какие-то распоряжения, похоже немало удивившие последнего. Тем временем Шортер открыл дверь. Навстречу им вышла радостная Джудит.
– Слышали? Алана отпускают! Нам звонил комиссар. – Она почти задыхалась от волнения. – Он будет здесь с минуты на минуту. Я держу для него обед на плите. Он свободен, слышите? Они сказали, из-за недостаточности улик…
– Ну-ну! – успокоил ее Г. М. – Можете не продолжать. Я так и думал, что его отпустят. Вообще-то, знаете, это я посоветовал Боко освободить вашего брата. Вы уже рассказали остальным?
– Конечно. А не надо было?
– Все в порядке. И как они к этому отнеслись?
Джудит сделала большие глаза.
– Как отнеслись? Обрадовались, конечно! То есть все, за исключением Изабель.
– Вот как… И где же сейчас Изабель?
– Наверху, в своей гостиной, с доктором Пелэмом и Юджином. Как вы и велели… Остальные еще обедают. Вы присоединитесь?
Пытаясь снять пальто, Терлейн заметил, что руки у него дрожат. Он снова ощутил гнетущую атмосферу дома, но в этот раз стрелки часов неумолимо приближали развязку. В горле пересохло, но он все же улыбнулся, глядя в ясные и сухие глаза Джудит, и поспешил в столовую, куда уже направились Г. М., сэр Джордж и Мастерс.
В столовой все было так, словно повторялась сцена вчерашнего вечера. Если не считать пустых стульев. На столе, как и накануне, горели свечи; в камине догорал огонь; Карстерс и Равель сидели друг против друга, разделенные не только столом, но и враждой. Белые двойные двери во Вдовью комнату были закрыты. Увидев пополнение, Равель от неожиданности выронил вилку, и она со звоном упала на тарелку.
– Добрый вечер, – с деланой беззаботностью сказал Г. М. – Уже закончили? Тогда пусть кто-нибудь сходит во Вдовью комнату и зажжет газ. Я намерен показать, как умер бедняга Бендер.
За его словами последовало молчание. Джудит, побледнев, отступила от него и попятилась, пока не наткнулась на стол.
– Это же не…
– Нет, это не шутка. Так что идите и зажгите газ. Мастерс, найдите что-нибудь, на что можно встать. У вас все в портфеле? Хорошо. Идемте, все.
Терлейн чувствовал, как им все сильнее овладевает беспокойство. Он видел, что и Мастерсу не хочется идти в темноте в эту комнату, хотя инспектор бодрился и даже попытался изобразить ухмылку, распахивая двойные двери. Они подождали, прислушиваясь к доносящимся из мрака звукам. Потом из комнаты пролился тусклый свет, Мастерс спрыгнул со стола и появился на пороге, утирая лоб.
– Сцена в вашем распоряжении, сэр, – грубовато сказал он. – Что дальше?
– Не нравится мне это, – твердо заявил вдруг Равель и бросил на пол скомканную салфетку. – Очень уж смахивает на западню. Только вот для кого ее приготовили, я не знаю.
– Да, для кого-то приготовили, – согласился Карстерс и невесело усмехнулся. – Только не для Алана. Вы же слышали, что сказал комиссар. Ну, вперед.
Все вошли в комнату, но теперь Джудит уже не позволила Терлейну взять ее за локоть. В комнате все привели в порядок, кроме практически истлевшего ковра. Оставшаяся без белья и матраса кровать напоминала разукомплектованную лодку. Поломанную мебель вынесли, стол и оставшиеся стулья поставили на место.
– Здесь четыре стула, – сонно заметил Г. М. – Принесите еще из другой комнаты. Я хочу, чтобы все сидели. Чтобы всем было комфортно. Подождите! Стул «Monsieur de Paris» сломан, поставьте на его место другой. В конце стола… выровняйте по одной линии с окном… да, вот так! Мистер Равель, вы не против занять его? Теперь вы на том самом месте, где сидел в ту ночь мистер Бендер.
Равель дернулся, поцарапанное лицо побледнело.
– Все в порядке, сэр, – успокоил его Мастерс. – Сэр Генри говорит, что опасаться нечего.
Положив на плечо француза свою большую руку, он аккуратно, словно проталкивал чертика обратно в табакерку, придавил его, заставив сесть. Потом инспектор открыл портфель и, пока Карстерс ходил за стульями, разложил на столе знакомые всем предметы. Выставленная на полированном атласном дереве коллекция оказалась довольно причудливой: шприц для подкожных инъекций, нож с высохшими и потемневшими пятнами на лезвии, пузырек с пробкой, фляжка, смятая пиковая девятка, свернутый в трубочку пергамент и даже черная нить. Странные улики в странном деле, которое близилось к завершению.
Развалившись в кресле, Г. М. раскурил трубку и ткнул ею в представленные экспонаты:
– Посмотрите на них. Отбросы и мусор двух самых отвратительных дел, которые я когда-либо расследовал. Но они кое о чем могут рассказать, леди и джентльмены. И я намерен поделиться этим с вами.
– Разве вам не нужны здесь остальные? – пролепетала Джудит, сидевшая на некотором удалении от стола.
– Нет, – отрезал Г. М. – Не сейчас. Через несколько минут – может быть, чуть больше или меньше – вы все поднимитесь наверх, и кому-то нужно будет поговорить с Изабель. Разговор, если он состоится, будет интересный. Но это потом, а пока…
Озарение пришло ко мне сегодня. Внезапно. И к сожалению, логика была ни при чем. Хотя могло бы быть иначе, сумей я правильно собрать факты. Но каждый раз, когда я садился и думал, эти самые факты сбивали меня с толку. Один пунктик – всего лишь маленький пунктик – путал все с самого начала. Хотя сам этот трюк с убийством Бендера чрезвычайно прост…
И даже когда Мастерс ворвался сегодня в мой кабинет и рассказал про мозоли и аппендицит, я все равно не узрел истины. Притом что у Мастерса уже был ответ на загадку, хотя он об этом еще не догадывался. Бендер страдал от обычных мозолей – и никому не жаловался. Бендер подозревал у себя воспаление аппендикса – но стискивал зубы, чертов дуралей, и продолжал вести прием.
И все же я мог догадаться прошлой ночью. Этот его дерганый вид, как будто ему что-то вкололи. Это выражение лица… не то чтобы беспокойное, скорее страдальческое. Он постоянно трогал языком щеку. И потом, когда я увидел его за обедом… как он ест…
– Но он и не ел-то ничего! – воскликнула Джудит. – То есть ничего, кроме супа.
– Кроме супа. Конечно,
