Взаперти - Лора Кейли
Он закричал, и так сильно, что я на секунду оглох. Он вопил не от меня, сил во мне почти не осталось, он кричал из-за яркого света, проникавшего в тамбур через открытую дверь. Он слепил всё вокруг, и я не мог ничего рассмотреть. Этот ублюдок вопил диким воем, кровь сочилась из его глазниц, покрывая посиневшие веки, стекая по грязному лицу. Хватка его ослабла. Я оттолкнул его в сторону. Он попятился и прижался к стене, ближе к другим дверям.
Его ослеплял жгучий свет. Нет, он его пожирал, оставляя лишь чёрное нечто. Через мгновенье открылась другая дверь, явив бесконечную чернь. Свет и темень слились воедино, закрутившись воронкой смерча, и пошли на него. Я зажмурил глаза. Я слышал лишь крик террориста. Через пару минут всё исчезло: и смерч, и этот ублюдок. Его забрала темнота. В тамбуре ничего не осталось, кроме чёрного смердящего пепла. Двери с грохотом затворились, обе, в единый миг.
Я поплёлся обратно, еле держась на ногах. Мне пришлось всё списать на бред. И террориста, и вихрь, и пятно чёрного праха, оставшееся после ублюдка.
Этого не существует. Я просто схожу с ума.
Мне вспомнилось, что один из вагонов был особым. В нём потерял разум Юсуф и чуть не спятил Полянский. В нём, наверное, что-то распылили, какое-то вещество. Трэвис был прав, всего этого не существует. Разве может существовать то, что нельзя объяснить? Как хорошо, что он спрыгнул, и миссис Салливан, и Лембек. Мысли путались, терялись, спотыкаясь, как и я, обо всё. Память подменяла моменты, одни на другие, и я уже не был уверен ни в чём.
Мне нужно было вернуться к своим, к доктору и старому Хорхе, к нашей несчастной Хосефе. Сумасшествие не так уж ужасно, если ты в нём не одинок.
– Вы даже не представляете, что сейчас случилось! – крикнул я, только войдя в вагон.
– Это вы не представляете, Берроу, – сказал Полянский.
Они сидели всё в том же купе и не сводили взгляда с карманного радио Хорхе.
– А я говорил, говорил, – улыбался старик, – только вы мне не верили!
– Мы поймали только конец новостей, – смотрел на меня Полянский, – сейчас ждём начала.
Я присел рядом.
Хосефа прижалась к стенке. В её взгляде опять поселился страх.
– Что с вами?
– Мы не здесь, – посмотрела она на меня, – мы вон там, – указала она на приёмник.
Из динамика донёсся репортёрский голос:
– Последние новости к этому часу. Около четырёх часов назад здание вокзала захватили террористы. Переговоры не увенчались успехом. Снаружи были слышны выстрелы и крики людей. Мы не знаем, кого они успели убить и сколько осталось в живых.
Сигнал опять пропал, но через пару секунд появился:
– Прошло уже шесть часов с момента захвата здания вокзала террористами. На место прибыл мэр города.
– Скажите, возможен ли штурм, и сколько ещё нам ждать?
– Следует быть осторожными, – сказал мужской голос, – там прежде всего невинные люди.
– Но террористы их убивают…
– Дело в том, что при штурме может погибнуть ещё больше людей. По нашим сведениям, у этих подонков немало взрывчатки.
Радио опять затрещало, мы переглянулись все.
– Что, чёрт возьми, происходит? – смотрел на приёмник Полянский.
– Всё уже хорошо, всё хорошо, – улыбался старик.
Хосефа улыбалась тоже, смотря на яркий свет из окна.
Радио снова включилось:
– Буквально несколько минут назад спецслужбами города было принято решение пустить усыпляющий газ. Скажите, может ли это помочь при штурме и почему газ не пустили раньше?
– Концентрация газа должна быть высокой, чтобы нападавшие не успели его заметить. А большая концентрация такого газа может привести и к летальным исходам, но мы надеемся…
– Вы слышите, начался штурм!
На фоне голоса журналиста послышалась отдалённая стрельба.
Я вскрикнул от боли.
Сигнал снова пропал.
– Простите, я вас так и не осмотрел, – склонился надо мной Полянский. – Поднимите рубашку, Берроу.
– Я уже поднимал.
– Повернитесь спиной.
Я повернулся.
Полянский молчал, как и Хорхе.
– Что там?
– Вам стреляли в спину. У вас пулевое, – сказал виновато Полянский, – и как же я раньше вас не осмотрел… Должно быть, кто-то из тех подонков всё-таки в вас попал.
Дверь тамбура отворилась, занося с собой голоса и шаги. Я никогда не слышал тех голосов. Люди приближались к нашим дверям и встали толпою. Это были они.
Все, кто ещё минуты назад были мертвы в тех самых вагонах, все оказались живы. Они смотрели на нас, смотрели на свет, бьющий из окон, и тоже ничего не понимали. Их раны затянулись и будто исчезли. Да, ни на одном из них не было ран. Я потрогал свою поясницу.
– Посмотрите-ка меня ещё раз.
Полянский поднял мою рубашку и обомлел.
– Ну, что там? Ну, говорите.
Он молчал.
– Там ничего, – сказал, смеясь, Хорхе, – всё затянулось!
– Но это же невозможно! – Полянский смотрел на меня, на Хосефу, что сияла здоровым румянцем, на покойников без признаков смерти, и не мог ничего сказать.
Радио опять затрещало:
– Мы находимся в центральной больнице города Отаго, – передавал репортёр. – И к нам только что вышел главный врач. Скажите, почему многие пациенты были без сознания и пришли ли они в себя?
– Мы полагаем, – отвечал размеренно доктор, – что концентрация усыпляющего газа была увеличена в несколько раз, что привело к затяжной асфиксии и потере сознания.
– Руководитель группы захвата сказал нам, что у них не было другого выхода, – протараторил опять репортёр.
– Я лишь констатирую факт. Люди с множественными ранениями получили ещё и огромную дозу усыпляющего газа. Такое расслабленное состояние могло лишь усилить кровотечение. Более того, пациенты с проблемами сердца могли умереть от инфаркта, а кто-то мог просто забыть, как дышать.
– Забыть, как дышать?
– Иногда этот газ оказывает пагубное влияние на мозг.
– Но многих всё же удалось спасти?
– Безусловно. Кого-то мы просто с того света вытаскивали. Можно сказать, они уже были на пути на тот свет.
– Есть ли среди погибших дети?
– К счастью, нет, всех детей удалось спасти.
Получается, думал я, все, кто вышли или исчезли из поезда, на самом деле спаслись? И Дебора, и легко раненные пассажиры, и этот мальчишка с французским акцентом, и исчезнувший мистер Бенсон, и Нил, и женщина с лёгким ранением, и её муж, спрыгнувший следом.
